'здесь многие рассказывают о нем такие дела, которые мало ему похвалы приносят'. Еще бы, ни с того ни с сего распустить полторы тысячи крепостных! Не менее красноречивы воспоминания А.А.Куракиной: 'Дом его против всего города, был больше всех иллюминован, где была собрана довольная часть народа, которому он из окошка сам бросал серебряные деньги, а на улице его два гайдука из мешков — медные, и они с хозяином всем кричали 'Виват!'.
Дошло до того, что жена Федора Ивановича добилась проведения расследования Юстиц-коллегией на предмет 'психической ненормальности' супруга. И в результате этого расследования, приправленного немалой сумой взятки, наш эксцентричный философ был признан 'человеком вне здравого рассудка'…
Творческая биография Дмитриева-Мамонова не столь увлекательна, но о некоторых моментах ее имеет смысл упомянуть. Как поэта его вряд ли назовешь блестящим. Но 'пошалить', пооригинальничать Федор Иванович любил. Чего, например, стоит 'Эпистола от генерала к его подчиненным', являющая собой… воинскую инструкцию, 'пересказанную' шестистопным ямбом! Или такое любопытно произведение, одно название которого не требует каких-либо дальнейших комментариев: 'Правила, по которым всякий офицер следуя военную службу с полным удовольствием продолжать может'.
Выступал Дмитриев-Мамонов и как переводчик французских поэтов, щедро покровительствуя бедным литераторам.
Вернемся, однако, к главному произведению Дмитриева-Мамонова 'Дворянин-философ, аллегория'. Эксцентриком и чудаком он проявил себя и на писательской ниве. Повесть пользовалась настолько большим успехом, что писатель в 1796 г. решил переиздать ее отдельной книгой. На титуле Дмитриев-Мамонов, как бы насмехаясь над общественным мнением, поместил оттиск медали с собственным изображением и следующей надписью: 'Осветил светом, разумом, честью и великолепием. Плоды уединенной жизни в Баранове. Создал новую обстоятельную систему сложения света в 1779 году в честь нашему веку, сим ученый свет одалживается ему'.
Однако судьба этого, второго, издания повести печальна. Тогдашняя цензура еще в 1769 г. заприметила в произведении крамольные мысли. Это и понятно, ведь вымышленный мир Ф.И.Дмитриева- Мамонова с его 'космическими' муравьями и страусами был едким, сатирическим портретом реального мира.
Весь тираж смоленского издания 'Дворянина-философа' (1796) был немедленно изъят из продажи…
Увы, произведение это было изъято не только из продажи, но и из истории нашей литературы. История с пробелами — плохая история.
Истории о богатырях славенских
Жанр меча и магии, известный как «фэнтези», отечественные критики чаще всего называют литературой, рожденной ХХ веком. Связано это, в основном, с тем фактом, что мистическая и сказочно- фантастическая (демиургическая) фантастика о вторичных мирах в нашей словесности стала развиваться — старательно калькируя западные 'первоисточники' — лишь в 90-е годы ХХ века.
Но появился-то жанр фэнтези в русской литературе много раньше — корни его теряются в далекой эпохе Просвещения. Назывался он только по-другому.
Вспомнить истоки отечественной фэнтези особенно поучительно и познавательно сегодня, в начале XXI века, когда книжный рынок атакован сериями типа 'Загадочная Русь' или 'Дороги богов', штампующие странную на вкус и цвет продукцию, гордо величающую самое себя 'славяно-киевской фэнтези' — 'восточный ответ Чемберлену'. Авторы сиих сочинений весьма вольно и небрежно обращаются с историческими реалиями и славянской мифологией, зато неизменно претендуют на лавры пионеров славянской фэнтези.
Повторимся: XVIII век — в литературной истории эпоха особенная. Время становления авторской прозы и многих жанров. Знаменательно столетие и бурным ростом жанров массовой литературы: набрали силу авантюрный и любовный роман, а 1779 год ознаменовался появлением и первого российского детектива — безумно популярного романа Матвея Комарова под длинным названием 'Обстоятельные и верные истории двух мошенников: первого российского славного вора, разбойника и бывшего московского сыщика — Ваньки Каина со всеми его сысками, розысками, сумасбродную свадьбою, забавными разными его песнями, и портретом его. Второго французского мошенника Картуша и его сотоварищей'.
