В тени, на надежной земле, джигит порозовел и снова обрел богатырские повадки. Только изредка с недоверием поглядывал на самолет, но тот тоже твердо стоял на земле.
— Уже немного осталось, — сказала ему Соня.
— Товарищу тоже хорошо бы, — заметил узбек в кепочке. — Взял машину и сам полетел, никакой болтанки-молтанки.
— А вы читали статью? — спросила меня кореянка. Она перелистала журнал и нашла ее, оказалось — очерк о проблемах гравитации.
Вернулся второй пшют. Ему тоже хотелось поговорить о гравитации.
— Показать бы этим фантастам его деда, — сказал он, глядя на джигита. Джигит потупился. — Ведь это дед велел тебе из Ургенча телевизор «Темп» привезти?
— Федор Трофимович, — сказал джигит.
— То есть настолько деятельный старик, что просто диву даешься. Ему эта гравитация — раз плюнуть.
Джигит согласно кивнул головой.
Одна из старушек посмотрела на часы и уверенно двинулась через поле к самолету. Пилот глянул на нее, на двух других старушек, последовавших за ней, вздохнул и сказал:
— Пора лететь, пожалуй.
В кабине становилось жарко.
Хорошо бы и в самом деле добиться невесомости, а не болтаться в железной банке, как сардинка без масла. Вспомнились чьи-то беспомощно-хвастливые слова: «Всех на корабле укачало, только я и капитан держались…» Старушки продолжали мирно беседовать. В каком году они впервые увидели самолет? Нет, хотя бы автомобиль?
— Так вы не слышали о его деде? — опросил меня, проходя мимо, пилот. — О Федоре Трофимовиче? Куда там Эйнштейн! Его все в дельте знают.
Приближение дельты Аму угадывалось по высохшим впадинам, светлым полосам пересохших проток и желтым щетинкам тростника.
— Арал мелкий стал, — сказала кореянка, — сохнет дельта.
— Джимбаев много воды берет! — крикнул узбек в кепочке.
Джигит нашел в себе силы оторвать на секунду голову от телевизора — не мог, видно, больше сдерживаться — и крикнул с неожиданной яростью:
— Мракобес Федор Трофимович! Отсталый человек! Перевоспитывать надо!
— Хоп, — сказал проходивший обратно пилот. — Отсталый человек. А как насчет Эйнштейна, все- таки? — и засмеялся.
Джигит ничего не ответил.
— Вот девушка сидит, — продолжал пилот. Это относилось ко мне. — Может быть, она из газеты, из самого Ташкента. Напишет про твоего деда — что тогда скажешь?
Джигит приоткрыл один глаз, сверкнул им на меня неприязненно. Самолет качнуло, и глаз сам собой закрылся.
— Я не из газеты, — сказали я, но за шумом мотора меня никто не услышал. Мне казалось, что мир кружится специально, чтобы сломать мой вестибулярный аппарат. Почему эти бабушки летят как ни в чем не бывало?
Где-то под крылом самолета — та-ра-ра-ра! — зеленое море тайги, зеленое море дельты, тростник в два человеческих роста, кабаны, может быть, последний тигр — дотяну ли я до Туйбака, капитан и я? — остальные в лежку…
И когда стало совсем плохо, самолет накренился, показал в окно синее Аральское море, косу, на которой стоит оторванный от остального мира населенный пункт Туйбак, черные штришки лодок у берега, длинные корпуса консервного комбината… Кажется, я спасена. Я не смотрела на джигита — не имела морального права над ним иронизировать.
Песок посадочной площадки в Туйбаке был глубок и подвижен.
Самолет прокатился по ним, как по стиральной доске, встал, в открывшуюся дверь ударило устоявшейся жарой, запахом моря, рыбьей чешуи, дегтя, бензина и соленого ветра — ветер, видно, куда-то улетел, но запах его остался.
Я выпрыгнула из самолета первой, помогла выбраться Соне и остановилась в нерешительности.
Потом вышли старушки — к ним, увязая в песке, бежали многочисленные родственники, за старушками последовал узбек в кепочке. Пилот помогал джигиту подтащить телевизор к двери.
И тут появился дед Федор Трофимович.
— Вот он, — сказал мне второй пилот, — собственной персоной.
В голосе его слышалось уважение и даже некоторая робость.
Я посмотрела на поле, но на поле не было ни единого деда.
— Выше, — сказал пилот.
Дед летел над полем, удобно устроившись на стареньком коврике. На деде была новая фуражка с красным околышем, и седая борода его внушительно парусила под ветром. Полет был неспешен, будничен. Никто на аэродроме не прыгал от восторга и не падал в обморок, как будто в Туйбаке деды только и летают на коврах-Самолетах.
— Ну, что я говорил, корреспондентка? — радовался пилот. — Куда там Эйнштейн!..
— Да не из газеты я.
— Неважно. Писать будете?
Я не могла оторвать глаз от деда. Одну ногу он подложил под себя, другая, в блестящем хромовом сапоге, мерно покачивалась в воздухе.
— Привез телевизор? — гаркнул дед с неба, и джигит, наполовину вылезший из самолета, похлопал осторожно ящик по крышке и сказал: — Здравствуйте, Федор Трофимович. Зачем вы себя беспокоите? Я бы сам до дому донес.
— Какой марки?
Коврик мягко опустился на железную решетку, и дед довольно ловко вскочил и подбежал к нам.
— «Темп-шесть», Федор Трофимович, как вы и велели. Ну зачем же вы?…
— А мне на людей — ноль внимания, — сказал дед. — Еще разобьешь его по дороге. Лучше я его сам до дому доставлю. Ставьте сюда.
И царственным жестом дед указал на коврик.
Джигит вздохнул, пилот улыбнулся, и они поставили телевизор, куда указал старик. Коврик приподнялся на метр от земли и поплыл к стайке деревьев — за ними, видно, был поселок.
Все произошло так быстро, что я опомнилась, только когда удивительная процессия — коврик с телевизором, дед в двух шагах за ним и джигит еще в двух шагах позади — исчезла за клубом пыли, поднятой въехавшим на поле «газиком».
— Ну вот, — сказал пилот, насладившись идиотским выражением моего лица. — Считайте, местная гордость.
— Как же это он так?
— А бог его знает! Писали, говорят, в Академию наук.
— Ну и что?
— Не ответили.
— Чепуха какая-то.
— Вот так все и говорят. Ну ладно, приятно было познакомиться. Мне обратно вылетать.
— Спасибо. А как пройти к комбинату?
— Да за деревьями сразу улица.
Я шла по песку узкого переулка между белыми стенами мазанок, соединенных тростниковыми плетнями, и никак не могла изгнать из головы видение деда, летящего к самолету, и бороды его, извивающейся по ветру. Нет, тут что-то не то… Летает по поселку человек на странном сооружении — на чем-то вроде ковра-самолета; и окружающие никак на это не реагируют. Может быть, он — гениальный изобретатель-одиночка, самородок, в тиши своей избушки творящий историю науки? И я решила найти его и разгадать тайну.
