засов, открыла дверь: один! И вправду один!
Малость отлегло от сердца. А может, попрятались?
– Добрый вечер, - учтиво поклонился Чебренков. - Где тут у вас ноги вытереть?
– Проходите, все равно завтра прибираться буду.
Как и тогда в Опанасьевке, возле моста, на Андроне темнела латками старая телогрейка. Над очками - теми же самыми, с яркой золотой оправой - мятый козырек засаленного картуза. Круглое, одутловатое лицо давно не брито. Теперь только Марина заметила, как осунулся, постарел Андрон.
Он был совсем непохож на того довоенного, несколько загадочного, разочарованного в жизни “философа” и собирателя старины, который, уходя на фронт, так неудачно ухаживал за ней и так неожиданно получил от нее затрещину.
Пропустив “гостя” перед собой, девушка быстро заперла входную дверь. “Сейчас прикажет открыть”, - подумалось ей.
Андрон оглянулся, пристально посмотрел на засов, но так ничего и не сказал.
Зашли в хату. Осторожно ступая грязными сапожищами, приблизился к столу, вытащил из-под ватника большой белый пакет. Развернул бумагу - плакат “Поезжайте в великую Германию” - не заискивающим поклоном подал девушке толстенную книгу.
– Вот… Выполняю обещание…
Ничего не понимая, она взяла. Что же это такое? Тяжелый том, оправленный в простое серое полотно, в верхнем левом углу, прямо на обложке, цветная вышивка -полевые цветы.
Развернула книгу - украинские народные песни… И только теперь все поняла: это ж еще тогда, до войны, когда она с Надийкой была в гостях у Чебренкова, Андрон пообещал достать ей такую книгу.
– Спасибо.
– Спасибо и вам, что не побрезговали, приняли дар из рук, так сказать, бывшего полицая.
“Что это он себя бывшим называет? - удивилась Маринка. - И форму перестал носить…”
Чебренков снял картуз. Попросил разрешения сесть, примостился у края стола на табуретке.
– А почему вы стоите? - спросил, расстегивая ватник.
– Да… ничего. Насиделась за день. - Маринка решила не садиться: может, поскорее уйдет.
– Извините, что тревожу в позднюю пору, - неторопливо начал Андрон. - Но дела мои таковы, что днем прийти нельзя было никак… Одним словом, днем увидали бы полицаи, а я этого не хотел.
– Но… я не понимаю, в чем дело?
– Садитесь… Как-то неудобно - я сижу, а вы, хозяйка, стоите.
– Спасибо, постою.
– Ну ладно. Если уж так, то перейдем сразу к делу.
Андрон снял очки, протер их грязным носовым платком, дрожащими пальцами вновь надел их:
– Не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. Мне нелегко, но я должен признать свои ошибки. Есть основания полагать, что вы поможете мне найти, так сказать, верный путь. Вы согласны? Вы поможете?
– Ничего не понимаю, - прошептала девушка и села на скамью.
– Вы должны мне помочь. - Андрон придвинулся к Маринке. - Если бы я сейчас сказал, что стал убежденным коммунистом, вы все равно не поверили бы. Я понимаю… Но поймите и меня - сейчас мне выгоднее быть откровенным, абсолютно откровенным. Выслушайте меня, пожалуйста. Не удивляйтесь: я должен исповедаться перед вами теперь, именно теперь.
Андрон замолчал. За окнами шумела буря, двигались, перекатывались стальные громы - к вечеру грохот фронта стал особенно слышным.
– Люди смертны… - задумчиво начал полицай. - Человек живет только раз. Какие идеалы ни исповедуй, единственно, что останется после тебя, - небольшой участок хорошо удобренной земли. Кладбищенским бурьянам все едино: были у покойника какие-то принципы или он всю жизнь прожил червяк червяком. Когда-то, еще в университете, я имел глупость поспорить на лекции с преподавателем… Из-за этого инцидента и вынужден был покинуть альма-матер. Казалось бы, пора было и поумнеть, ан нет, снова лукавый попутал. И опять же из-за тех же проклятых идеалов. Да, именно из-за идеалов я связался, так сказать, с полицией… Я много передумал за последнее время. И понял: только тогда мне позволят спокойно дожить свою жизнь, если я послужу еще и другим,.противоположным идеалам. Я все взвесил: помогите мне приобщиться, так сказать, к партизанскому движению…
“Провокатор… Но почему ночью?” - Марина терялась в догадках.
