Да к просто Марии, наконец! - Похоже, святую птицу заклинило на женских именах.
– Иуда меня не предаст, - без особой уверенности сказал Сын Божий.
– Как в Гефсиманском саду! - съязвил Иаков. - И ведь как целуется, стервец!
– Не ерничай! - одернул товарища Фома. - И без тебя тошно!
– Второй раз не распнут! - ухмыльнулся Иаков. - Может, семи смертям и бывать, но на крест больше не пошлют!
– Что делать будем? - оглядел соратников Сын Божий.
– Надо сдаваться, - вслух подумал Матфей.
– Спасать Иуду надо! - девичьи закраснелся Варфоломей и пощекотал Голубя под крылышком. Голубь немедленно выгнулся, надул зоб и привычно заворковал, шаркая лапками. - Если мы его не спасем…
– И как мы это сделаем? - прищурился Сын Божий. - На приступ лечебницы пойдем? С арфами наперевес?
– Заговорит кариотянин, - раздумчиво бросил Иаков, - все мы туга заскучаем.
– Ты с жаргоном завязывай, - посоветовал Сын Божий. - Среди нормальных людей сидишь, а не заезжих барыг на дорогах к Самарре шелушишь. Дело серьезное.
– Вот и я говорю, - кивнул Иаков. - Стремно, брат.
– Банда путчистов! - с отвращением сказал на миг протрезвевший Дух. Смотреть на вас отвратно. На кого помыслили руку поднять?
– Зачем я с вами связался? - заныл Голубь. - Жили себе… Ну, славословили, конечно, не без того. Так ведь ему нравилось! А теперь что?
Варфоломей снова погладил его, и Голубь потянулся к апостолу клювиком.
– Хватит ныть, - решительно сказал Иаков. - Надо идти Иуду с кичи вынимать!
– А если херувимов подкупить? - поинтересовался молчавший до того Левий Матвей.
Все повернулись к бывшему мытарю.
– Был я у лечебницы, - сказал практичный апостол. - Поглядел я на жизнь херувимскую. Морды у них львиные, сами они велики и жрать постоянно хотят. А мяса в Раю нет! Надоело им, поди, на финиках да акридах сушеных сидеть. Не очень на них пожируешь!
– Да где мы мясо-то возьмем? - вынырнул из небытия Дух. - Я уж и сам его вкуса не помню!
19
Двое нежились под солнцем.
– А чего Тебе, Господи, хочется? - простодушно спросил архангел Гавриил.
Бог зевнул и откровенно признался:
– А ничего Мне, Гаврюша, не хочется. Скучно Мне!
– Я вчера Иуду допрашивал, - сообщил архангел.
– Молчит?
– Молчит. Второй раз, говорит, я Его не предам.
– Значит, есть чего предавать, - заметил Бог. - Нажать надо. Крепенько нажать.
– Не по-Божески будет, - усмехнулся Гавриил.
– Да ну? - удивился собеседник. - А разве Мною где-нибудь сказано 'не пытай'? Что Господу страдания неправедной души? Я и в Потоп сожалений не чувствовал. Грешник мучиться и страдать должен, и все равно, где он страдает, - в Аду или в Раю. Нажми на него, Гаврюша, крепко нажми!
– Нажимал уже, - признался архангел.
– И что же? Молчит?
– Воет…
Они помолчали. Вокруг жужжали пчелки, трудолюбиво собирая нектар с цветочков, боролись среди березок косолапые славные медвежата, ласточки быстрокрылые в небе летали. Лепота кругом. Одно слово - Рай.
Вдали слышались звон арф и протяжное пение, сопровождаемое возгласами 'аллилуйя!'.
Бог пожевал губами.
– Частушки, говоришь, про меня пели?
– Пели, Господи!
– Не помнишь? Люблю, брат, народное творчество.
Гавриил задумался и пропел не лишенным приятности голосом:
Мы в Раю - одна семья:
Бог, архангелы и я,
Вот бы нас увидел Брэм,
обсмеялся б, старый хрен!
– Что-то они не то поют, - задумчиво проворчал Бог. -На митингах они иное горланят.
– На проповедях и Ты, Господи, другой, - возразил архангел.
Бог снова надолго замолчал.
Удивленный его долгим молчанием, архангел заглянул в одутловатый Лик не спит ли?
Бог не спал.
– Чудны дела Мои, - задумчиво сказал Он. - Но их дела еще чуднее. Я тут на днях в Чистилище с душами усопших российских демократов встречался. Интересно, понимаешь. Спрашиваю их: в Меня веруете? Веруем, кричат, веруем, Господи. А давайте, говорю, ко мне философски подойдем. Нет, кричат, не согласны мы к Тебе, Господи, философски подходить. Ладно, говорю, тогда давайте к вам философски подойдем. Как вы себе Вселенную представляете? Бесконечна она, говорят, Господи, и ты, Боже, в центре ее. Хорошо, говорю, особых возражений нет. Согласны вы, что слово Мое - закон? Согласны, говорят, конечно - закон! В Библии, мол, так и сказано: вначале было Слово. Слуги Мои, спрашиваю, вершат над вами суд праведный? Тут у них разногласия пошли, до хрипоты они спорили, но со Мной согласились. Так вот, говорю, как вы назовете общество, в котором правит один человек, законы его исполняются неукоснительно, а следят за соблюдением этих законов верные слуги, а остальные безмолвствуют и повинуются? Смотрю, молчат и ждут слова Моего. Смелее, говорю им, смелее. Называйте вещи своими именами. Они с неохотой такой, вразнобой, но признали - это, Господи, тоталитарное общество, а ты, выходит, - диктатор. Правильно, говорю. Так как же вы, верующие в свободу, идеалом своим считаете тоталитарную систему, а диктатору поклоняетесь и догматически в него веруете? - Бог глухо засмеялся.
– А дальше что? - спросил Гавриил.
– Неинтересно Мне с ними стало, - сказал Бог. - Направил я их всех к Моему рогатому оппоненту. За поклонение ложному кумиру, понимаешь…
– Господи, - сказал архангел. - Да этак можно всех наших праведников туда отправить!
– Всех нельзя, - строго сказал Бог. - Глупо наказывать тех, кто верует не раздумывая. А вот думающие, они, дружок, самый опасный народ. Думающие да сомневающиеся в праведники не годятся. Блудливы они в помыслах своих, от того блуда революции случаются…
Он снова замолчал, глядя в небесную синеву с коромыслом радуги от горизонта к горизонту.
– А насчет желаний… - Он протянул руку, и на пухлой ладони глянцево засветилось большое красное яблоко. Господь с видимым удовольствием надкусил фрукт и закончил: - А что Сам не смогу, ангелы притащат!
– Трудно Тебе, Господи?
– Скучно. Спел бы еще частушечку. Только поприличнее, все-таки Богу поешь!
– Неприличности частушке смак придают, - не согласился архангел. - Без неприличности частушка, что ария из оперы - тоска и серьезность.
Он подумал немного, припоминая частушки апостолов, и задорно грянул:
Бог постом меня замучал,
