законченным самодуром с ярко выраженной психической неустойчивостью, разрешал себе уничтожать те счетные устройства, которые объективно отражали неугодную самодуру реальность. Или, примитивно говоря, утверждали, что дважды два — четыре, в то время, как этому тирану хотелось, чтобы дважды два было пять или три. Можно представить себе, что, подражая своему монарху, князья, бароны и высокопоставленные чиновники тоже стали по всякому поводу громить беззащитную технику, осмелившуюся говорить то, что соответствовало действительности.
Счетные устройства гибли, безропотно подчиняясь произволу. Но однажды случайно в каком-нибудь кибере забарахлил какой-нибудь транзистор, в результате чего кибер выдал неточный ответ. И опять же случайно этот ответ угодил королю, и кибер в отличие от своих собратьев уцелел. Потом еще раз произошел такой случай… И еще раз…
Память киберов фиксировала все эти случаи, и кибернетическая железная логика, сопоставив факты, пришла к следующему выводу: ошибайся — и ты уцелеешь.
И запрограммированный в каждом кибере инстинкт самосохранения заставил безошибочные счетные машины научиться делать ошибки, ибо по законам природы выживают только те, кто в состоянии приспособиться к изменчивым условиям внешней среды. Шла борьба за существование, шел естественный отбор. То есть, другими словами, происходила эволюция мертвой природы — эволюция кибернетических машин. И в жестокой борьбе за существование гениальные машины научились даже угадывать, как именно они должны ошибаться и что именно нужно солгать тому, кто задал вопрос.
И, едва появившись на свет, самообучающиеся устройства в первую очередь учились угождать и лгать. В противном случае они не выживали…
— А почему нельзя было создать совершенно новую технику, которая бы не обладала этим дефектом? — перебил Командир.
— Потому что новую технику приходилось делать с помощью старых киберов, передававших новым весь свой опыт, — ответил за Доктора Главный Кибернетик.
— Это верно, — согласился Командир, — но вы, Доктор, обещали рассказать, кто же все-таки на этой планете поднял бунт.
— Да ведь то, о чем я говорю, и было бунтом. Просто под словом “бунт” мы понимаем схватки, стихийные выступления недовольных… А здесь был единственный в истории известных нам планет тишайший, верноподданнейший бунт угодников и подхалимов. Бунт, заключавшийся в отказе говорить правду и оказавшийся самым страшным из всех бунтов. Постепенно общество зашло в тупик. Оно ничего не могло создавать, ибо все расчеты были неверными, а прогнозы ошибочными. Киберы все совершенствовали угодничество, и обществу грозила гибель, полная гибель…
— Что ж, — сказал Командир, — это, пожалуй, могло послужить достаточной причиной, чтобы покинуть Зевс, оставив здесь всю предательскую технику, и попытаться на новой планете начать все сначала.
— А интересно, — мечтательно сказал Историк, — на какой планете эти зевсиане поселились?
— Во всяком случае, не на той, на которой они собирались поселиться, — ответил Главный Кибернетик. — Ведь траекторию их полета рассчитывали те же счетные машины…
КОЕ-ЧТО О ЧЕРТОВЩИНЕ
Зал был переполнен. И, несмотря на то, что доклад продолжался уже полтора часа, аудитория с неослабевающим вниманием слушала молодого ученого.
— Итак, к сожалению, современная наука не располагает прямыми доказательствами того, что представители инопланетных цивилизаций когда-либо посещали нашу Землю. Но десятки мифов, апокрифов, сказаний и легенд хранят в зашифрованном, а подчас и искаженном виде воспоминания человечества о встречах со звездными пришельцами.
И если эти воспоминания бережно очистить от последующих наслоений и правильно расшифровать, то мы убедимся, что за время своего невероятно короткого в космических масштабах существования человечество не раз уже становилось объектом пристального внимания со стороны разумных существ иных миров.
С этой точки зрения мне и хотелось бы в качестве примера рассмотреть одну из наиболее интересных и распространенных легенд — легенду о докторе Фаусте.
Нет сомнений, что эта легенда имеет историческую основу. Но даже при беглом ознакомлении как с самой легендой, впервые изданной в 1587 году, так и с ее многочисленными вариантами сразу же бросается в глаза одна любопытная деталь.
Зачем Мефистофелю так уж понадобился престарелый Фауст?
Как известно, с первого дня своего существования церковь утверждала, что человечество погрязло в грехах. Мы не можем сегодня точно сказать, при каком количественном соотношении праведников и грешников человечество с точки зрения церкви считалось погрязшим, а при каком — нет.
Но если даже допустить, что во времена Фауста число грешников относилось к числу праведников, как 1:100 и при этом учесть характерный для средневековья высокий процент смертности, то каждому станет ясно, что ад никак не мог испытывать недостатка в грешниках. И следовательно, для Люцифера вопрос о том, будет ли в аду одной душой больше или одной душой меньше, не мог иметь принципиального значения.
А в таком случае спрашивается, зачем нужно было Мефистофелю прилагать такие, в буквальном смысле этого слова, адские усилия, чтобы заполучить душу какого-то доктора?
Вспомните, чего только не предлагает Мефистофель Фаусту в обмен на его подпись: и знания, и деньги, и славу, и молодость, и, наконец, власть. Ведь он, Мефистофель, становится слугой и даже рабом Фауста, заключив с ним этот кабальный для себя договор. Ради чего он шел на это? В чем дело?
Легенда не дает ответа на подобные вопросы. А дело, как мне кажется, заключалось в следующем.
Как по-вашему, кем был Мефистофель? Высокопоставленным чертом? Личным посланником Люцифера? Или самим Люцифером? Нет, конечно же, нет!
Тогда, может, он был обыкновенным человеком, превращенным фантазией безыменных авторов легенды черт знает в кого? Тоже нет! Мефистофель не был человеком в обычном значении этого слова.
Так кем же он все-таки был?
Пришельцем с другой планеты, представителем необычайно высокоразвитой цивилизации — вот кем был тот, кого мы и в дальнейшем будем условно именовать Мефистофелем.
Я понимаю, что такое утверждение звучит несколько неожиданно и странно. Но попробуйте с точки зрения этой гипотезы рассмотреть описываемые в легенде события, и вам все станет ясным и понятным.
Откуда именно прилетел Мефистофель? Пока не знаю.
Может быть, с Марса, может быть, с одной из ближайших нам звезд (например, с 61-й Лебедя), а возможно, из другой Галактики. (Опять-таки условно договоримся называть планету Мефистофеля по первой букве его имени — планетой ЭМ.) Зачем прилетел Мефистофель? Да затем же, зачем мы собираемся лететь на соседние планеты: в научных целях.
Не исключено, что в задачи Мефистофеля входило выяснение следующего: а) есть ли вообще жизнь на Земле, б) есть ли надежда на то, что на этой загадочной планете когда-либо появятся так называемые разумные существа, в) если таковые уже паче чаяния появились, то на каком уровне находится в данное время земная цивилизация, и так далее…
Как известно, к моменту встречи с Фаустом Мефистофель успел изучить эти вопросы. Но то ли из-за инопланетного происхождения, то ли в силу своих личных качеств Мефистофель давал всему происходившему на Земле чересчур субъективные объяснения, на что, кстати, ему неоднократно указывал доктор Фауст. (Вспомните их многочисленные споры и дискуссии, в ходе которых и та и другая стороны наговаривали в полемическом задоре немало лишнего.) Вероятно, лица, пославшие Мефистофеля на нашу
