– Не знаю, - покачала головой Лидия. - Что может быть страшней его смерти?
“Ты права, - подумал Наумов, - но что я могу сказать тебе в ответ? Кто-то заметил: “Если не знаешь, что сказать, говори правду”. Иногда жестокость - единственное выражение доброты”.
– Извините, что я так… сразу. Ведь все может закончиться хорошо.
– Спасибо. - Лидия встала, не поднимая глаз. - Я верю вам, верю, что вы сделаете все, чтобы спасти его…
Она попрощалась и вышла.
“Его!… Эгоизм в самом чистом виде! О том, другом, товарище ее мужа, она даже и не вспомнила, все заслонил любимый… Самый слепой из эгоизмов - эгоизм любви! Черт возьми, мне-то от этого не легче! Лгать другим мы разучились, и продолжаем лгать себе, испытывая при этом величайшее наслаждение! Как врач, специалист, я не верю в их излечение, но как человек, я надеюсь. А многое ли сделаешь, имея надежду и не имея уверенности?”
– Нас вызывает Ленинград, - сказал Старченко. - Экспертный отдел Академии медицины.
Наумов кивнул задумавшись. Красные огни индикаторов на пульте казались шипами, царапающими незащищенное тело.
В четырнадцать часов дня кабинет быстро заполнился светилами медицины Земли и представителями Академии наук, причем “живых” людей было от силы пять-шесть человек, большинство присутствовало через видеомы, хотя по внешнему виду невозможно было отличить видеопризрак от реального человека.
– Мозг человека способен вместить все знания, накопленные опытом нашей цивилизации, - продолжал молодой врач. - А у Пановского и Изотова заблокированы чуть ли не все уровни памяти, сознание и подсознание. Так что запас чужой информации, “забившей” даже инстинкты, огромен.
Среди общего оживления Зимин остался бесстрастен и холоден, он изучал Старченко.
– Существует ли возможность “считывания” этой информации?
Старченко замялся и оглянулся на главного.
“Этого следовало ожидать, - подумал Наумов. - Было бы странно, если бы кто-нибудь не задал этого вопроса. Что ему ответить? Что я уже думал над этим? И не пришел ни к какому выводу?…”
– Теоретически существует, - ответил Старченко. - Но на практике последние пятьдесят лет никто с этим не сталкивался, потому что случай этот особого рода. Понимаете… - Он помолчал. - Существует метод так называемой психоинтеллектуальной генерации, основанной на перекачке криптогнозы, то есть информации, осевшей в глубинах неосознанной психики, из сферы подсознания в сферу сознания. Но, во- первых, этот метод применялся всего один раз и нет доказательств, что он себя оправдал, а во-вторых, может оказаться, что мы сотрем психоматрицу субъекта, а для моих пациентов это равносильно смерти.
– Я понимаю. - Зимин тоже молчал некоторое время. - Но поймите и вы: открыта цивилизация на Юпитере! Чужой разум! Это событие просто колоссального значения для всей науки Земли, для всего человечества! И есть возможность узнать об этой цивилизации очень и очень многое - если верить вашим же словам! Представляете, что может в результате приобрести человек?! Мы с вами?
– Ну хорошо, предположим, мы “перепишем” всю информацию, - вмешался академик Чернышев. - Но- сможем ли прочитать все, расшифровать? Код записи может оказаться таким сложным, что расшифровать ее нам не удастся, что тогда? Тем более предназначалась передача не нам, люди попали под луч случайно…
Наумов благодарно посмотрел на старика: академик высказывал его мысль.
Зимин усмехнулся, но глаза его остались холодными и настороженными. Наумов ощущал его взгляд физически.
– Кроме всего прочего, - сказал Наумов, - существует врачебная этика (“Давай, давай, борись с самим собой, доказывай, что слова твои - сама истина, что человеколюбие и только человеколюбие руководит тобой, в то время как Зимин… что Зимин? Он ведь тоже, наверное, не для себя старается?…”) и принципы человеческой морали. Кто возьмет на себя ответственность за убийство людей даже во имя блага для всего человечества?! И кто в конце концов разрешит нам это сделать? Родственники пострадавших? Их любимые и любящие?… Да и не в них дело, поймите, мы не должны ставить на весы жизнь людей и даже самый бесценный материальный выигрыш - знание.
