— Да уж, — сказал он неопределенно, — работа у меня такая.
Никитин захохотал и втолкнул его в комнату, пряча левую руку за спиной.
— Ох и бедлам же у тебя, — покачал он головой, разглядывая диван, кресло, стулья — все заваленное беспорядочно разбросанной одеждой. — Везет тебе! Мне моя Татьяна последние волосы за такое бы повыдергала… — Почувствовав, что сказал глупость, Никитин тут же перешел на другую тему и эффектным жестом поставил на стол две бутылки портвейна. — Вот, получай.
— Это за что же? — спросил Андрей неровным голосом, жадно разглядывая этикетки. — Ого, кавказский!
— Я не мелочусь, — гордо сказал Никитин, располагаясь бесцеремонно на кресле, скинув с него предварительно на пол мятые брюки. — Пить так пить, чего травить себя бормотухой… Ну что, договорились?
— О чем? — спросил Андрей, срезая дрожащими руками пластмассовую пробку. — О чем, благодетель?
— Как о чем? — удивился Никитин. — Ты что, забыл, что вчера утром раскололся и согласился отдать мне за два куска собрание Майн Рида?
Андрей поморщился. Что-то такое действительно было…
— Почему же за два? — глухо спросил он, разливая портвейн по стаканам. — Ты только посмотри, какие тома толстые! Может, если их в город свезти, за них в магазине всю тридцадку дадут. Это дело обдумать надо.
— Ты уже две недели думаешь, — обиженно сказал Никитин, брезгливо отхлебывая терпкую красную жидкость. — Лучше посмотри, сколько эти книги на старые деньги стоили. Гроши! А я тебе даю живые два червонца. Что тебе, два червонца не нужны?
— Почему не нужны… Нужны, — вздохнул Андрей, снимая с подвесной полки увесистые тома. — Я к тому, что, может, за них больше в городе дадут…
— Э-эх!.. — застонал Никитин, закатывая глаза к потолку. — Мучитель ты мой! Да как ты до города-то доедешь — вот что мне скажи. Либо в вытрезвитель попадешь, либо все перезабудешь, заплутаешься в метро, так что придется тебя из милиции либо еще откуда выручать. Помнишь, как в том году я тебя еле из психбольницы вытащил? Этого ты хочешь?
Андрей загрустил. Что верно, то верно, до города с его головой добраться нелегко, а если и доберешься, то будет одно мучение — народу тыща, все куда-то бегут, толкаются, на него скалятся, а он, потный, раскрасневшийся, стоит в телогрейке посреди улицы Горького и жалко улыбается, все со страху перезабыв. Нет уж… Пропади пропадом лишний червонец, чтобы за него такое терпеть. А книг ему не жалко, толстые они, ему все равно такие теперь не осилить, а Никитину хоть бы что, он человек ученый, кандидат наук, даже книжки с формулами читает, а у него, у Андрея, от одного вида этих формул голова сразу же начинает раскалываться…
Поколебавшись немного и безуспешно попытавшись выжать из Никитина хотя бы еще пятерик, Андрей сдался и сам сложил книги в нейлоновую сумку.
— Ну, мне пора, — сразу же заторопился гость, бросая жадный взгляд на полку, где еще осталось несколько интересных книг. — Надо статью написать сегодня в один реферативный журнал, в гараж наведаться — так что дел невпроворот. Как-нибудь забегу на следующей неделе. Пока!
Андрей, возбужденный спором и дурманящим вином, вновь остался в комнате один. Спать ему совсем расхотелось, он достал с полки наугад том Конан Дойла и завалился на диван, пытаясь прочитать хоть один рассказ до конца. Но это ему, как всегда, не удавалось, в конце первой же страницы буквы стали расплываться у него перед глазами, он стал забывать, с чего все началось.
После нескольких безуспешных попыток уловить смысл рассказа Андрей отбросил книгу в сторону.
«Ерунда, — подумал он равнодушно, — и как я раньше мог такое читать? Все одни выдумки, ничего реального… Надо будет в следующий раз предложить этому жмоту всю подписку, но цену назначить свою — рублей тридцать или тридцать пять. Выпивка на неделю будет обеспечена! Так, на сколько бутылок там еще осталось?..» Он вскочил с дивана и внимательно изучил полку. Книг стояло совсем немного, штук десять, а ведь когда-то у него их было много, солидных, в красивых переплетах, за них можно было бы взять сейчас хорошую цену…
И тут он вспомнил про книгу, лежащую на секретере, Она была какой-то странной, непохожей на маленькие тома подписок — неимоверно толстой, с тяжелым кожаным переплетом и завлекательной полуобнаженной девушкой на обложке.
