– И голова, как у Кулибина, - самокритично добавил Усатик, -а у нас не имеется.

И все наперебой принялись нахваливать Илью, какой он мастер и умелец, какой мастак на изобретения, какие у него золотые руки и светлая голова. А Илья усмехнулся: - Вот поставим мост дугой, тогда и хвалите!

Тут начался прямо-таки фестиваль сатиры и юмора, все ведь не только плотники, бульдозеристы, вальщики и штукатуры, все еще остряки-самоучки седьмого разряда. Куда там радиопередаче “Опять двадцать пять”!

– Топором тесать - это вам не язык чесать…

– Тоже мне, работнички: что ни руб - гони рупь!…

– Строим мост от дороги за семь верст…

– Наш Илья мастер трефовой масти…

– Мастерство - это у стариков. У нас в лучшем случае навык да сноровка, - сказал Илья, чтобы остановить этот фонтан остроумия. - А ну, передовики, не отвлекаться! - Подошел к Юльке вплотную и шепнул так ласково, как, наверное, он один умеет: - Ты, Литвинова, мне график срываешь. Очень тебя прошу больше сюда не являться. И обаяние свое здесь не демонстрировать. Займись кухней - там ты царица!

* * *

В Усть-Борск она приехала весной, в конце апреля, когда еще снег синел по теневым склонам сопок и на реке, когда просека лишь чуть потревожила тайгу, так и не убежав за горизонт, и когда первые отряды десантников только формировались.

Они почти всем курсом дошкольного педагогического поднялись на крыло - двадцать шесть девушек. Дома ахнули: куда же ты, дурочка, до диплома пустяки осталось, кому ты там нужна без профессии? Но они хотели “нюхнуть настоящей жизни”..

Удивительный это был май в Усть-Борске.

Старое деревянное село с действующей церковкой семнадцатого века, с дощатыми тротуарами и откормленными лайками, флегматично возлежащими посреди улицы, с бесконечными поленницами заготовленных впрок, на столетие вперед, дров, вдруг превратилось в столицу и “стартовую установку” гремящей на всю страну Трассы. За околицей и по огородам как грибы, росли палатки и сборные дома различных служб; сотрясающие округу бульдозеры заполнили тесные улочки; поверх крыш проплывали кабины красных самосвалов; а над пойменным лугом взметнулась полосатая “колбаса” аэродрома. Трещали от тесноты добротные пятистенки Усть-Борска; энтузиазм, песни, воодушевление, радиопереговоры, смех выплеснулись из помещений и растеклись по округе.

Весь месяц почти круглосуточно в бывшем сельсовете, в амбарах, палатках и щитовках формировались отряды, увязывались проекты, утрясались и срезались сметы, заседал комитет комсомола, давали рекомендации научные экспедиции, инспектировали представители министерств, обследовали, выслушивали и выстукивали будущих десантников медицинские комиссии, наседали журналисты и выколачивали вертолеты фотокорреспонденты. А каждую субботу в тесном клубе, по-допотопному рубленном “в угол”, игралось десяток комсомольских свадеб.

Да и то потому лишь десяток, что Усть-Борский прокат сплоховал с запасом белых свадебных платьев. И каждое воскресенье в том же клубе с оркестром провожали на Трассу дватри десанта, самостоятельных отряда от десяти до ста человек, выбрасываемых на реки, туннели и будущие станции. Так что в этой атмосфере за май, за один май, наполовину подтаяли курсы автокрановщиц. Все, кто был посмазливее да побойчее, улетели в десанты вместе с молодыми мужьями - поварихами, подсобницами, учетчицами. А не улетевшие поглядывали друг на дружку растерянно: кого, мол, завтра недосчитаемся? И настороженно: кому же из нас, девоньки, суждено остаться последней?

Юлька была не дурнушкой, не мямлей, не занудой. Разве что в очках. Зато васильковые глаза, в которые только глянь… и золотистых волос копна… и фигурка что надо. Вот бы поразбитнее ей быть, неулыбчивей, позадирисгей, а она больно серьезная уродилась. Словом, не из самых видных была Юлька и там, у себя в педучилище, и здесь, на ускоренных курсах.

