— И что мне теперь делать? У меня больше ничего нет! Там продавалось только это барахло и кольчуги!
— По крайней мере, сними китель и шлем. Может, и сойдет за обычную военную форму.
— А почему на тебе шуба, Керсти? — спросил Джонни. — Ты же всегда говорила, что носить шкуры убитых животных равносильно убийству.
— Угу, но говорила она это только старым дамочкам в шубах, — пробормотал Бигмак.—
Готов спорить, «Ангелам Ада» в кожаных косухах она таких заяв не делала.
— Я подготовилась к путешествию, — сказала Керсти, демонстративно пропустив слова Бигмака мимо ушей. Она поправила шляпку и висящую на плече сумочку. — Эта одежда прекрасно соответствует эпохе.
— Что, и плечи тоже?
— Да. Тогда были в моде широкие плечи. Женщины носили подплечники.
— А в двери ты как будешь проходить? Боком? — поинтересовался Ноу Йоу.
— Может, хватит, а? У нас много дел.
— Я вот о чем все время думаю: помните, старина Холодец… в смысле, старый старина Холодец, сказал, что для того, чтобы вернуть его обратно, надо что-то исправить? — сказал Ноу Йоу. — А что именно?
— Это нам и нужно выяснить, — ответил Джонни. — Он же не говорил, что будет легко.
— Идем, — сказал Бигмак — он уже стоял на пороге часовни. — Мне не хватает старины Холодца.
— Почему?
— Доводить некого. Физкультурники давным-давно уковыляли
по домам. Джонни вытолкал тележку на середину зала и уставился на черные полиэтиленовые пакеты. Позор устроился прямо на них и мирно спал.
— Э…— нерешительно начал Ноу Йоу. — Это же не волшебство, правда?
— Не думаю, — ответил Джонни. — Скорее это просто очень-очень чудная наука.
— И на том спасибо, — сказал Ноу Йоу. — Но э… разве это не одно и то же?
— Какая разница! — сказала Керсти. — Давайте лучше к делу.
Позор принялся мурлыкать.
Джонни взял один из пакетов. Ему показалось, что в пакете что-то тихонько колышется. Очень осторожно Джонни чуть ослабил шпагат, которым был завязан мешок.
И сосредоточился.
На этот раз все получилось легче. Раньше его просто подхватывало течением, будто щепку, и несло. Теперь Джонни знал, куда хочет попасть. Он чувствовал время.
Мы постоянно путешествуем во времени — мысленно. Черные пакеты в тележке просто-напросто позволяли прихватить в такое путешествие еще и тело. Миссис Тахион ведь так и сказала.
Годы закрутились воронкой и втянулись в мешок, как вода — в сливное отверстие ванны. Время вытекало из старой часовни.
И вот уже вокруг церковные скамьи и запах тщательно отполированного благочестия.
И Холодец с открытым ртом.
— Что?..
— Все хорошо, это мы, — сказал Джонни.
— С тобой все нормально? — спросил Ноу Йоу.
Может, Холодец и не выиграл бы Чемпионат Европы по Скоростному Шевелению Извилинами, но по лицу его медленно разлилось то выражение, которое бывает у человека, заподозрившего, будто что-то не так.
— Что стряслось? — спросил он. — Вы таращитесь на меня, как на привидение! И что это вы так вырядились? Почему на Бигмаке немецкая форма?
— Ну вот, — с удовлетворением произнес Ноу Йоу. — А я ведь говорил, но разве кто-нибудь меня послушал?
— Мы просто вернулись за тобой, — сказал Джонни. — Ничего страшного.
— Именно так. Ничего страшного, — поддакнул Ноу Йоу. — Все отлично.
— Ага, отлично. Просто класс, — подхватил Бигмак. — Э… слушай, ты, случайно, не чувствуешь себя… э-э… постаревшим?
— Что? Через пять-то минут?
— Я тебе кое-что принес, — сказал Бигмак и достал из кармана что-то большое и квадратное.
Это оказалась пенопластовая коробка. Слегка помятая, но все равно единственная пенопластовая коробка на свете. А в ней был Биг-хол. Один со всем.
— Стырил, да? — покачал головой Ноу Йоу.
— Да ведь старикан все равно не собирался его есть, — пустился оправдываться Биг-мак. — И бургер бы выкинули, ведь правда? Когда берешь то, что никому не нужно, это не воровство. И вообще, это же Холодцов бургер, потому что…
— Холодец, ты же не собираешься это есть, правда? — поспешно перебила Бигмака Кер-сти. — Он остыл, и жира там слишком много. Ради всего святого, он же побывал в кармане Бигмака, в конце-то концов!
Холодец заглянул под верхнюю половинку булочки.
— Еще как съем. Мне наплевать, даже если этот бургер лизал жираф, — заявил он и вгрызся в давно остывший бургер. — Хм, а вовсе не дурно. Кто их делает? — Он посмотрел на упаковку. — Что это за старый пердун с бородой?
— Просто какой-то старый пердун.
— Да-да, мы ничего о нем не знаем, — закивал Бигмак. — Ровным счетом ничего.
Холодец посмотрел на них недоверчиво.
— В чем дело, а?
— Слушай, сейчас я объяснить не могу, — сказал Джонни. — Ты тут… застрял, в общем.
Вот… Похоже, э-э, что-то пошло наперекосяк. М-да… И… возникла одна загвоздка.
— Что еще за загвоздка?
— Э-э… довольно большая.
Холодец даже жевать перестал — небывалый случай.
— Насколько большая? — спросил он.
— Э-э… ты так и не родишься на свет… вот.
Холодец уставился на Джонни. Потом — на недоеденный бургер.
— Я ведь ем этот бургер? Это же следы моих зубов? — с напором вопросил он.
— Слушай, все проще простого, — принялась объяснять Керсти. — Здесь ты существуешь, но когда мы в первый раз попали в сорок первый год, должно быть, мы как-то изменили историю. Так что теперь есть две истории. Ты родился в одной из них. Но когда мы вернулись, все уже изменилось и мы очутились в той истории, где тебя нет. Нам надо всего лишь вернуть все на свои места, и только.
— Ха! У тебя что, тоже целая полка «Звездного пути» дома? — усмехнулся Холодец.
Керсти пошатнулась, как будто ее ударили.
— Гм, э-э… нет, а что? — пролепетала она. — Ну, одна или две кассеты… может, несколько штук… не много, нет. Да я их почти и не смотрела!
— Послушай, — оживился Ноу Йоу, — а у тебя есть та серия, где таинственная сила…
— Заткись! Заткнитесь все сейчас же!!! Только то, что сериал отражает некоторые проблемы, типичные для общества двадцатого века, еще не дает никому права изводить человека, который смотрел эти серии из чисто научно-исследовательских соображений!
— А форма стартрековца у тебя есть? Керсти залилась краской.
— Если кто-нибудь из вас проболтается, он об этом пожалеет! Крепко пожалеет!
Джонни открыл дверь и выглянул наружу. День был на исходе. Близился вечер четверга. Лил теплый ласковый дождь. Джонни набрал полную грудь воздуха сорок первого года. Воздух пах углем, маринадами и вареньем и еще, совсем чуть-чуть, — горячей резиной. Люди делали вещи.
