интересно, их завораживают иллюзии, потому и просиживают много времени в кино и перед телевизором.
— Белая лилия стала эмблемой королевской власти во Франции, — рассказывала Нина Александровна. — Правда, ученые утверждают, что это была огненно-красная лилия, поскольку такие цветы с незапамятных времен росли в восточной Фландрии, на берегах реки Ли, где произошли битва и откуда сам цветок получил название. Но древняя легенда гласит, будто белая, настоящая лилия выросла из молока матери богов Юноны…
От сказки она переходит к воспоминаниям.
Любит Нина Александровна уходить мыслями в далекое прошлое: в счастливые годы юности в родном Кварели, в старый Тифлис, в гимназию, к веселым подругам… в пору своей любви, когда она встретила красивого, вдохновенного поэта, любимца всего Тбилиси — Тициана Табидзе… О нем наш Пастернак написал:
И вдруг у нее перед глазами встает та страшная осенняя ночь.
Смахнув слезинку, Нина Александровна, вся как-то постарев и сгорбившись, поднимается со стула и молча, едва волоча ноги, уносит задремавшую внучку в спальню, кладет в постель, раздевает, целует в лобик и долго-долго смотрит на спящую девочку. Потом медленно направляется к окну. Луна устлала в море дорожку.
На шелковице, что стоит на обочине, отчетливо виден каждый листик, а среди травки у комеля, переливаясь всеми цветами радуги, точно какой бриллиант, сверкает стекляшка.
Она смотрит на глубокое, почти черное небо, усыпанное яркими звездами, и все становится таким бренным, малозначащим, а с берега доносится ласковый, убаюкивающий шепот волны: …ш-ш-шш-щ!.. ш- ш-ш-щ!.. ш-ш-ш-щ!..
И постепенно стихает боль, и легче становится на душе, уходят тяжелые воспоминания, и, укладываясь в постель, она тихо, про себя шепчет стихи Брюсова:
На другое утро Нина Александровна появилась на пляже позже. У санатория ВВС летчики, выкупавшись, выходили из воды, веселые, беззаботные, громко смеясь над товарищем, который, поглядывая на свое покрасневшее бедро, ругался: «Экая чертовка, обожгла!» Двое других, стоя по грудь в воде, грубо волокли к берегу и наконец вывалили на гальку огромную медузу. Летчики окружили беспомощно распластанную на камнях желеобразную массу и с любопытством наблюдали, как под лучами солнца все слабее пульсирует ее рыхлое тело, тускнеет, растекается лужицами, которые сохнут прямо на глазах… И только появление рядом невысокой старой женщины резко изменило их настроение. Укоризненно качая головой, Нина Александровна сделала молодым людям замечание и, превозмогая боль, наклонилась и принялась бережно подталкивать обеими руками медузу к воде. А это странное существо, словно понимая заботу о нем, сжимало и разжимало свой «колокол», двигаясь при помощи этой доброй женщины к набегавшей волне, сегодня такой прозрачной.
Солнце выкатилось из-за деревьев, и его лучи позолотили кромку прибоя, проникли в самую толщу воды, осветив прибрежные камешки, раковины, и густую паутину темно-зеленых водорослей, и мелькающие стайки рыбок. Маленькая Ниночка, поиграв во дворе, помчалась на пляж к бабушке, но по дороге увидала «принца» и «рыбника» и спросила:
— Принц, ты не видел в море Горгона, которого Нептун превратил в медузу? — Получив отрицательный ответ, недружелюбно поглядела на ихтиолога, неторопливо зашагала, поглядывая на море, навстречу бабушке.
Но, подойдя ближе, увидала, что ее дидидеда расстроена.
«Сердитая, лучше к ней не подходить, погонит домой. Скажет: «Иди завтракать!» Маленькая Ниночка поспешно юркнула в прибрежные камыши и, выждав несколько минут, пока бабушка и гости дома не собрались под тентом, опять отправилась к морю. Когда о ней спохватились, то увидели, что девочка стоит в воде, размахивает руками и звонко хохочет.
— Она играет с медузой! — удивленно прокомментировал подбежавший литератор, жестом приглашая ихтиолога.
Гогла Михайлович быстро поднялся и кинулся со всех ног к стоившей по пояс в воде девочке.
— Выходи сейчас же, обожжет! — сердито крикнул ихтиолог.
Девочка, никого не слушая, захватила большую медузу ручонками и пыталась вытолкать ее на берег, она была так увлечена работой и своими радостями, что не заметила, как «рыбник» и «принц» оторопело замерли, увидя в прозрачной воде переливающееся розовыми и голубыми красками волшебное существо с извивающимися, точно в восточном веселом танце, плавниками-руками.
Медуза подплыла очень близко к берегу, она почти совсем на камнях и гальке, а Ниночка двумя ручонками помогает ей «вылезти».
Когда мужчины, схватив девочку, вынесли ее на берег, она рассерженно хлопала ресницами, ничего не понимая; а у самой кромки воды лежали два камешка, один нежно-голубой, другой розовато-фиолетовый, точно повторяя окраску медузы.
— Это мои камушки! — пищит Ниночка. — Мне дала их медуза! Как красиво! Они волшебные!
— Какое безобразие! — ворчит ихтиолог. — Ай-яй-яй, какое безобразие! — Гогла Михайлович сокрушается, осуждающе смотрит на медленно направляющуюся в их сторону Нину Александровну. — Вот плоды ваших сказок!.. Медуза могла обжечь девочке не только руки, но и глаза, лицо, искалечить ребенка…
— Успокойтесь, дорогой Гогла, — успокаивает его литератор. — Не искалечила ведь. Разве не заметили, общаясь с Ниночкой, медуза просто вся светилась от счастья и подарила два чудесных самоцвета! Не правда, Ниночка?
— Волшебных! — подтверждает та.
— И девочка порадовалась живому морскому существу, а ваш «прибрежный волк» всем рефлексам вопреки не только ее не обжег, но словно бы нашел с девочкой взаимопонимание…
Ихтиолог, сердито махнув рекой, зашагал под свой тент; Нина Александровна, взяв за руку внучку, направилась, чуть прихрамывая, к себе домой. Ниночка, быстро семеня ножками и зажав в кулачке «волшебные» камешки, смотрела в ту сторону, куда уплывала медуза.
А та, не зная ни о споре на берегу, ни о науке, исследующей рефлексы, не догадываясь о рыболовном промысле и своей для него непригодности, уплывала в море, безотчетно наслаждаясь недавней встречей с неведомым, но чем-то милым ей сухопутным существом, которое ласково подталкивало ее к берегу, и чувствовала, что от этих рук не исходит никакой опасности, и потому не выделяла своего яда…
Литератор смотрел ей вслед и думал: «Ты уплываешь, не ведая о том, что приобщила человека к сокровенной тайне природы и оставила в его сердце неизгладимый след».