— Естественно. Когда в старину экспериментировали с маломощными химическими элементами и получали от них мизерный электроток, невозможно было судить об электросварке, о дуговых электролампах. А когда Петров собрал огромную батарею, электрическая дуга показала себя во всю силу.
— Нет, я в тебе не ошибся — голова работает как надо! — похвалил Шулун. — Все ты раскусываешь с лету. Именно: количество переходит в качество. Точно так же относительность времени проявляется лишь при околосветовых скоростях, а его информационные свойства — при гигантском сжатии обрабатываемых массивов данных. Но есть и негатив…
Он наклонился к Холмову, заставил и того пригнуться, и только после этого свистяще зашептал, будто речь шла о заговоре:
— Еще глубоко в двадцатом веке были известны неопровержимые факты пребывания на Земле представителей высоких цивилизаций. Грешили на инопланетян, но потом так же неопровержимо доказали: сие даже теоретически не мыслимо. Теперь забрезжила идея иного плана. Не были ли это посланцы из далекого будущего? А их, понимаешь, отлавливали сетями, пускали самонаводящиеся ракеты. Выводы делай сам.
Глава 3
«Я, нижеподписавшийся Холмов Ростислав Иванович, младший научный сотрудник лаборатории проблем искусственного интеллекта, даю настоящую расписку в том, что получил инструктаж по технике безопасности и полностью осведомлен о возможных опасных для здоровья и жизни последствиях испытаний информационно-временной человекомашинной системы „Каппа“, а также в том, что дал добровольное согласие на личное участие в указанных выше испытаниях».
— Все? — спросил Холмов, кончив писать.
— Почти. Пиши дальше:
«Устройство аварийного возврата в текущее время получил».
— Но я ничего не получил.
— Пиши, сейчас получишь. И дату не забудь: 2 сентября 2011 года. Расписался?
Шулун сложил листок в папку и папку убрал в портфель, а из портфеля достал микрокалькулятор самой примитивной модели.
— А ты молодец, — вертя калькулятор в руках и без обычного ерничания заговорил Христофор, — я в тебе не ошибся. Знаешь, все ученые делятся на категории. Есть такие дуболомы, как твой оппонент непотопляемый Федоров, заслуженнейший деятель и науки и техники враз. Я читал его последнюю монографию — это позорище, на восемьдесят пять процентов плагиат. Отнес нашему заму по науке, тот высказался так: «В монографии Федорова много нового и правильного. Но все правильное не ново, а все новое неправильно». Категория вторая — талантливые чудаки, неудачники.
— Невеселая картина, — мотнул головой Холмов, — а что же третья категория?
— Скажу. Только возьми эту штуку и запомни: если почувствуешь неладное — грозящую опасность, например, или потерю ориентировки во времени, немедленно включай. В корпус калькулятора вмонтировано устройство перевода системы в нуль, для аварийного сброса всех программ. Давай введем твой персональный код. Скажем, РХ и год рождения. Ты с какого?
— Девяносто первого. В январе появился на свет.
— Чудно, уж тут не забудешь ни при каких обстоятельствах: РХ 1991. Готово. Бери свой информационный спасательный круг. Товарищ, который работал здесь до тебя, его не имел. — Христофор встал и с плохо скрытым облегчением потянулся.
— А третья категория? — напомнил Холмов.
— А третья категория — это мы. Я и мне подобные. Устройство наших голов не позволяет открывать новое, зато мы умеем разбираться в людях и имеем нюх, верхнее чутье на талант.
Холмов тяжело вздохнул:
— Хочу довести до ума свой алгоритм.
Христофор преобразился, засиял своей беззаботной улыбочкой.
— Ну и умница, — с чувством пожал он руку Холмова. — Как говорил Наполеон, главное — начать сражение, ввязаться в бой. Я поехал в главное здание. В конце дня навещу, обсудим итоги.
Едва Шулун закрыл за собой дверь, Ростислав включил аппаратуру для прогрева и с помощью таймера поставил на исполнение контрольные тест-программы. Серебристый куб отозвался легким гудением. У Холмова было минут десять свободных. Он поднес кресло к нижнему скату, с кресла, поднатужившись, открыл фрамугу и вылез на крышу.
Здесь было чрезвычайно приятно и открывались неожиданные ракурсы.
«Христофор не так уж плох — по крайней мере, не какой-нибудь темнила», — размышлял Холмов, вглядываясь в аспидные блестящие грани угловой башенки на соседнем доме бывшей кампании Зингер.
День разгулялся вовсю: солнце, голубое небо, реденькие белые облака. Похоже, накатывалось на Ленинград бабье лето. Холмов, вдыхая принесенный морем воздух полной грудью, полюбовался еще немного адмиралтейской иглой и спрыгнул вниз. Глухо звякнула оконная фрамуга, отсекая уличный шум.
Начинать эксперимент было рано, на дисплее еще мелькали промежуточные результаты проверок. Видимо, барахлил селекторный канал связи с центральной машиной. Холмов, хрустя желудем, подошел к одиноко стоящему шкафу — интересный оказался шкафик, в стиле врубелевско-шехтелевского модерна, со стеклами в переплете, из скрещенных дубовых стрел. За стеклами на полках лежали толстенные подшивки журналов в потертых картонных переплетах, старые газеты, еще какие-то книги и бумаги. Шкаф открылся легко, будто им пользовались по десять раз на дню. Холмов выбрал себе годовую подшивку «Нивы» за 1911 год и отнес ее на рабочий стол оператора, мимоходом убедившись, что связи с центральным процессором еще нет.
Рассеянно листая желтые страницы-отголоски давно отшумевших политических страстей, Холмов задерживал внимание на научно-технических новинках того времени. Беспроволочный телеграф, пробеги довольно неуклюжих автомобилей… Много внимания уделялось «воздухоплаванию». Мелькали снимки: «Аппарат Блерио после приземления в Англии», «Дирижабль „Лебедь“ отечественной конструкции над Невским проспектом», «Члены императорской фамилии на торжественном открытии воздухоплавательной школы в Гатчине». Холмов задержал взгляд на фотографии молодого человека в светлой тужурке, склонившегося над заставленным довольно сложными электронными приборами столом.
Свет лился сверху, через отвесный оконный проем в наклонной крыше!
Да, точно — сто лет назад на этом самом чердаке была научная лаборатория. Подпись под снимком гласила: «Студент электротехнического факультета Санкт-Петербургского императорского политехнического института П. Н. Линдберг изобрел способ управления взрывом на расстоянии. На нашем фото: изобретатель в своей лаборатории за подготовкой аппарата к очередному опыту».
Холмов подумал, что установка Линдберга — одна из первых систем дистанционного управления. Вероятней всего, широко применявшийся во время второй мировой войны радиоуправляемый взрыватель для всякого рода фугасов и мин. Линдберг опережал развитие техники на добрых три десятка лет. В этот момент Холмова отвлек вкрадчивый синтезированный голос терминала:
— Система «Каппа» готова к диалогу. Центральный процессор в вашем распоряжении.
— Дайте на просмотр то, что было уже записано в памяти системы.
— У нас запись дискретная, порциями через десять лет. 2001 год, 1991-й и так далее, до 1941-го включительно.
— Дайте по минуте на каждое десятилетие…
— Готово.