Но ведь и не из последних же! Тем не менее ряды автокрановщиц катастрофически редели, а Юльку все же еще никто не заметил и не отметил вниманием. Уж не ей ли суждено в одиночку слушать последнюю лекцию?

И вдруг! Вдруг посреди занятий заявляется Илья… то есть тогда она еще не знала, что это Илья… заявляется ладный такой, сухощавый и чистенький парнюга, волосы ершиком - сразу видно, головастый, целеустремленный и себя очень уважающий, отодвигает инструктора по автокранам и говорит:

– Товарищи девушки, срочно нужна повариха. Завтра уже в десант. Работа трудная, отряд особый - мостоотряд. Но в обиду не дадим, честно. Есть желающая? '*H - Есть, - пискнула Юлька, потому что горло перехватило и глаза затянуло внезапными слезами. То ли судьба ткнула в него пальцем, то ли сердце подсказало: твой!

– Как фамилия? - раскрыл блокнот Илья.

– Литвинова.

– Собирайся, Литвинова. В управлении спросишь Кулемина.

В брезентовой своей робе явилась она в управление, спросила Кулемина, Никто такого не знал. Подождала, потолкалась в толпе, присмотрелась, определила, у кого что следует спрашивать, - нет, Кулемина среди командиров отрядов не числилось. В ней закипели слезы. Неужто обманул, разыграл? И тут из толчеи курток, роб и беретов вывернулся Илья и вежливо набросился на нее:

– Ты где же пропадаешь, Литвинова? Битый час ищу!

Она объяснила. Он огорчился.

– Вот влдишь, даже по фамилии не знают, Кулибин да Кулибин. Механик-самоучка! Раз без зарплаты оставили, на Кулибина выписали. Честно! - И тут же присмотрелся к ней, будто впервые увидел, - пристально, заинтересованно. - Ну-ка, ну-ка, сними очки.

Юлька сняла и полыхнула на него застенчивой близорукой синевой. До этой минуты лишь она знала, какой может быть хорошенькой. Иногда. И не для всех - для одного.

Илья помолчал, ошарашенный, пробормотал:

– Промахнулся я с тобой, Литвинова, перессоришь ты мне отряд.

В этот вечер они долго пели у костра, причем, словно сговорившись, исключительно про любовь. Юлька чувствовала плечо Ильи и даже думать забыла про усталость, про сон, про завтрашний калорийный завтрак. А потом танцевали, и ей как “нашим милым дамам” туго пришлось, потому что никого нельзя было обидеть отказом.

Лишь на минутку очутились они с Ильей вдвоем под покровом близко подступившего к табору ельника, откуда костер смотрелся тлеющим красным угольком. Илья бережно обнял ее за плечи.

Это было второе их свидание. И вдруг Илья обнял ее и прошептал:

– Юлька… Вот погоди, закончим Трассу…

– Ты с ума сошел! Это же шесть лет! - несмело возразила она.

– Не могу дезертировать с Трассы, - трезво разъяснил Илья. - Даже вот так… в семейную жизнь. Честно. Построим, тогда уж…

– Ты с ума сошел, - пискнула она, чувствуя, что ее возносит за облака. - Вот построим мост, тогда…

– Еще шесть дней, - подсчитал он. - Целая неделя! Нет, это немыслимо, Юлька!

Она сняла очки и припала к его белой рубашке.

– Я твоя навсегда, на веки вечные, бессрочно, пожизненно, до той самой доски… Но там Валька, ему будет плохо…

– Валька? При чем тут Валька?

– Ему будет плохо, - только и сумела она повторить.

– А если я поставлю условие: или - или?

– Илюшенька-, ну какие могут быть условия? - жалко рассмеялась Юлька. - Или будь счастлива, или оставайся человеком, так, что ли?

Они вернулись к костру. Над их головами уже погромыхивал гром, пристреливаясь, посверкивали молнии

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ОБРАНЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату