— Конечно, — нетерпеливо сказал я. — Если это все твои новости…
— Я еще не начал, — сказал Бертон, бросив на меня кроткий взгляд. Он всегда так делал, прежде чем ошеломить какой-нибудь неожиданной информацией. — Связи Папы с католической церковью оказались куда более глубокими, чем он старался представить. Не знаю, что известно полиции, и не представляю, как это может помочь тебе в защите Бойзена, но дело в том, что Большой Папа был членом «Опус деи».
— Есть факты? — спросил я. Вряд ли Бертон сумел обнаружить настоящие доказательства, «Опус деи» — тайная папская гвардия — не допускала утечек информации, я не помнил случая, когда «Опус деи» прокололась бы настолько, чтобы это название всплыло в ходе хотя бы одного судебного разбирательства.
— Доказательств нет, конечно, я не Интерпол, — Бертон допил наконец свою рюмку, из которой он цедил мелкими глотками, не отрывая взгляда от экрана, где комментаторы в студии были готовы, похоже, вцепиться друг другу в глотки. — Но вот что удалось обнаружить, когда я работал по связям твоих «Христианских паломников».
Рик полез в боковой карман, вытянул оттуда лазерный диск и протянул его мне.
Я оставил Бертона досматривать матч и отправился в кабинет. Голова у меня раскалывалась, но я перестал о ней думать, когда начал смотреть материал — здесь были не только донесения одного из сотрудников Бертона, но и фотокопии кое-каких документов, а также звуковые файлы.
Похоже на то, — думал я, переключая изображения и прерывая на полуслове речи свидетелей, чтобы потом послушать их более внимательно, — похоже на то, что Большой Папа действительно был связан с этими итальянскими мафиози, именующими себя тайной папской гвардией. У Ватикана были свои интересы — далеко не только теологические — в любой части земного шара. Большой Папа — в миру Доменико Чекетти, хозяин спортивного комплекса «Бернардито», — был сыном итальянского эмигранта, переехавшего в Штаты в начале двадцатых годов. Карьеры он на новой родине не сделал, попадался на мелких мошенничествах и в тюрьме провел больше времени, чем на свободе. Но все-таки успел жениться и наплодить шестерых детей — Доменико был самым младшим и самым талантливым. Во всяком случае, он хорошо усвоил, что с полицией лучше не иметь никаких дел — и ни разу не попался, хотя я-то знал, сколько раз его хотели прижать и каждый раз отступались, поскольку он либо предоставлял неопровержимое алиби, либо находил нужных свидетелей, а его бухгалтерские книги всегда отличались образцовым порядком, и хотя эксперты из отдела экономических преступлений уверены были в том, что многие счета подтасованы, доказать это им не удалось ни разу.
С Бойзеном Чекетти был знаком — это факт. Что до связей Большого Папы с римскими папистами, то обнаруженные Риком свидетельства все-таки нельзя было считать сколько-нибудь надежными. Может — да, может — нет.
И что? Допустим, нить тянется от Бойзена к Большому Папе, а от него — в «Опус деи». Я понимал, какую логическую цепочку пытался выстроить Бертон. Папская гвардия обычно занимается финансовыми аферами, добывая для казны Ватикана сотни миллионов долларов ежегодно. Но известны случаи, когда паписты выполняли и иные поручения Святого престола. История с Туринской плащаницей, к примеру, — это знают все, участие Ватикана и его заинтересованность в результате экспертиз не особенно и скрывалась.
Возможно ли, чтобы идея расправиться с Дьяволом с помощью засланного в Ад убийцы, родилась в голове кого-то из папских приближенных или даже в голове самого понтифика? Иоанна Павла Второго я видел на телеэкране, папа не казался мне фанатиком, он поступал разумно, и у меня в голове не укладывалась мысль о том, что Святой престол мог принять в разработке этого нелепого плана хоть какое- нибудь участие.
В конце концов, «Опус деи» мог действовать и самостоятельно — это была настолько законспирированная система, что, вполне вероятно, даже папа не знал всех деталей организации, ее планов и возможностей.
Все это притянуто за уши, — подумал я. Единственное, что удалось откопать Рику: в одном из разговоров Чекетти действительно упомянул о том, что без Дьявола мир был бы куда более совершенным. Интересное заявление в устах отпетого мошенника.
