вопроса. Вопрос первый — а могу ли я верить тебе, брат? Что из того, что я услышал, правда?
— Все правда, — серьезно ответил Ян. — Разве я тебя когда-нибудь обманывал?
— А тогда, — я ударил ладонью по воздуху, — ответь мне, брат, для чего надо врать нашим людям?
— Я тебе только что объяснил, — мягко ответил Ян. — Если ты пока не понял, то просто поверь мне на слово. Надо. Я тоже не верил сначала и не понимал зачем.
— Люди должны знать правду, — сказал я твердо.
— Не всегда и не сразу, — возразил Ян.
— Всегда и сразу, — отрезал я. — Люди не свиньи. Их нельзя держать в хлеву и годами кормить концентрированной брехней. Вспомни, как ты жил на корабле, вспомни! Тебе самому ой как не нравилось вранье! А теперь ты сам стал шестеренкой в этом механизме?
— Не кричи, послушай…
— Брат, тебе обработали здесь мозги! Я не знаю, кто эти здешние люди, но я вижу, ты с ними заодно! Для тебя уже ничего не значат Великие идеалы Китайского народа! Они обучили тебя своему вранью! Про них ты уже говоришь «мы», а о нашем корабле — «они»?!
— Брат, не надо истерик и громких слов, — поморщился Ян. — Не будь дикарем. Отучись делать поспешные выводы. Осмотрись. Подумай. Взвесь. Ты сам все поймешь. Это спор слепого со зрячим… — Ян осекся. — Извини…
— Я не хочу ничего понимать, брат! — крикнул я. — Я не терплю лжи!
— Это не ложь, это постепенная правда. Милосердие к тем, чья жизнь прошла ошибочной дорогой и оказалась в тупике.
— Милосердие нельзя строить на лжи! — ответил я твердо. — Как ты мог, брат? Как ты мог?!
Ян вдруг замер и торопливо прижал мизинец к уху. Лицо его помрачнело. Он медленно поднял взгляд на меня:
— Что ты сказал старейшине Цы?
— Все сказал. Я ему звонил из шлюза по селектору.
— Из шлюза по селектору… — повторил Ян уныло. — Из шлюза по селектору. Нам такое в голову не могло прийти…
— А вы разве не следите за кораблем? Не прослушиваете селекторы? Вашими муравьями и телепортациями?
— Да, — сухо ответил Ян. — Но совсем не так оперативно, как тебе кажется.
— Что-то случилось? — улыбнулся я, чувствуя торжество. — Старейшина Цы рассказал экипажу правду?
— Нет, — ответил Ян очень тихо. — Старейшина Цы повесился. На шелковой шлейке.
Антон Первушин. Выступление космонавта Комарова в сельском клубе
Это здесь, товарищ генерал-майор, — сказал сопровождающий офицер, и водитель сразу затормозил.
«Волга» остановилась у большого бревенчатого дома, стены которого почернели от времени и дождей, а крыша местами прохудилась, обнажив дранку. Над входной дверью была прибита доска с надписью: «КЛУБ».
Сопровождающий офицер первым выбрался из машины, обошел «Волгу» и предупредительно распахнул дверцу со стороны старшего по званию. Комаров тяжко вздохнул и полез наружу, ступив начищенным сапогом в грязь.
Из-за угла клуба выглядывали дети. Им явно очень хотелось подойти и поговорить с самым настоящим космонавтом, но они, воспитанные в строгих правилах русской деревни, не решались этого сделать и только пугливо глазели, как невысокий генерал в огромной фуражке и кожаном плаще выбирается из черной блестящей машины — вроде той, на которой ездят «большие начальники» из райцентра.
Комаров снова вздохнул, но улыбнулся и поманил детей пальцем. Не все рискнули преодолеть стеснительность — к машине подошли четверо: три мальчика лет по двенадцать-тринадцать и совсем маленькая девочка, которую один из пацанов вел за руку, — наверное, сестра. Одеты все четверо были бедно, но добротно. При том выглядели вполне здоровыми и сытыми, а уж Комаров в войну насмотрелся на отощавших до синевы детей и знал, чего на самом деле стоит и эта сытость, и ухоженность.
Вперед выступил один из мальчуганов — вихрастый и краснощекий.
— Разрешите обратиться, товарищ генерал-майор? — спросил он звонким голосом, встав по стойке «смирно».
Комаров чуть не рассмеялся от неожиданности. И с удивлением про себя отметил, что настроение, напрочь испорченное долгой поездкой, бездорожьем, осенней хмарью и слякотью, постепенно улучшается.
— Обращайтесь, — дозволил он пацану.
Но паренек отчаянно заволновался и нарушил правила игры:
— А вы ведь космонавт… дяденька… товарищ генерал? Космонавт, правда ведь?
— Космонавт, он самый, — кивнул Комаров.
— А кто вы? — задал уточняющий вопрос подросток.
— Летчик-космонавт Комаров. Владимир Михайлович. Мальчишка отступил к сверстникам, и они зашептались, поглядывая на Комарова с нескрываемым обожанием. Затем вихрастый вернулся на исходную позицию и сказал важно:
— Это вы управляли «Звездой-7», а потом — «Звездой-9»? И вы летали на «Алмаз-1»?
— Я, — не стал отрицать своих заслуг Комаров.
Тем временем дверь клуба распахнулась, и крыльцо быстро заполнилось народом. Навстречу гостям двинулись председатель местного сельсовета в выходном костюме с орденскими планками и девушка в русском национальном сарафане при кокошнике. На вытянутых руках девушка удерживала поднос: хлеб, соль, стопарик водки: Комаров пожалел девушку: было хорошо видно, что она мерзнет на холодном сыром ветру, да и ступать по жидкой грязи в маленьких сапожках вряд ли доставляло ей удовольствие.
Впрочем, сначала нужно было подумать о мальчишках. Комаров сунул руку в карман плаща и вытащил горсть сувениров. Издалека каждую из этих безделушек можно было принять за патрон от автомата Калашникова, однако на самом деле то были миниатюрные модели космических кораблей, выточенные из «космической» стали умельцами Куйбышевского завода. Пока председатель и девушка приближались, Комаров роздал ракеты пацанам и попрощался с ними так:
— Бывайте, орлы! Захотите стать космонавтами — милости просим в Звездный. А пока надо учиться. Неучей среди космонавтов не бывает.
— Так точно, товарищ генерал-майор! — вновь перешел на язык устава вихрастый; глаза его сияли.
Сопровождающий офицер кашлянул, и Комаров переключился на председателя сельсовета. Сердечно пожал его мозолистую руку, поинтересовался делами и здоровьем. Потом пришлось выпить водки и закусить ломтем теплого хлеба.
— Призывники ждут, — сообщил председатель. — Пожалуйте, товарищ генерал.
— Не надо так, товарищ председатель, — поморщился Комаров. — Я же моложе вас. Называйте меня просто Владимиром.
— Не могу, товарищ генерал, — отозвался председатель, пряча глаза. — Никак не могу.
— Воля ваша, — согласился Комаров и двинулся к дому.
Люди на крыльце смотрели на него во все глаза: кто с удивлением, кто с любопытством, кто с обожанием. Многие улыбались. Комаров, не задерживаясь, прошел прямо в клуб.
Внутри было тепло, почти жарко. В большой комнате стояли лавки и высилась импровизированная трибуна. На лавках тоже сидели мальчишки, но постарше — в возрасте от семнадцати до двадцати. Было тут
