поэзии теперь уже почти все знакомое. Один известный поэт написал очередное стихотворение о любви и заявил во всеуслышанье, что «тема любви наконец закрыта». Никто не послушался этого революционера. И продолжают писать о любви, пользуясь несколькими рифмами и того меньшим числом стихотворных размеров.
Наверное, дело в том, что она – азартный человек, авантюрист. В облике скромной пенсионерки. И когда ей судьба показывает уголок тайны, в странно устроенной душе Зои Платоновны вспыхивает испепеляющий огонь желания эту тайну разрешить. Даже если эта тайна остальному человечеству кажется совершенным пустяком.
– Я прочла последние произведения Крымского-Москвича, – сказала Зоя Платоновна. – Вы их видели?
– Мы после того стихотворения на его фамилии глаза зажмуриваем, – сказала Ирина Федоровна.
– И псевдоним у него дикий, – заметила биологичка.
– А я вот не зажмурилась, – сказала Зоя Платоновна. – Можно, я вам покажу?
Она раскрыла подшивку, стала листать. Учительницы поднялись, склонились над подшивкой. Вот и стихотворение.
– Скажите, вам оно ничего не напоминает?
Биологичка первой пробежала его глазами и сказала:
– Значительно лучше. Он что, курсы кончил?
– Курсы... – сказала задумчиво Ирина Федоровна. – Нет, не курсы. Кто же это... кто же это...
– А если труд будет сладким, а вольность высокой? – спросила Зоя Платоновна.
– Ах! – обрадовалась Ирина Федоровна. – «Песня» Николая Михайловича, он ее в двадцать седьмом году написал. Дура я, дура старая...
– В двадцать седьмом БАМ еще не строили, – сказала биологичка.
– «Благодетельною силой / С нами немцев подружило / Откровенное вино», – сказала Ирина Федоровна. – Вы, голубушка, ошиблись в своих расчетах на сто лет. Речь идет о поэте Николае Михайловиче Языкове, современнике Пушкина.
– А как же БАМ? – Биологичка никак не могла смириться с мыслью о литературном воровстве.
– Ну а это? – спросила Зоя Платоновна о предыдущем стихотворении.
– Это? Дай бог памяти... колхозные поля... а если без них? Это не Дельвиг, а? Очень похоже, что это Дельвиг.
– Ой! – сказала биологичка. – Такой скандал в нашем городе... Самый настоящий плагиатор. А я думала, они бывают только в больших центрах...
4
К четырем часам Зоя Платоновна вернулась в редакцию и увидела наконец самого Крымского- Москвича, он же Грянулло. Поэт не почувствовал опасности, когда Зоя Платоновна вошла в комнату, где Мухоморин выслушивал его монолог. Он кинул равнодушный взгляд на незнакомую бабку. Зоя Платоновна села за свободный стол и сделала вид, что пишет.
Крымский-Москвич, согбенный мужчинка неизвестного возраста, подчеркнуто и даже принципиально серый, будто покрытый пылью, медленно и солидно водил в воздухе перед лицом юного Мухоморина пачкой исписанных листов бумаги и ровным, занудным, всепроникающим голосом повторял:
– Моему новому циклу нужно место по праву. Я разные темы охватил, можно сказать, в комплексе, понимаешь?
– Нет места, Сидор Сергеевич, – отбивался Мухоморин. – Нету, откуда у нас место – всего две полосы, и выходим три раза в неделю. Сами понимаете.
– Вопрос об важности, – говорил поэт. – Вопрос об качестве. Я же не с улицы пришел, я сюда каждый день, можно сказать, прихожу. Если печатать не будешь, я напишу, знаешь, не стихами, железной прозой напишу, какие зажимы здесь у вас происходят. А сам в Москву поеду, печататься там начну, тогда заплачете горючими слезами, что мой талант губили...
– Но мы же обещали, Сидор Сергеевич, – сказал юный Мухоморин. – Мы ваше стихотворение берем. При первой возможности...
– Все ясно – сказал поэт. – Сначала печатали, а потом преграды пошли. Это знак, да? Знак, да?
Мухоморин пожал плечами, глядя в стол. Он предпочитал отмалчиваться.
– А можно мне посмотреть ваши стихи? – спросила вежливо Зоя Платоновна.
– А вы кто такая будете?
– Я из Москвы приехала, в командировку. Фотокорреспондент, – сказала правду Зоя Платоновна.
– Конечно, – обрадовался Мухоморин. – И вам мнение нового человека интересно послушать.
Серый человечек уперся в глаза Зое Платоновне своими черными точками, самым ярким пятном на лице, пронзил ее насквозь, рассмотрел изнутри – бывает же такой въедливый взгляд, – решил, что достойна, и щедрым жестом положил перед ней стопку листов, исписанных ровным с завитушками канцелярским почерком. Теперь Зоя была готова к тому, что увидит, она быстро проглядывала строки, не обращая внимания на модернизированные заголовки типа «Песня борцов за гражданские права коренных представителей населения США», под которым скрывалось известное стихотворение Полежаева «Песнь пленного ирокезца». Некоторые стихотворения были безнадежны, и их Зоя Платоновна полностью отнесла на совесть Крымского-Москвича, происхождение других угадывалось. Были и неугадываемые, но относящиеся к определенному времени – к первой половине прошлого века. Безусловно, к первой половине...
– Ну и как вам? – спросил поэт. – Впечатление оказывает, а?
– Оказывает, – осторожно сказала Зоя Платоновна, возвращая листы. – Много написали.
– И я говорю, что много, выпуск у меня большой, надо как-то утилизацию проводить. А они мне не хотят газетной страницы пожертвовать.
– Вы уходите? – спросила Зоя Платоновна.
– Нет еще... – Но тут поэт увидел, что, пользуясь моментом, юный Мухоморин сбежал из комнаты. И даже прихватил с собой портфель.
– Не вернется он, – сказала Зоя Платоновна. – Я знаю таких молодых людей, у которых не хватает духа сказать человеку «нет».
– А он хотел сказать мне «нет»? – Серый поэт вышел вслед за Зоей Платоновной в коридор.
– Именно так. Но мне нужно с вами поговорить. Вы не возражаете?
– Про мое творчество? – спросил поэт.
– Про жизнь вообще. Пять минут, не больше.
– Только чтобы не больше, – предупредил поэт.
На улице было прохладно, но дождя с утра не было, поэтому скамейки в сквере просохли, а свежим холодным ветром сдуло влагу с желтых листьев.
– Ну, излагайте, – сказал серый человек. – Только коротко. У меня дела.
– Знаю, – сказала Зоя Платоновна, – палатку надо открывать. Вдруг снова Леонида Андреева за бесценок принесут...
Крымский-Москвич приоткрыл в изумлении рот. Такого от московской старухи он не ожидал. Ну, может, стихотворной критики ждал или даже предложения взять стихи и напечатать в Москве, в центральном журнале, а почему нет? Стихи хорошие.
– Это какого Леонида Андреева?..
Но Зоя не намеревалась терять инициативу.
– А стихи откуда переписывали? Из альбома, да?
– Из какого альбома?
– А из того, который вам юная дурочка на макулатуру притащила вместе с бабушкиными письмами и
