Смеркалось. Чья-то песня донеслась из маленького селения, низенькие домики которого выглядывали из-за деревьев. Вокруг никого не было. Артем попросил меня привстать, достал из-под сиденья сверток и, развернув его, протянул мне бутерброд с сыром.
— Где мы сейчас?
— Боюсь, что на этот раз перелет…
Артем с аппетитом откусил громадный кусок бутерброда и вдруг, толкнув меня в бок, указал рукой в сторону селения. Оттуда во весь мах скакал по росистой траве всадник. Он быстро приближался, и звон его доспехов заглушил и собачий лай, и песню, и неумолчный звон кузнечиков. Всадник подскакал к нам и в удивлении остановился, подняв правой рукой тяжелое копье. Я вобрал голову в плечи, ожидая, что сейчас на нас обрушится удар, но Артем, не поднимаясь с сиденья, поднял руку с газетным свертком и громко приветствовал всадника по-эолийски.
— Радуйся! — сказал Артем. — Радуйся!
— Радуйся и ты, юный воин, и ты, почтенный человек, — ответил всадник и спрыгнул с коня.
— Мы ищем Гомера, — сказал Артем. — Вы не видели его?
— Гомера?.. — переспросил воин. — Гомера… Но я не знаю такого базилея… Или, может быть, это простой свинопас, убежавший из вашего дома?
— Нет, он слагает песни…
— Слагает песни? Так это нищий певец! Он был у нас вчера и долго пел на площади, но, да падет на мою голову проклятие богов, если кто-нибудь из нас подал ему хотя бы старую кость… В других местах ему лучше, там еще есть глупые псы, что забыли, чего нам стоила Троя… Этот нищий ушел по дороге к морю…
Артем повернул какой-то рычажок, и наша “тележка” мягко покатилась по траве, а конь, вздрогнув, бросился в сторону и поскакал к селению, и долго нам слышался голос всадника, звавшего коня.
Утром мы увидели море. Воздух был прозрачен, дрожащими зубцами скал проступали очертания далекого острова. Артем вышел из “тележки”, помог выбраться мне. Солнце поднималось в безоблачном голубом небе, предвещая жаркий день.
— Там кто-то сидит, — сказал Артем, кивнув в сторону каменистого обрыва.
Действительно, метрах в ста от нас, на обломке скалы сидел человек. Отсюда он сливался с серыми скалами, но когда мы подошли ближе, то я увидел неподвижно сидящего старца. Не отрываясь, смотрел он вдаль, туда, где узкой полоской тянулся остров.
Мы подошли ближе.
— Это Гомер, — сказал Артем. — Это Гомер! Это так же верно, как то, что далекий остров — Итака…
Старик не обернулся на шум наших шагов, он, казалось, спал, но когда Артем обратился к нему, тотчас же ответил на приветствие. Да, легенда говорила правду: Гомер был слеп.
— Он не видит… — сказал Артем. — Он слепой.
Я всмотрелся в лицо старца, ожидая увидеть незрячие глаза поэта, знакомые нам всем по бюсту античной работы, но вдруг понял большее: он не просто был слеп… Морщинистые веки запали в глазницы… Гомер был ослеплен.
— Гомер, — сказал я, — с вами говорят люди из будущего. Вы понимаете? Тридцать три столетия разделяют нас.
— Вы боги? — звучно и просто спросил старик.
— Нет, что вы!.. Мы смертные, но прибыли сюда из далекого будущего. Вас, Гомер, помнят и чтят, как великого поэта… Ваши песни записаны. И “Илиада” и “Одиссея”…
— Записаны?.. Не понимаю…
— Ну, такими значками, на тонких белых листах.
— Так поступают финикияне, — задумчиво сказал Гомер. — Я слышал об этом.