– Вы ошиблись адресом, - поднялась она. - Не знаю я никаких партизан.
– Не доверяете… - криво улыбнулся полицай. - Что ж, реакция, как говорится, вполне естественная, но, уверяю вас, абсолютно неверная. Вот, - Андрон достал из кармана пистолет, положил перед Маринкой. Прямо на книгу положил, на яркие, вышитые нитками полевые цветы. - Теперь я перед вами, разоружился не только, так сказать, морально, но и материально. Всё еще не верите? Можете обыскать.
Девушка несмело взяла оружие, повертела в руках, заглянула в дуло,
– Осторожно, заряжен, - предупредил Андрон. - Теперь верите?
Маринка не знала, что и сказать.
– Познакомьте меня с человеком, который скрывается у вас.
– Что?!
– У вас, в вашей хате, в последние дни поселился мужчина, который очень хотел скрыться от посторонних глаз. Но некто его все же увидел. И ваше спасение только в том, что сей “некто” - ваш покорный слуга. Видел вашего гостя только я…
– Никого у меня нет! Никого! Слышите? Никого!
–Ну что это вы, дорогая моя, так сердитесь? Запомните, если говорите неправду и хотите убедить, что это правда, - прежде всего, не проявляйте своего волнения. А то, что у вас скрывается какой-то человек, я, моя дорогая, знаю нaверняка. Откуда? Сейчас объясню. Все очень просто! Не только ваши знакомые выходят иногда на ночные прогулки. У каждого своя судьба. Одни люди счастливые, другие - несчастливые, а вот ваш гость, должно быть, в сорочке родился. И до сих пор сам удивляюсь, как это мне удалось отвести облаву от вашей хаты… Теперь ясно? Больше не сомневаетесь? Знакомьте. У меня ценные сведения, я могу быть полезным партизанам…
Андрон говорил громко, почти кричал.
– Зачем вы так громко разговариваете? - спросила Марина, оттягивая время, лихорадочно думая, что делать.
– А я это нарочно. Я хочу, чтобы слышали не только вы, но и тот, кто скрывается у вас. То окошечко на задней стороне хаты достаточно-таки широкое. Мне очень не хочется, чтобы ваш товарищ использовал его как дверь. Так вот, перед вами альтернатива: либо тот, кто прячется, отведет меня к партизанам либо, если он убежит, я вьшужден буду отвести вас в полицию. Другого выхода у меня нет - я хочу жить. - Еще раз говорю: не бойтесь. Если бы я хотел арестовать вашего постояльца, разве я так бы действовал? Окружил бы хату и… Одним словом, вы понимаете. Понимаете?
Маринка ничего не ответила.
– Марина, - донесся из кладовки голос Михаила. - Отопри, выпусти меня.
Андрон вздрогнул, глаза забегали - девушка, пистолет, дверь… - обмяк весь, опустил голову.
Марина подошла к кладовке, вставила ключ, открыла.
Андрон порывисто направился к Михаилу: - Здравствуйте! Вот… Вот я и пришел…
– Вижу. Да, поздновато вы надумали партизанить! Выворачивай карманы!
– Оружие я уже сдал…
– Знаю, слыхал. Выворачивай, выворачивай! Так. А какие еще бумажки есть? А в том кармане? И справки и удостоверение-все, все давай.
Михаиле сел за стол, придвинул к себе документы Чебренкова. Андрон как встал, так и стоял, не смея присесть.
– Ясно… - бормотал Михаиле, читая документы полицая.
– Товарищ партизан…
Михаиле поморщился: - Какой я тебе товарищ…
– Э-э… гражданин партизан, а у вас… я хотел спросить: в партизанском отряде справку мне смогут дать,