Она ловко скидывала с себя белье, стоило только повернуть голову чуть в сторону, но так же быстро и одевалась, дразня бесстыжими глазами.
Андрей глухо заворчал и подвинул к себе стул.
Когда он открыл книгу, за спиной гулко стали бить часы, так что Андрей невольно обернулся. Было ровно десять часов утра.
Первые страницы книги были продолжением темы, красовавшейся на обложке, и по-настоящему увлекли его. Он уже не вспоминал про постель и назойливую головную боль, а, устроившись поудобнее, стал не спеша перелистывать глянцевые красочные фотографии. Потом к ним присоединился текст — отрывки из «Анжелики» и «Убийственного лета», обширные вырезки из «Иностранной литературы», смакующие одно и то же. Картинок, правда, становилось все меньше, а текста все больше, но он не заметил этого и не без удовольствия проглатывал страницу за страницей, жуя ириски, разбросанные на столе. На некоторое время он забыл о своих недугах, и это было приятно. Постепенно у него разыгралось воображение, и сочные описания быта американских солдат или французских буржуа обрели в его сознании вполне красочные формы. Страница, еще одна…
«Стой! — прочитал он с удивлением, перелистнув довольно вялое описание любовной сцены из какого-то романа Жорж Санд. — Хватит заниматься этой чушью! Я хочу предложить тебе нечто значительно более интересное, прелесть чего ты поймешь через каких-то полчаса. Но сначала посмотри на часы».
Андрей невольно обернулся и увидел, что часы показывают десять часов двадцать одну минуту. Все еще плохо понимая, что происходит, он перечитал фразу с самого начала. «Но сначала посмотри на часы. Сколько сейчас времени — можешь вспомнить?» «А как же, — усмехнулся Андрей, — десять часов двадцать одна минута, в чем вопрос…» Он хотел было продолжать чтение дальше, как вдруг его поразила мысль: «Я помню время. Я почти минуту назад смотрел на часы, и ничего не забыл. Не забыл!..» Эта мысль ошеломила его, он отодвинулся от секретера и растерянно огляделся вокруг. За окном трепетали под порывами ветра багровые клены, редкие прохожие сновали по дороге, торопясь в магазин с бидонами, а на кухне тихо позвякивала о немытую посуду струйка воды из-под крана. «Я помню!» — повторил он про себя и с силой провел ладонями по небритому лицу.
Что-то переменилось вокруг, и что-то изменилось в нем самом.
Он прислушался к своим ощущениям и почувствовал, как отяжелела его голова и на место бесконечной тупой головной боли пришло пульсирующее тепло. Раздумья больше не приносили ему мучений, и он без труда вспомнил до мельчайших деталей все события сегодняшнего утра, но это еще больше запутало его. И тогда он снова обратился к книге, но уже не стал перечитывать страницу, сначала, потому что знал ее почти наизусть.
«Если сейчас больше одиннадцати, перелистни несколько десятков страниц и обратись к листу сто пятьдесят три. Там ты найдешь ускоренный курс восстановления твоего интеллекта, который тебе поможет быстро войти в форму. Иначе — читай не спеша все подряд и пройди весь курс полностью. А теперь начнем. Прежде всего достань из нижнего ящика секретера магнитофон. Конечно, ты забыл, как им пользоваться, посмотри на схему, помещенную на следующей странице».
Открыв ящик, Андрей с удивлением обнаружил небольшой изящный магнитофон с какими-то иностранными буквами на передней панели. Ему стало любопытно, как же включать эту штуку, и он, внутренне съежившись, рискнул попытаться разобраться в схеме. Она казалась очень простой, на ней не было непонятных символов и формул, которых он боялся пуще огня, но и она требовала некоторого напряжения мысли. «Способен ли я на это? — трусливо подумал он, косясь на смятую постель. — Может, бросить это дело, пока не поздно?..» Но в нем уже начал просыпаться неутолимый демон любопытства, и он потратил десять минут, водя пальцем по толстым стрелкам схемы и щелкая клавишами. Как оказалось,