— Но должен вас огорчить… Некоторые сомневаются, что вы действительно жили на свете, Гомер…
— Боги не знают сомнений. Вы — смертные, — усмехнулся Гомер и быстрым движением ощупал скалу, на которой сидел, и я увидел, что рука его была сильной и ловкой. Потом он наклонился и, подняв с земли камень, сильно сжал его в руке.
— Нас, видите ли, очень интересуют некоторые противоречия в ваших поэмах…
— Не смеетесь ли вы надо мной, чужестранцы? — громко спросил Гомер, и сквозь прорехи в его сером плаще было видно, как напряглись его все еще могучие мышцы.
— Осторожно! — воскликнул Артем и схватил старика за поднятую для удара руку.
Какое-то мгновение Гомер сопротивлялся, но вот его рука разжалась, и камень покатился с обрыва.
И море, всплеснув, приняло его далеко внизу.
— Сейчас каждый может обидеть слепого… — грустно сказал Гомер. — Зачем я вам? Идите своей дорогой.
— Мы вовсе не хотели вас обидеть, мы говорим правду, но некоторые противоречия в ваших поэмах… Вот, к примеру, я хотел узнать… Вы часто говорите в песнях об Одиссее, о железных изделиях, об употреблении железного оружия. Ведь в ваше время его еще не знали?
— Не знали? Да, не знал тот, у кого не было быков круторогих, чтобы выменять на них топор из седого железа, меч или нож. Разве вы не встречали торговцев, что привозят из-за моря украшения и оружие? Много берут они за них пленников и вина, и быков, и шкур…
— Возможно, возможно… Но все-таки согласитесь, Гомер…
— Постойте, — перебил меня Артем, — сейчас мой черед спрашивать… Гомер, вы что-нибудь ели сегодня?
— Ни вчера, ни сегодня… — ответил Гомер. — Здесь не хотят слушать моих песен. Двенадцать кораблей краснощеких, полных смелыми воинами, увел к берегам Илиона Одиссей, сын Лаэрта, и они не вернулись… Этого здесь не забыли…
Артем бросился к нашей “тележке”, достал оттуда сверток и побежал к нам, а я воспользовался случаем и прямо спросил Гомера:
— Считают, что вы сами, Гомер, во время войны с Троей были в рядах ахейцев. Это правда?
— Был, — как-то очень задумчиво ответил Гомер. — А с кем из героев меня сравнивают?
— Ни с кем, — пожал я плечами. — Считают, что вы были простым воином, а потом воспели то, что сами видели.
Артем подбежал к нам и, развернув бумагу, осторожно взял Гомера за руку и вложил в нее ломоть хлеба с сыром.
— Ешьте, — сказал Артем. — Это хлеб и сыр…
Гомер медленно откусил небольшой кусочек бутерброда, проглотил его и, спрятав остальное в складках одежды, сказал:
— Хлеб — как воздух, сыр вкусный… Я верю вам, чужестранцы, вы не смеетесь над нищим стариком. Спрашивайте, я расскажу обо всем…
— Из ваших песен, Гомер, мы знаем, что Одиссей, убив женихов Пенелопы, вновь стал царем Итаки… Он долго жил?
— Когда-нибудь я сложу об этом песню, — сказал Гомер. — Не сейчас, потом… Да, Одиссей убил женихов… Вопя и. стеная, вынесли родственники убитых трупы из дома. Кто жил на Итаке — тех схоронили свои. Тех же, кто был из других городов, по домам разослали… Рыбакам поручили на судах быстроходных тела их доставить. Но вот Евпейт поднял против него кефаллонцев…
— Знаем, знаем, — сказал я. — Позвольте, Гомер, прочитать вам это место на память… “Злое дело, друзья, этот муж для ахейцев придумал!.. Нам это будет позором и в дальнем потомстве, если за наших невинных детей и за братьев убийцам мы не отмстим!..” — Да, он так сказал и повел к Одиссееву дому толпу кефаллонцев…
— И был убит?
— Да, был убит…
— А потом, что было потом? — нетерпеливо спросил Артем.
