недоволен действиями властей. Даже если власти начнут бесплатно раздавать каждому по личной пищевой фабрике ежедневно. Это нормально, традиционное состояние общества. Так говорил Лохлан.
Вторым традиционным состоянием, которое Бойд прочувствовал на собственной шкуре, был стереотип власти. Все до единого лидеры преступных кланов воспринимали СБА как нечто дарованное Анклавам свыше. И боялись они не реальной силы, которой обладали безы. Когда начинали задумываться, признавали, что реальных сил у СБА сегодня намного меньше, чем когда-либо. Но все равно Служба Безопасности оставалась в сознаниях этаким «помазанником божьим», власть которого непререкаема и незыблема.
Бойд не был приверженцем какой-то Традиции и плохо разбирался в религиозных течениях. Но СБА, по его мнению, давно уже напоминала самую настоящую Традицию – люди верили в ее власть вообще без каких бы то ни было доказательств. Все были уверены, что доказательства есть, о них никто не задумывался.
В эфемерности власти СБА Бойд убедить никого не пытался. Это ему не требовалось – достаточно одного претендента на роль главного властителя Анклава.
Лохлан разработал хороший план. Он учел тот урок, что преподал ему Бойд, взяв с собой на ферму к зарвавшемуся Эвансу. Жертвы, разумеется, предполагались, но их масштаб был сведен к минимуму.
Один вопрос так и оставался открытым – куда девался сам Лохлан? Рыжий профессор исчез больше месяца назад. Никто не заметил, когда он ушел. Возможно, он не вернулся из очередного похода на улицы Анклава – Флетт любил собирать информацию для своих исследований и аналитических выкладок самостоятельно. Никто не знает. Его искали, но так и не нашли. Кто-то говорил, что видел его в Punkground, кто-то – в Лейте. Несколько человек даже утверждали, что разговаривали с профессором, но он не признался, что он и есть Лохлан Флетт. Бойд склонялся к мысли, что профессор, слишком легко относившийся к прогулкам по улицам в одиночестве, все-таки нашел неприятности на свою задницу. Скорее всего его уже не было в списке живых.
Имело ли это значение? Только в одном моменте: как ни гнал Бойд от себя эти мысли, но исключить, что Лохлан был чьим-то агентом, нельзя. Например, тех же безов. Шотландец вспомнил, как бросал монетку, решая – доверять ли Лохлану. Выпал орел. Глупая смешная забава – полагаться на монетку.
Бойд вытащил из кармана тот самый евродин, что бросал пару месяцев назад, и ударом большого пальца заставил его вращаться, подбросив вверх. Громкий удар правой ладонью о тыльную сторону левой. Что там? Шотландец осторожно, будто евродин был живой и мог убежать, приподнял руку. В этот раз была решка. В какой из бросков монетка врала? Чего теперь выяснять – отступать уже некуда.
Осталось только два варианта – прыгнуть выше головы и удержаться или умереть.
2
Сегодня с самого утра, еще до восхода солнца, Лохлан с Элиотом помогали рыбакам чинить их утлые лодки, собранные из чего придется. Настоящих лодок после посетившей Ферт-оф-Форт волны практически не осталось. Приятелям повезло познакомиться с одним из рыбаков, и на сегодня работой их обеспечили.
– Слышал, – сказал рыбак, невысокий щуплый мужчина с красными, обветренными руками и гнусавым от хронического насморка голосом, – говорят, безы хотят паек отменить?
– Да вранье это все! – крикнул другой рыбак, собиравший снасти в нескольких метрах от них.
Элиот крякнул. Лохлан не понял, что это означало, согласен он или нет.
– Как же они тогда собираются держать корпоративные территории? – спросил Каннингем.
– Известно, как. С помощью «ревунов» и «смерчей». Как обычно.
– А кто работать-то будет?
– Найдутся охотники, – возразил рыбак. – Жрать захочешь, так куда угодно пойдешь.
– А если не пустят?
– То есть как не пустят? На работу возьмут и сами же не пустят?
– Свои не пустят. Те, кого не взяли работать?
– Ну… – рыбак усмехнулся, скорее всего каким-то своим мыслям, – это ты махнул… Свои…
Элиот, как обычно, с удовольствием обсуждал последние события. А в сущности, он говорил правильно: свой – это тот, кто такой же, как ты, кто живет с тобой на одной помойке и барахтается в одном и том же дерьме. А стоит из этого дерьма выбраться, хотя бы на полшага, своим сразу быть перестанешь.
