— Эдуарда Галактионовича, историка? Помню, конечно. Так что?
— Ну, вспомнили детство золотое, перетерли с ним, то да сё… Потом в «Пальму».
— Ты пил с Одеколонычем? — Алька от избытка чувств уронила проспект с Фортунатопопьюлой, левую руку прижала к щеке жестом удивления, правой едва успела подхватить нечаянно сбитую со стола чашку.
— А чего? — Толик пожал плечами. — Я угощал. Когда Одеколоныч еще так похавает, а мне ненапряжно… Так он мне книжицу всучил. Такая хрень, у Одеколоныча нашего книжица вышла — и там про Фортунатопопьюлу эту тоже есть. Сейчас я в тачке возьму, погоди.
Толик энергично направился к двери, но по дороге споткнулся о стопку итальянских журналов — сослепу, должно быть — и выругался. Потом махнул рукой:
— Погоди, не собирай. Я сам. Вот вернусь и сложу эту хрень, пока ты одеколонычеву книгу будешь читать.
Через несколько минут Толик возвратился и гордо протянул Альке тоненькую книжку в темно-зеленом переплете:
— Такая хрень. Саги, ошибочно приписываемые Снорри Стурлусону.
— Толь, — Алька по привычке дунула, оттопырив нижнюю губу, — ты чего? Ты откуда про Стурлусона знаешь?
— А чего? Я ж не дебил, мне Одеколоныч все доходчиво развел. Да ты читай! Там про конунга Золотая Борода такая хрень есть, вот там. А я пока журнальчики твои соберу. Их по номерам или как?
— Что?… — Алька уже принялась листать книгу, — А… Лучше по номерам. Хотя, вообще, пофиг. Слушай, интересно как! Он тут все с перекрестными ссылками, авторы саг были знакомы, или это вообще один и тот же…
— Ну, а я чего? Одеколоныч сказал — труд всей жизни. Давай про Бороду.
«…Там же, у итальянских берегов, встретили корабль богатого франкского ярла и сражались с франками до тех пор, пока не перебили их всех. Эдвин Золотая Борода первым прыгнул на борт корабля франков и своей рукой зарубил ярла, а тот был ростом семь локтей и с ног до головы закован в стальные латы. Удар Эдвина был столь силен, что добрый меч конунга разлетелся на три куска, а Эдвин прежде сразил этим мечом самое малое сорок человек и меч оставался цел. После этого конунг взял себе меч убитого франка, а самого вышвырнул за борт. Следом за сраженным ярлом Золотая Борода бросил свой сломанный меч и сказал так:
— Я возьму твой меч, а тебе достанется мой и будет то добрая мена.
В этом бою погибли три викинга, все — добрые бонды и храбрые люди: Орм по прозвищу Черный, Торир и Эгиль Заговоренный. А Заговоренным прозвали Эгиля за то, что он был уже старик и с самой юности всяким летом отправлялся в викингский поход и возвращался неизменно целый, без единой царапины. Потому и пошел о нем такой слух, что он заговорен от стали. А в этот раз Эгиль сам объявил, что желает честной смерти от меча, ибо заждались его чернокудрые девы Валгаллы. И в самом деле, на корабле франков он встретил честную смерть. А перед тем, как помереть, Эгиль просил валькирий подождать, пока он скажет последнее слово своему конунгу. И к умирающему позвали Эдвина Золотую Бороду и Заговоренный сказал:
— Золото и серебро, что взял ты на этом франкском нефе, отвези в Норвегию и зарой клад, как подобает славному воину. Ибо я уже вижу, как удача покидает тебя, и если ты не поторопишься сохранить ее — иссякнет вовсе.
Сказав это слово, Эгиль заговоренный испустил дух, и одним добрым мужем стало больше в дружине Одина. Эдвин же Золотая Борода сказал так:
— Мы поступим по слову Заговоренного, ибо худое это дело — ослушаться мужа, глядящего в глаза валькирии.
Один из викингов, именем Орм Рыжий, принялся спорить и возражать. Тогда Эдвин сказал такую вису:
Раздающий кольца снова будет щедрым,
Ясень битвы скоро будет мной доволен,
Лишь земля Мидгарда дань мою получит.
И вождя удача больше не покинет.
Никто не осмелился спорить с конунгом и никто больше не советовал Эдвину ослушаться совета, данного Заговоренным перед смертью. Викинги пристали к берегу в местности, называемой Льянца, справили тризну и устроили троим погибшим товарищам огненное погребение на франкском нефе. Меньшую часть золота и серебра Эдвин раздал дружине, а остальное собирался зарыть в Норвегии, чтобы сохранить удачу. Но пророчество Эгиля сбылось даже быстрее, чем можно было ожидать, ибо один из дружинников, Влад из Гардарики, сбежал на берегу в Льянце, прихватив золото. Иные говорят, что сперва конунг разгневался на этого Влада за какую-то пустяковую провинность и хотел убить, так что Влад скрылся, спасая жизнь, и украденное золото — достойная месть конунгу. Иные же утверждают, что Влад сбежал по своей воле. Однако с той поры удача оставила Эдвина Золотую Бороду, он потерял корабль и на протяжении семи лет плавал под чужими парусами, в дружинах разных конунгов, получая раны в каждой схватке, не исключая и самых пустяковых драк».
— Все. — Алька дунула вверх. — а где про Фортунатопопьюлу?
Толик уже успел собрать все журналы и терпеливо ждал, пока Алька дочитает, сидя на стопке итальянской прессы.
— А ты сноску глянь.
— Какую сноску?
— А там где слова «в местности, называемой Льянца».
— А, да. Есть сноска: ныне город Фортунатопопьюла.
— Алевтина!
— Алла.
— Ладно. Слушай, Алька, поехали в Италию. Посмотрим, что там, в этой Фортунатопопьюле, может, этот беглый там клад и зарыл?
— С чего ты взял?
— Ну, как же… Как он там появился, Влад этот, так и город переименовали в Счастливый Народ. Точно! — Толик заговорил с жаром. — Они там теперь все счастливые, потому что золото викинга им удачу приносит, поняла? Ну что, поехали?
— А если нет там клада?
— Ну так отдохнешь. При таких делах, как нынче, я скоро прогорю. Тогда и мне Италия не будет светить. Поехали, а? Пока я еще могу оплатить… Хоть отдохнем там напоследок, а?
— Толь, ты это брось. Ты меня не интересуешь как мужчина.
— А ты меня интересуешь, как переводчик. Поехали, Аль…
Алька подумала, дунула на несуществующую челку и неожиданно для себя самой согласилась.
В Фортунатопопьюлу добрались катером. Толик первым спрыгнул на причал и подал руку Альке. На лице галантного кавалера красовались большущие темные очки, скрывающие синяк.
Подхватив баулы, Толик велел:
— Аль, расспроси, где тут этот отель? «Фортуна» эта.
Потом осторожно потрогал свежий фингал:
— Ох… Чем это ты меня? Бутылкой?
— Да уж не «Арифметикой» для четвертого класса, прошли те времена.
— Да, хорошие времена прошли. Теперь счастье покинуло меня, я плаваю под чужими парусами и получаю фонари даже в самой пустяковой драке от лучшей подруги.
— Толя, мы же договаривались…
— Ну извини… Был неправ. Был пьян. Больше не повторится.
— Вот именно. Потому что если повторится, я всем расскажу, что знаменитый российский маньяк- садист и приехал сюда лечиться от импотенции. Ни одна итальянка к тебе и на пушечный выстрел не