Я поймал себя на мысли, что всерьез обсуждаю сам с собой идею о том, что Бойзен должен уничтожить Князя Тьмы. Домыслы, домыслы, домыслы… Что мне давала вся эта информация для защиты? Ничего. Будь Большой Папа жив, он вряд ли стал бы давать показания в пользу моего подзащитного.
Я вышел в гостиную и застал Бертона в высшей стадии экстатического транса — «Мадрид» забил третий гол, ребята, должно быть, играли, как звери, у меня в глазах рябило от этих красно-желтых, носившихся по полю, как броуновские частицы — и на мой взгляд, с таким же видимым эффектом.
— Не убедительно, — сказал я, отобрал у Бертона пульт и отключил звук.
— Эй, — сказал Рик. — Футбол без звука — все равно что война без разрывов бомб, стонов раненых и воя сирен.
— Как поэтично! — воскликнул я. — Ты полагаешь, что в аду царит такой же гвалт? Наверняка черти носят в ушах затычки или вовсе лишены слуха. Кстати, есть ли действительно у чертей уши? Я что-то не помню.
— Есть, конечно, — Бертон, не отрываясь, смотрел на экран. — Когда ты был в церкви в последний раз? На всех витражах черти нарисованы с ушами, а у Вельзевула, кажется, уши козлиные. Или хвост?
— Неважно, — отмахнулся я. — Повторяю — не убедительно. Связь Большого Папы с Ватиканом не доказана.
— Больше ничего я тебе представить не могу, — нетерпеливо сказал Бертон. — Обратись в ФБР, они помогут. И, в конце концов, это ведь вопрос веры, а не логических доказательств. Чего ты от меня хочешь? Чтобы я нашел убедительные аргументы в пользу того, что Бойзен действительно получил задание расправиться с Дьяволом, оказавшись на том свете? Для меня это такая же чушь, как астрология, гадание на картах и лечение по телефону. Я в свое время занимался этими специалистами, все они оказались шарлатанами, и это мне удалось доказать вполне определенно.
— Ну-ну, — пробормотал я и вздрогнул, потому что Бертон неожиданно издал вопль, подобный воплю павлина, и подскочил в кресле, будто его уколола воткнутая в сидение игла.
— Го-ол! — заорал он и потянулся к пульту с очевидным намерением присоединить общий хор к своему уникальному баритону. Я отодвинул пульт и сказал:
— Хорошо, подойдем практично. Я должен вытащить Бойзена с того света — точнее, не позволить ему туда попасть. Присяжные, кстати говоря, люди религиозные, и потому я не собираюсь, как ты понимаешь, говорить о Дьяволе и Аде. Но, черт возьми, я сам, для себя, не для процесса, хочу докопаться до сути. И еще — если Бойзен действительно намерен расправиться с Дьяволом, то его должны обеспечить оружием. Это звучит дико, но допустим, что мисс Браун права и нашлись такие идиоты, которые… Какое оружие будет Бойзену дано? И как?
— Наверняка что-то нематериальное, — сказал Бертон. — Молитва какая-нибудь, новое изобретение Академии Ватикана.
— Нет-нет, — отмахнулся я. — Ничего нематериального! Ты не уловил сути идеи. Ты понимаешь, что речь идет о радикальнейшем изменении церковной концепции? Потусторонний мир материален, вот что получается, если Бойзену действительно дано задание уничтожить Дьявола. Тот свет так же материален, как и наш. Просто это некое другое, параллельное, скажем так, существование, которое начинается после того, как умирает наше бренное тело. Вот почему «Христианские паломники» не готовы принять эту концепцию — она противоречит догматам христианской веры!
— О чем ты говоришь? — воскликнул Бертон. Идея, над которой я раздумывал последние дни, не только не приходила ему в голову — даже сейчас, когда я объяснил суть, он не был способен ее воспринять. — Когда человек умирает, в ад или рай отправляется его бессмертная душа, она-то и терпит муки или вкушает блаженство. Душа нематериальна, или ты это будешь отрицать?
— Буду, — твердо сказал я. — Именно это я и буду отрицать. Похоже, не только я, но кто-то из церковных деятелей — может, даже сам папа, — пришел к такому же выводу.
— Ерунда, — раздраженно сказал Бертон. — Церковь не может говорить ни о чем подобном, это действительно противоречит религиозным догматам.
— Но ведь кто-то нанял Бойзена уничтожить Дьявола! Или согласимся, что твои сведения не стоят
