людей – Истина.
Перегруженный обилием «синдина» и безумно быстрыми электрическими разрядами, льющимися из «поплавка», мозг Лисы творил настоящие чудеса.
Эти слова принадлежали Поэтессе. Эммануэль Мария Нейк несколько десятков лет назад написала книгу под названием «Числа праведности». Когда-то о ее существовании знали почти исключительно машинисты, преданные Цифре, верящие в ее безграничную силу. Запретная книга, о которой знали все – благодаря Сорок Два. И ненавидело эту книгу тоже изрядное число людей. Большинство из тех, кто слышал о ней. Слышал, а не читал, это существенная разница. Пророк открыл людям дверь в мир Цифры, но не учел, что эта дверь вела на какую-то помойку, к отбросам Цифры. Те, кто рванул в неказистый дверной проем, успели прикоснуться к черному ходу, полному пыли и мусора. Но никто так и не успел разглядеть – что же там, в красивых парадных коридорах, в залах для приемов и цифровых балов. Да и существовал ли этот «дворец», или все дело ограничивалось помойкой, из которой лезли ополоумевшие тритоны, способные только на то, чтобы рушить, ломать и уничтожать?
Сорок Два приоткрыл дверь в эпоху Цифры, но он разрушил мечту. Он почти убил то, что сотворила Поэтесса, он почти уничтожил Традицию, в которую сам пытался поверить. Почти…
«
Была ли Лиса свободна? От чего – от реального мира, от программ сети? Или, может быть, от взятых на себя обязательств? Слишком много всего, чтобы сбросить груз, что давил все эти годы.
Лиса в сети, она слилась с нею настолько интимно, что почти два десятка машинистов, работающих сейчас на исходе сил в «Солнечной игле», не могли стряхнуть сознание ломщицы, мертвой хваткой вцепившееся в серверы Анклава.
Но была ли эта власть властью над Цифрой? И что такое эта власть – мечта всех правоверных нейкистов? Это ведомо только пророкам?
Представители большинства Традиций верят в Ад и Рай, они называют эти места по-разному, но все верят в них. А во что верить адептам Цифры? В Слово Сорок Два, который предал свою Традицию? Или Цифра – порождение науки и разума – не является Традицией? Сорок Два пытался доказать себе и окружающим, что это на самом деле так. Большинство нейкистов верили в магическую силу бинарного кода, но они не знали, в чем это самое волшебство должно проявляться. Мир Цифры – это мир рациональности и четкого расчета, порожденный математикой. О каком чуде тогда может идти речь? И как Лисе обрести свободу, если она не знает, как выглядит власть над Цифрой?
«
Лиса не чувствовала власть, она не могла ничего изменить. Нападение ублюдков, вырядившихся в клетчатые килты, убивших родителей и забравших сестру, оставалось в прошлом. Что бы она ни делала с этим фактом, оставившим след совсем уж микроскопическим количеством данных во всемогущей сети, он навсегда останется в прошлом. В том самом дне того самого года, когда все и случилось. Когда их мобиль подрезал внедорожник с бензиновым двигателем, из которого высыпало четверо обдолбанных подонков, вырядившихся в клетчатые юбки.
Один из них будет раз за разом, смеясь и отхлебывая эль прямо из горлышка темно-коричневой бутылки, вонзать дешевый, покрытый ржавчиной клинок под ребра Хатему Хамидди – отцу той, что теперь называла себя Лисой. Другой черенок из шайки – совсем еще сопляк – будет срывать с головы Фариды Хамидди, матери Лисы, хиджаб, топтать его ногами, а потом, разорвав платье, станет хватать женщину за грудь грязными лапами. Его бледный, болтающийся, словно резиновая игрушка, член так и не встанет – одурманенный «синдином» организм медленно умирал, неспособный выполнять свойственные ему функции. Обвинив в собственном бессилии женщину, он сломает ей шею, резко запрокинув голову назад. Позвонки хрустнут, и глаза Фариды, остекленев, уставятся в серое, низкое небо. Но убивший ее подонок так и не перестанет хлестать мертвую женщину обмякшим членом по щекам, продолжая хохотать без всякой причины.