Еще более плодотворно развивались жанры и направления фантастики — утопия и антиутопия (М.Херасков, Ф.Эмин, М.Щербатов, В.Левшин), научная фантастика ('Дворянин-философ' Ф.Дмитриева- Мамонова). Возникший в эти годы интерес к старине былинной, к славянской мифологии не мог не отразиться и в литературном процессе, что вылилось в появление жанра волшебно-авантюрного романа. Это уже в ХХ веке он стал называться на западный манер — 'фэнтези'.
Причем, речь идет именно о фэнтези — без каких бы то ни было натяжек, со всеми классическими признаками жанра. Моделирование вторичных миров в псевдоисторическом антураже, условная мистико- средневековая атрибутика, переработка канонической мифологической системы, мечи, магия, инфернальные силы Зла и цементирующий все это любовно-авантюрный сюжет-'бродилка' — все это с избытком присутствует в романах трех 'китов' русской фэнтези, речь о которых ниже.
'Во времена древних наших князей, до времен еще великого Кия, на том месте, где ныне Санкт- Петербург, был великолепный, славный и многолюдный город именем Винета; в нем обитали славяне, храбрый и сильный народ. Государь сего города назывался Нравоблаг; он был храбрый полководец в свое время, ополчался противу Рима и Греции и покорял многие окрестные народы под свою область. Благоденствие и мудрые узаконения от времени до времени приводили владение его в цветущее состояние; счастие, разум и сила присвоили ему все по его желанию, и он утешался и был доволен, смотря на изобилие и спокойство своего государства, ибо тишина и благоденствие народа составляли все его благополучие'.
Так начинается роман-пенталогия 'Пересмешник, или Славенские сказки'. Первые четыре части были изданы в 1766–1768 годах за подписью 'Русак', и только при переиздании с включением 5-й части в 1789 году на титуле появилось подлинное имя автора — Михаил Чулков.
Писатель, исследователь мифологии, драматург и журналист Михаил Дмитриевич Чулков (1744–1792) вышел из самых 'низов' (он родился в семье солдата), но после ошеломляющего успеха 'Пересмешника' он совершил головокружительный взлет не только в литературе. Начав актером придворного театра, он за относительно короткий срок преодолел путь от камер-лакея до коллежского ассесора, попав даже в Дворянские книги Московской губернии.
'Пересмешник' представляет собой череду увлекательных историй, которые поочередно рассказывают друг другу двое молодых повес. Не случайно композиционно книга напоминает 'Декамерон'. Истории в книги самые разные — героико-приключенческие, где герои-славяне совершают подвиги не только в пределах славянских земель, но и по всей Европе, бытовые, изобилующие описаниями свадебных обрядов, гаданий, пословицами; есть даже сатирические истории. Впервые в русской литературе введя былинных персонажей, смело используя не только славянскую, но античную мифологию, то и дело их смешивая, Чулков создал свой вторичный мир, где реальные исторические события, названия племен соседствуют с вымышленными, где документальная дотошность к фактам переплетается с намеренными искажениями (*).
В предисловии к первому изданию, автор прямо признается: 'В сей книге важности и нравоучения очень мало или совсем нет. Она неудобна, как мне кажется, исправить грубые нравы; опять же нет в ней и того, чем оные умножить; итак, оставив сие обое, будет она полезным препровождением скучного времени, ежели примут труд ее прочитать'. И все-таки, новаторство 'Пересмешника' очевидно — Чулков ввел в русскую литературу абсолютно новый жанр и новых героев. Чулков первым предпринял попытку систематизировать славянскую мифологию, упорядочить пантеон богов, приравняв его к античному. Кстати, писателю принадлежит не только первый русский роман-фэнтези, но и ряд книг, которые уверенно можно назвать учебниками для авторов, взявшихся творить 'славянское фэнтези': 'Краткий мифологический лексикон' (1767) и 'Абевега русских суеверий, идолопоклоннических жертвоприношений, свадебных
