серьезный, хотя и юный специалист. Сняв халат, превращалась в серебряное облако. Туфельки казались выкованными из листового серебра, брюки отливали благородной чернью, в ажурной блузке просверкивали серебряные нити. Волосы и тени под глазами тоже серебрились.
Однако в любом состоянии перед доктором наук Макушкиным Таня стояла на цыпочках, не замечала причуд, безропотно выполняла просьбы, поила чаем.
– Нет, - сказал Макушкин, - добавку уменьшать нельзя.
– Тогда проведем фазовый анализ.
Они истолкли кусочек черного слитка в сапфировой ступке.
Часть пробы Танечка понесла - цок-цок серебряными копытцами - на рентген к Сидорову. Остаток Борьба Васильевич посмотрел под микроскопом. Крупинки ничем не отличались от обычного кристалла, если не считать чернильного оттенка и тончайших включений непрозрачного материала. Определить, что это такое, было невозможно.
Петрова вернулась после обеда.
– Не хотел брать, - пожаловалась она, надевая халат. - Смена, говорит, кончается.
– Да, это долго. Через неделю хоть обещал?
– Так я же результат принесла!
– Ну, вы прямо партизанка…
Из рентгенограммы следовало, что оксиды тория и европия в решетку кристалла вошли. Это было хорошо. А вот с черной вкрапленностью дело обстояло плохо. Из чего она состояла, как попала в кристалл, Сидоров сказать не мог. Слишком мелка…
Еще через несколько опытов Макушкин и Таня беспомощно разглядывали целый ряд смоляных кристаллов. Работы, плешь собачья, зашли в тупик.
С утра они готовили очередной опыт. По настоянию юного специалиста навеску оксидов уменьшили вдвое. В это время зазвонил телефон.
– Борьба Васильевич? Сегодня в десять подшефная школа организует встречу с ветеранами войны.
– Но…
– Считайте себя мобилизованным. После торжественной части вы идете в седьмой “Б”.
– Эксперимент…
– Наденьте боевые награды.
– Я не умею рассказывать.
– Давайте не будем срывать мероприятие!
Макушкин обреченно положил трубку.
– Борьба Васильевич, вы не волнуйтесь, - подбодрила Танечка.- Выступайте спокойно. Я загружу “лодку”, создам вакуум и буду медленно поднимать температуру.
– Даже не знаю, о чем говорить…
– Да вы что! Это же семиклассники, мальчишки! Расскажите, как ходили в разведку, как взрывали поезда!
– Я больше в медсанбате сидел.
– Ну и что? Все равно партизанили. Дети любят про подвиги. Расскажите, например, как вас ранило.
– Такого не было.
– А шрам на щеке?
– Так это… Это я дома. Гвоздь заколачивал. Молотка не было, пришлось топором. А он сорвался…
– Да? А я думала - осколок… Ну, все равно, расскажите о товарищах. - Таня критически оглядела шефа. - Домой зайдете?
– Зачем?
– Костюм сменить, награды приколоть. Заодно посмотрите на ботинки, у вас шнурки разноцветные…
День был безоблачный. Обочины зеленели молодой травкой, зелеными фейерверками распускались деревья. Грязь на улице подсохла, и Борьба Васильевич быстро добрался до своего многоэтажного красавца, который был отделен, от института длинной шеренгой частных домиков. Лифт, как обычно, ждал внизу.
– Ты чего? - недовольно спросила Леля.
– Да вот… одну штуку надо захватить. - Борьба Васильевич выдвинул ящик стола, достал картонную коробку с медалями. - Леля, у меня опыт задерживается, приду поздно.
– Когда?
– Не раньше одиннадцати.
– Ну и ужинай там. Не трогай, я намазанная…
Ветеранов в школе встретили тепло. Посадили в президиум, говорили разные хорошие слова. Ветераны смущенно улыбались и звенели наградами. Потом разошлись по классам. Осмелевший Борьба Васильевич рассказал о пулеметчике Хусаине Хасанове. Ребята оказались эрудированными. Мальчик с передней парты высказал предположение, что татары, воевавшие в витебских лесах, - это члены подпольной организации легендарного Мусы Джалиля, вырвавшиеся из плена. А одна очень красивая девочка связала крылатую фразу о турке Джиурдине с комедией Мольера “Мещанин во дворянстве”. В общем, Макушкин узнал много нового.
В институт возвращался размягченный. Как будто первый раз в жизни ощущал теплое прикосновение солнечных лучей, слушал птичий щебет, видел голубое небо. Горьковатый запах тополиных листьев заполнял улицу. Макушкин нагнулся и сорвал травинку, чтобы пожевать ее, как в детстве. Из подворотни вылезла собака. Она совершенно не гармонировала с весенним днем: большая голова с висящими ушами тряслась, в коричневой шерсти круглились грязно-белые пятна, кривые ноги подкашивались.
– Тебя обидели? - пожалел Борьба Васильевич.
Песик поднял невыносимо печальные глаза и оскалился.
– Не хочешь, чтобы жалели? Гордый…
Пес хрипло заворчал.
– Ну-ну, не буду…
Макушкин повернулся и сделал шаг. В тот же миг пес словно бы пролетел над землей и вцепился ему в икру.
– Ты чего?!… Отпусти!
Пес мотнул головой и еще крепче стиснул челюсти.
– Ах, плешь собачья! - Борьба Васильевич хлопнул по плешивой голове. - Дура!
Собака отскочила, припала на передние лапы и вызверилась.
Макушкин погрозил кулаком…
Неудачный день продолжался. К шести часам вечера установка вошла в режим. Расплав был хороший, бултыхался, как вода в кружке. Пока Макушкин выставлял под смотровое окошко начало затравки и набирал на программаторе задание, Татьяна написала в рабочем журнале пожелание ночной смене. Вдруг в лаборатории стало тихо - перестал тарахтеть форвакуумный насос. Сигнальные лампочки и плафоны погасли. Нет энергии. Таня уже набирала аварийный номер.
– Дежурный электрик слушает, - буркнул сонный голос.
– Почему обесточили?
– Не знаю… - Пауза. - Наверное, на подстанции…
– Быстрее проверьте!
“Если через десять минут не дадут энергии, - подумал Макушкин, - опыт пропал. Придется начинать сначала”.
Прошло пять минут. Семь… Зазвонил телефон.
– Слушаю вас.
– На подстанции вырубило автомат.
– Да?
– Через часок обещают починить.
Борьба Васильевич осторожно положил трубку на рычаг.