Светловолосые парни в килтах сели в свой «Дромадер», прихватив с собой шестилетнюю сестру Лисы, и укатили в сторону Эдинбурга. Саму Лису они почему-то не тронули. Возможно, забившуюся между сиденьями маленького «Рено Арба» девушку просто не заметили, что не мудрено в их состоянии – у всех четверых зрачки были настолько узкими, что становилось ясно: доза «синдина» в крови зашкаливала. Они не были тритонами, обычные наркоманы, дети каперов среднего звена, родителей, занятых работой, а не детьми, – бензиновый «Дромадер» стоил недешево. Они смеялись и неоднократно выкрикивали слова, врезавшиеся в память Лисы на всю жизнь: «Шотландия для шотландцев!»
Лиса не имела власти над прошлым. И никакая Цифра не могла ей помочь. Цифра была не властна не только что-либо исправить, изменить, но даже не могла подарить забвения. Снова и снова Альмас Хамидди, которая, попав в Анклав Эдинбург больше трех лет назад, прибилась к ломщикам – настоящим ломщикам, не тритонам – и взяла себе имя Лиса, будет просыпаться со слезами на глазах и беззвучным криком, застрявшим в прошлом, который так и не вырвался наружу. Она не скрывала своей сути. Она, подобно лисе, всегда путала и заметала следы, говорила неискренне, а действовала только в собственных интересах, часто выдавая их за рвение и преданность общему делу.
Лиса ломала все, что попадалось – ради денег и ради развлечения. Но в первую очередь ради получения информации – она хотела найти убийц своей семьи и не оставляла надежды вернуть маленькую сестру.
Когда она впервые увидела Бойда с его идеями шотландского единения в красно-желто-зеленом килте, Лиса возненавидела его всей душой. И сломанные руки здесь были ни при чем – она действительно влезла не в свое дело, попалась, и в данном случае скорее стоило сказать спасибо, что ее вообще оставили в живых. Нет, дело было в килте – уж очень этот белобрысый увалень в клетчатой юбке, рассуждающий о необходимости возвращения шотландских земель настоящим этническим шотландцам, напоминал тех обдолбанных «синдином» наркоманов, лишивших ее семьи.
Только Бойд оказался совсем иным. Он не желал вреда другим – не шотландцам. Он вылечил и приблизил к себе Лису, разглядев в уличной девчонке арабского происхождения настоящего ломщика. Бойд был силен – и физически, и внутренне, – великодушен и беспощаден. Он умел отбирать – это было основой его преступного бизнеса, – но умел и отдавать, никогда не забывая о слабых и обиженных.
Бойд не любил постоянства ни в чем. Эта его привычка касалась и женского пола. Лиса спала с ним – самозабвенно и с удовольствием. Она считала, что так будет всегда. Но через несколько недель Шотландец нашел себе новую пассию, еще через два дня – вторую. Лису он не прогонял, наверное, он не возражал бы, если бы она присоединилась к их оргии. Но сам больше не звал ее. А недавно появилась Тони, которая ходила в фаворитках Шотландца уже третий месяц. И, подобно Лисе, она теперь была на особом счету в клане Бойда.
Могла ли Лиса изменить прошлое, имела ли власть над ним? Или под властью Поэтесса подразумевала что-то другое?
Цифра – это мир чистой информации. Лиса складывала тысячи кусков в мозаику, и теперь перед ней начала вырисовываться интересная картина, которая заставляла биться сердце быстрее. Судя по всему, сестра была жива и находилась в Анклаве. Сразу после смерти родителей ее «балалайка» несколько раз отмечалась сканерами безов в разных районах Эдинбурга. Потом, спустя почти год, в сети нашлось еще несколько меток ее «балалайки», но к тому времени чип уже взломали – это Лиса определила четко, – и скорее всего им пользовался совсем другой человек. Но следы сестры на этом не терялись.
Кроме сканеров в Анклаве имелось слишком много фиксирующей и наблюдательной аппаратуры, чтобы кто-то мог долго оставаться здесь незамеченным. Так было раньше, до Катастрофы. Сейчас сохранить инкогнито стало проще, но, имея возможности, которые получила Лиса, завладев сетью Анклава, тайн почти не существовало.
Камеры наблюдения фиксировали лицо сестры несколько раз. Это ничего не давало – неопытному пользователю, который был способен лишь на то, чтобы с тоской, утирая навернувшиеся слезы, смотреть на кадры, запечатлевшие его потерянного несколько лет назад родственника. Но Лиса не была неопытным пользователем, она была хозяйкой сети, она почти укротила Цифру – может быть, укротила бы до конца,
