— Ваши электронщики состряпали выключатель для мозгов?
— Вы ловите суть дела под самые жабры. Наш аппарат при помощи модулированных колебаний прерывает связи между клетками мозга нашего клиента и путает эти связи, словно сумасшедшая телефонистка. Клиент уже не способен разобраться в собственных делишках. Но вот он надел рабочий халат, склонился над чертежом — щелчок! Наш выключатель срабатывает в обратную сторону, и все становится на свое место. Обеденный перерыв — щелк! И внутри головы — коктейль из мыслей. Можно отправляться обедать под ручку с самым хитрым агентом вашего конкурента. Проговориться невозможно, даже если захотеть. Специально для вас, сэр Хэмст! Вы устали и издерганы до предела. Ваши тайны мучают вас, и вы можете проговориться в любой момент. О! Это как навязчивый психоз-мания, что вот-вот проговоришься. Тогда — конец! Никто не даст за вас и старой покрышки. Купив наш аппарат, вы обретете избавление от мук!
— Вам не кажется, что я сейчас вышвырну вас на улицу в одних трусах?
Они крепко поспорили. Но Хэмст был надломлен неудачами, которые последний год сыпались на него, как из дырявого кулька. Прайс всегда чуял, если человек надломлен. Сказать откровенно — только такие надломленные и были его клиентами. А Хэмст, конечно, чертовски надломлен. То, что он чрезмерно суетился, налаживая конуру, пытался бодро острить, — вся подобная шелуха не могла скрыть главного.
Хэмст надломлен, и все тут. Такой схватится за любое предложение, которое, как ему кажется, приободряет и расчищает дорогу к успеху.
Все же они сцепились. Хэмст поносил шарлатанов из «Медикал-Секьюрити». Прайс, якобы оскорбленный, вставал и с обидой в голосе начинал прощаться. Тогда Хэмст снижал скорость своей говорильной машины на тысячу оборотов, но тут же заводился вновь. Он не прогонял Прайса, так как был надломлен, а тот выволок самое убедительное — цифры.
В отделе общей информации и конъюнктуры «Медикал-Секьюрити» его вдосталь снабдили убедительными цифрами.
Теперь он выложил все сурово и многозначительно. Великий Театр Призраков должен был стать самым сложным в техническом отношении зрелищем. Компаньоны Хэмста заказали оборудование на семидесяти шести заводах. И это только специальное оборудование — электронные сгустители теней, тотальные стереоэкраны, автономные энергопитатели призраков и тому подобная чертовщина. Кроме того, список готовых изделий включал семьдесят тысяч наименований — от дверной ручки до геликоптера. Поэтому хранить в тайне принцип работы Великого Театра Призраков было так же трудно, как много лет назад попытаться сохранить в секрете принцип кинематографа или синерамы. Скрывали главное — не список деталей, а ключ и замок тайны — то, как собрать воедино этот чудовищный набор, как упорядочить этот электронно-механический хаос. Схему сборки, принцип монтажа хранил Хэмст в голове, не доверяя бумаге и сейфам. Он один мог из хаоса вещей создать мир электронных призраков. Ноша тайны давила Хэмста, как свинцовая плита, собственная тень казалась ему соглядатаем конкурентов. Все компании, занимающиеся зрелищами, жаждали накинуться на Театр Призраков и растащить его по косточкам в свои конструкторские бюро.
Прайс не лгал и не преувеличивал, он только называл суммы контрактов, сроки поставок, цены, разъяснил изобретателю всю шаткость его положения. Если бы затея с Театром Призраков провалилась, Хэмст в деловом отношении мог бы числить себя покойником. В отделе общей информации, конъюнктуры и сбыта «Медикал-Секьюрити» знали, к кому посылать коммивояжеров. Они старались бить наверняка, хотя от расторопной и убедительной настойчивости Прайса зависело главное. Так или иначе, Хэмст обмяк, как проколотая шина.
Он сдался. Только тихо застонал, когда услыхал, сколько стоит выключатель мозгов. Но Прайс тут же заметил, что аппарат не только гарантирует сохранение тайны, застрявшей в мозговых извилинах, но и, давая полный отдых утомленной голове, поможет Хэмсту набраться свежих сил и, несомненно, поспособствует его творческой и деловой активности.
Хэмст сдался вторично, когда пожелал взглянуть на мозговой выключатель.