Наумов видел, что убеждает он прежде всего самого себя, и понимая это, не мог не чувствовать, что фальшивит, и эта фальшь, казалось ему, видна и остальным.
– Я не спорю, - негромко сказал Зимин. - Но в истории известны примеры, когда люди рисковали жизнью во имя гораздо менее значимых целей.
– Да, но они шли на это сами, - так же тихо сказал Чернышев, - ив этом их преимущество. За них никто не решал, не распоряжался их жизнью. По-моему, прав Наумов, мы не должны решать вопросы жизни и смерти, не спросив у тех, кто рискует жизнью. Но мы отвлеклись от основной проблемы - как лечить этих людей. Давайте оставим в стороне правовые вопросы дела и вернемся к медицине.
– Правильно, - поддержал академика один из специалистов в области излучений. - Мы собрались, чтобы обсудить методы их лечения, проблема чисто медицинская, и не надо привлекать в нее морально-этический кодекс.
Зимин хотел что-то сказать, но передумал.
Разговор перешел в русло медицины. Наумов больше не вмешивался в обсуждение предлагаемых методов лечения, хотя здесь присутствовали многие авторитеты в области изучения человеческого мозга. Он только командовал техникой кабинета, показывал палаты, записи, документы, а в голове стучала мысль: “Не все еще закончено в этом споре, не все аргументы исчерпаны. Зимин не остановится перед хрупкой, по его мнению, преградой этики. И к сожалению, он не одинок в своем мнении, - для только что выступавшего этот случай, вероятно, лишь повод для диссертации… Но самое страшное - я не чувствую себя противником Зимина. К тому же в любом случае способ лечения космонавтов небезопасен, и это плохо! Это главное, на что сделает упор сам Зимин и его сторонники, выйдя в высокие инстанции. А где найти контраргументы, я не знаю…” В то, что Зимин обратится в арбитраж более высокого ранга, в Академию медицины, а может быть, и в ВКС - Высший Координационный Совет Земли, Наумов не сомневался.
– Предстоит тяжелое объяснение в методсовете академии, - сказал Чернышев, когда совещание закончилось и кабинет опустел. - Но я с вами, Валентин, можете располагать моим голосом.
– Вы не со мной, - пробормотал Наумов. - Вы с ними. - Он мотнул головой в сторону включенного видеома, показывающего реанимационную.
–. А я понимаю Зимина, - сказал Старченко, выключая аппаратуру. - Юпитер изучается более ста лет, и сколько там погибло исследователей - уж наверняка не единицы. Сравните - за полтора века с грехом пополам определили наличие на Юпитере цивилизации, и появилась возможность за несколько минут раскрыть ее суть!
– Я его тоже понимаю, - с горечью сказал Наумов и вспомнил лицо Лидии Изотовой. - Скачок вперед, к новым вершинам знания, к великим открытиям… Если бы при этом не надо было перешагивать через такую “малость”, как жизнь двоих…
В холле Управления аварийно-спасательной службы Наумов несколько минут разбирался в указателях, нашел нужный лифт и вскоре уже стоял перед дверью в отдел безопасности космических исследований. Дверь раскрылась лепестками диафрагмы, и он вошел.
В кабинете начальника отдела находилось двое: сам Молчанов, невысокий, худощавый, спокойный, с серыми внимательными глазами, и академик Зимин.
– Ну что там, Валя? - спросил наконец Молчанов. - Что будем делать?
– А что надо делать? - удивился Наумов. - Если ты в курсе проблемы, то повторяться я не буду.
– В общих чертах ознакомлен, - Молчанов бросил взгляд на дверь, за которой скрылся Зимин. - Что и говорить, открытие цивилизации на Юпитере, на этом газовом шаре!… У меня и без того проблем хватало, а теперь вовсе вздохнуть некогда.
Наумов иронически усмехнулся.
Молчанов посмотрел ка него оценивающе.
– Что, жалоба не по адресу? Ты прав, у кого из нас нет забот… А что, Валя, Изотов и Пановский действительно восприняли информацию юпитериан? - внезапно спросил он.
– В том-то и проблема! Чтобы вылечить космонавтов, надо “стереть” чужую для них информацию, иного