За труды они получили по вяленой рыбе. Элиот, явив из кармана несколько смятых евродинов, гордо объявил, что он сегодня угощает, и они пошли в паб. В привычный «Приют друида». В общем, утро в тот день задалось.
А потом они, как обычно, пошли на «Callboard». Каждый день похож на предыдущий. И такими же будут следующие. Иногда Лохлану казалось, что прошлое и будущее – лишь миф, выдумка его больного воображения, что существует только сегодняшний день с обязательным походом на «Callboard», с раздачей безами очередного пайка, разговорами Элиота и поиском места в ночлежке.
У входа на Площадь расстались. На «Доске объявлений» их интересовали разные рубрики. Лохлан перемещался внутри толпы, стараясь вспомнить, что нужно узнать на «Callboard». В голову пришла странная мысль, что он ходит сюда вроде бы в поисках работы, однако к стенду, на котором вывешивались объявления о найме, никогда не подходил. Или подходил? И снова вернулось ощущение, что прошлого на самом деле не существует.
– Чего стал, придурок?! – выкрикнул кто-то прямо в ухо Лохлану и сильно пнул его в бок.
Флетт понял, что уже с минуту стоит в медленно двигавшейся толпе. Он задумался о прошлом, о будущем. И о причине, приведшей его сюда. В кармане должна быть подсказка. Вроде бы так всегда было.
Там действительно отыскался листок с написанным на нем объявлением о продаже книги. Все нормально – там же значились обозначения полей, в которых нужно искать ответ. Интересно, что за книгу он продавал? Лохлан, как ни силился, не мог вспомнить, чтобы когда-нибудь владел бумажной книгой.
Вместо воспоминаний о книге почему-то возникли образы острого ножа и трупа какого-то уродца с выпученными глазами. Лохлан был убежден, что ему необходимо бороться с каким-то неведомым злом, собственноручно уничтожая его посланников в этом мире. Видимо, одним из них и был тот уродец. Только при чем здесь книга? Этого Лохлан не знал. Не помнил.
В шести местах, где могли быть объявления о покупке, Лохлан ничего не нашел. Когда он подошел к седьмой секции «Доски объявлений» и принялся пристально вглядываться в сотни листков, висящих один над другим, он понял, что не помнит, что нужно здесь искать. Какие-то данные. Но какие?
Проблемы с памятью иногда становились неудобными, мешали нормально жить. Но в основном затруднений странная болезнь Лохлана не вызывала – он наблюдал за людьми, которые окружали его здесь, на «Callboard», в Лейте, и не видел между собой и ними особой разницы. У остальных с памятью все было нормально, но они, так же, как Лохлан, жили одним днем. Никого не интересовало, что будет завтра, не было никакого смысла вспоминать, что было вчера. Каждый день похож на предыдущий, ничего нового не происходило уже больше года, с тех пор, как мир, казавшийся отлично отлаженным механизмом, вдруг развалился на миллион осколков, превратившись в прохудившееся лоскутное одеяло. Хотя ничего нового не случалось и прежде. Лохлан не мог вспомнить, что он делал в то время, чем занимался, но ощущение такой же одинаковости было очень четкое.
Y-R60.1 – еще один раздел «Доски объявлений». Вот стоит кодировка на небольшом, явно выдранном откуда-то листке: KX2-54/3. Лохлан сверился с подписью на своем листке. Так и есть – это ответ на его запрос, его кодировка.
Собственно, ответа как такового нет. Просто число. С невероятным количеством нулей и биржевым символом евродина. Лохлан стал считать нули, но сбился и начал еще раз. Чертова уйма денег! Флетт резким, конвульсивным движением сорвал листок и спрятал в карман. Такой большой суммой мог заинтересоваться кто угодно.
С такими бабками Лохлан мог себе позволить все. Все, что он мог представить. Мог даже уехать из Анклава. Вот только вопрос – куда? Крысы бегут с тонущего корабля, они думают – туда, где лучше. Если, на счастье крыс, берег окажется недалеко, кому-то из них повезет. А если судно затонет в открытом океане – большой вопрос, стоит ли с него бежать. В круглом мире по имени Земля Эдинбург был далеко не самым худшим местом для жизни.