Аппарат выглядел чрезвычайно внушительно. «Медикал-Секьюрити» знала толк в подобных вещах. Прайс извлек из большого чемодана нечто похожее на огромную разливательную ложку. Блестящее полушарие и массивную ручку покрывал сложным узором набор тумблеров, клавиш, пупырчатых световых индикаторов, люминесцирующих схем и надписей.
Полушарие крепилось на голове нейлоновым подбородочным ремнем, имелось выносное, на хромированном кронштейне, зеркало для наблюдения за положением мозгового выключателя на собственной макушке. Кроме того, от полушария отходил короткий и толстый красный кабель, кончающийся грушевидным пультом добавочного управления и контроля.
«Добропорядочная старомодность первых электронных устройств соединяется здесь с неописуемой элегантностью новейших форм», — так говорил рекламный проспект. Аппарат стоил своих денег.
Прайса знобило — пребывание в конуре, где гуляли пронзительные сквозняки, не пройдет для него даром, но чек, подписанный Хэмстом, составлял больше половины той ежемесячной выручки, которую ждала от него «Медикал-Секьюрити». Значит, все в порядке, значит, впереди премия за этот месяц, возможность сделать приятный сюрприз Сали, приобрести что-нибудь недорогое и практичное детям.
Размышляя таким приятным образом, он подхватил чемодан с выключателем мозгов и направился к машине. Вдруг что-то жесткое и острое впилось в ладонь. Он отчаянно встряхнул рукой, чтобы избавиться от боли. Не помогло! Боль усилилась. Ручка чемодана выпустила из себя стальные зубья и мертвой хваткой бульдога схватила ладонь. Каждый агент «Медикал-Секьюрити» имел такой добротный супернеприкасаемый чемодан, начиненный сюрпризами для всякого, кто попытается его похитить. Забывшись, Прайс нажал кнопку тревоги, и чемодан перешел в состояние самообороны. «Меня украли!» — дребезжащим жестяным голосом кричал чемодан.
Он выпускал из себя струи кашляющего газа, выплевывал здоровенные капли фиолетовой смердящей и несмываемой жидкости, из дна его выпадала нескончаемой спиралью тончайшая проволока- путанка. Газ подействовал тотчас — Прайс задохнулся в припадке сухого лающего кашля. Зловонная жидкость попала в глаза, и он почти ослеп, ноги запутались в проволочной паутине, единственное, что он еще мог, — опуститься на край тротуара и прижать руку к груди, которую словно терзали дикие кошки.
— Попали в собственную ловушку? — участливо спросил кто-то.
Сквозь дрожащую завесу слез Прайс различил фигуру молодого парня. Видимо, тот сумел разжать пружину капкана, скрытого внутри чемоданной ручки, хватка стальных зубьев, впившихся в ладонь, ослабла, и боль почти исчезла.
— Не огорчайтесь, мистер, — продолжал участливый голос. — Теперь каждый может попасть в этакую западню. Жених моей сестрички по дороге на свадьбу зашел к приятелю. Черт его дернул это сделать! Приятель только что обзавелся новым сторожевым устройством. Не успел мой будущий родственничек дотронуться до дверной ручки, как на него обрушился водопад быстротвердеющей пены. Женишок мгновенно превратился в каменную статую, вроде тех рыцарей, что стоят на Синем мосту. Прирос к ступеням и окаменел. Представляете, что было! Гости собрались, ждут жениха, его нет, невеста в слезы. А жених не может даже рта раскрыть, чтобы прокричать в телефонную трубку свои извинения. Весь покрыт каменной пеной! Весь! До кончиков ушей! Целую неделю от него зубилом отколупывали кусочки камня. Свадьба расстроилась, сестричка заявила, что она не такая дуреха, чтобы связать свою жизнь с недотепой, который ухитрился сам себя превратить в каменного истукана…
Болтая таким образом, парень оттащил в сторону чемодан, достал из багажника автомобиля тряпку и обтер ею коммивояжера. Конечно, это мало помогло, фиолетовые пятна еще больше размазались по костюму, но в первый раз за сегодняшний безумный день Прайс почувствовал теплое человеческое участие, и это принесло ему облегчение и даже радость.
Через несколько минут он уже сидел за рулем автомобиля, хотя все еще содрогался от приступов кашля. Когда машина тронулась, парень дружески помахал ему вслед, но Прайсу внезапно показалось, что глаза парня смотрели холодно и недоброжелательно. По спине коммивояжера пробежал холодок.
Не сразу удалось ему отогнать от себя тяжелое чувство тревоги.
