народу, голубушка. Что мы споем, Ваня?
— Да мне как-то неловко: они нагишом все… — сказал Иван. — Пусть хоть оденутся, что ли.
Молодые безразлично промолчали, а старичок похихикал снисходительно — показал, что он тоже не в восторге от этих средневековых представлений Ивана о стыдливости.
— Ваня, это… Ну, скажем так: не нашего ума дело. Наше дело — петь и плясать. Верно? Балалайку!
Принесли балалайку.
Иван взял ее. Потренькал, потинькал — подстроил… Вышел за дверь… И вдруг влетел в комнату — чуть не со свистом и с гиканьем — с частушкой:
— О-о!.. — застонали молодые и Несмеяна. — Не надо! Ну пожалуйста…
— Не надо, Ваня.
— Так, — сказал старичок. — На языке офеней это называется — не прохонжё. Двинем резерв. Перепляс! Ваня, пли!
— Пошел к чертовой матери! — рассердился Иван. — Что я тебе, Петрушка? Ты же видишь, им не смешно! И мне тоже не смешно.
— А справка? — зловеще спросил старичок. — А? Справка-то… Ее ведь надо заработать.
— Ну вот, сразу в кусты. Как же так, батя?
— А как же! Мы же договорились.
— Но им же не смешно! Выло бы хоть смешно, ей-богу, но так-то… Ну стыдно же, ну…
— Не мучай человека, — сказала Несмеяна старичку.
— Давай справку, — стал нервничать Иван. — И так проваландались сколько. Я же не успею. Первые петухи-то когда ишо пропели!.. Вот-вот вторые грянут, а до третьих надо успеть. А мне ишо идти да идти.
Но старичок решил все же развеселить молодежь. И пустился он на очень и очень постыдный выверт — решил сделать Ивана посмешищем: так охота ему стало угодить своей «царевне», так невтерпеж сделалось старому греховоднику.
К тому же и досада его взяла, что никак не может рассмешить этих скучающих баранов.
— Справку? — спросил он с дурашливым недоумением. — Какую справку?
— Здрассте! — воскликнул Иван. — Я же говорил…
— Я забыл, повтори.
— Что я умный.
— А! — «вспомнил» старичок, все стараясь вовлечь в нехорошую игру молодежь тоже. — Тебе нужна справка, что ты умный. Я вспомнил. Но как же я могу дать такую справку? А?
— У тебя же есть печать…
— Да печать-то есть… Но я же не знаю: умный ты или нет. Я, допустим, дам тебе справку, что ты умный, а ты — дурак дураком. Что это будет? Это будет подлог. Я не могу пойти на это. Ответь мне прежде на три вопроса. Ответишь — дам тебе справку, не ответишь — не обессудь.
— Давай, — с неохотой сказал Иван. — Во всех предисловиях писано, что я вовсе не дурак.
— Предисловия пишут… Знаешь, кто предисловия пишет?
— Это что, первый вопрос?
— Нет, нет. Это еще не вопрос. Это так… Вопрос вот какой: что сказал Адам, когда бог вынул у него ребро и сотворил Еву? Что сказал при этом Адам? — Старичок искоса и лукаво поглядел на свою «царевну» и на других молодых: поинтересовался, как приняли эту его затею с экзаменом. Сам он был доволен. — Ну? Что же сказал Адам?
— Не смешно, — сказала Несмеяна. — Тупо. Плоско.
— Самодеятельность какая-то, — сказали и другие.
— Идиотизм. Что он сказал? «Сам сотворил, сам и живи с ней»?
Старичок угодливо засмеялся и выстрелил пальчиком в молодого человека, который так сострил.
— Очень близко!.. Очень!
— Мог бы и поостроумнее сказать.
— Минуточку… Минуточку… — суетился старичок. — Самое же интересное — как ответит Иван! Ваня, что сказал Адам?
— А можно, я тоже задам вопрос? — в свою очередь, спросил Иван. — Потом…
— Нет, сначала ответь: что сказал…
— Нет, пусть он спросит, — закапризничала Несмеяна. — Спроси, Ваня.
— Да что он может спросить? Почем куль овса на базаре?
— Спроси, Ваня. Спроси, Ваня. Ваня, спроси. Спроси, Ваня!
— Ну-у, это уже ребячество, — огорчился старичок. — Хорошо, спроси, Ваня.
— Ответь мне, почему у тебя одно лишнее ребро? — Иван, подражая старичку, нацелился в него пальцем.
— То есть? — опешил тот.
— Нет, нет, не «то есть», а почему? — заинтересовалась Несмеяна. — И почему ты это скрывал?
— Это уже любопытно, — заинтересовались и другие. — Лишнее ребро? Это же из ряда вон!..
— Так вот вся мудрость-то откуда!
— Ой, как интересно-о!
— Покажите, пожалуйста. Ну пожалуйста!
Молодые люди стали окружать старичка.
— Ну, ну, ну, — испугался старичок, — зачем же так? Ну что за шутки? Что, так понравилась мысль дурака, что ли?
Старичка окружали все теснее. Кто-то уже тянулся к его пиджаку, кто-то дергал за штаны. Мудреца вознамерились раздеть без всяких шуток.
— И скрывать действительно такое преимущество… Зачем же?
— Подержите-ка пиджак, пиджак подержите!.. О, тут не очень-то их прощупаешь!
— Прекратите! — закричал старичок и начал сопротивляться изо всех сил, но только больше раззадоривал этим. — Немедленно прекратите это безобразие. Это не смешно, понимаете? Это не юмор, это же не юмор! Дурак пошутил, а они… Иван, скажи, что ты пошутил!
— По-моему, я уже нащупал!.. Рубашка мешает, — вовсю шуровал один здоровенный парень. — У него тут еще майка… Нет, теплое белье! Синтетическое. Лечебное. Подержите-ка рубашку…
С Мудреца сняли пиджак, брюки. Сняли рубашку. Старичок предстал в нижнем теплом белье.
— Это безобразие! — кричал он. — Здесь же нет основания для юмора! Когда смешно? Смешно, когда намерения, цель и средства — все искажено! Когда налицо отклонение от нормы!
Здоровенный парень деликатно похлопал его по круглому животу.
— А это… разве не отклонение?
— Руки прочь! — завопил старичок. — Идиоты! Придурки!.. Никакого представления, что такое смешно!.. Кретины! Лежебоки…
В это время его аккуратненько пощекотали, он громко захохотал и хотел вырваться из окружения, но молодые бычки и телки стояли весьма плотно.
— Почему вы скрывали о наличии лишнего ребра?
— Да какое ребро? Ой, ха-ха-ха!.. Да где? Ха-ха-ха!.. Ой, не могу!.. Это же… Ха-ха-ха!.. Это же… Ха- ха-ха!.
— Дайте ему сказать.
— Это примитив! Это юмор каменного века! Все глупо, начиная с ребра и кончая вашим
