гнездах из шелка, спряденного пещерными пауками, в каждом гнезде была кладка из двадцати или тридцати яиц.
— Остановитесь! — воскликнула Аверан.
Баррис повернулся первым. Его глаза горели злобой.
— Почему?
— Это последние яйца опустошителей. Великая Истинная Хозяйка годами вела войну с другими роями. Каждый раз, подчинив себе очередной рой, она уничтожала яйца своих врагов. Быть может, это последние в мире уцелевшие яйца опустошителей.
— И отлично, — сказал Баррис. — Значит, мы сможем под корень истребить этих проклятых монстров.
Пришел час, который случается в жизни каждого Охранителя Земли, — час, когда ему открывается цель его существования. Биннесман рассказывал Аверан, что когда он понял, что это именно его жребий — защищать человечество, это знание наполнило его такой чистотой и силой, от которых уже нельзя отречься.
Именно это испытала Аверан сейчас.
— Я запрещаю! — закричала она. — Я служу Земле, и я исполню волю моей госпожи.
Аверан направила жезл на дверь, ведущую в комнату яиц, и начертила на ней руну. У нее не было времени тянуть силу из Земли, и пришлось обратиться к собственным истощенным запасам.
Камень затрещал в тот же миг, и на его поверхности появился круг. Внутри этого круга наливалась силой руна. Стены зашевелились и сошлись плотно, закрыв вход.
Аверан чувствовала себя настолько выдохшейся после поспешного колдовства, что почти лишилась сознания. Она оперлась на свой жезл, внимательно глядя на Барриса, Йом и Габорна и пытаясь понять, возненавидят ли ее теперь, или вступят с ней в бой.
Все эти люди испытали чудовищные страдания в лапах опустошителей. Монстры отняли у них все — дома, здоровье, семьи. Если у кого и был повод ненавидеть опустошителей, то именно у них.
— Земля любит все живое одинаково, — прошептала Аверан. — Она любит змею не меньше, чем полевую мышь, орла не меньше, чем голубя, опустошителя не меньше, чем вас.
В горле Барриса что-то злобно заклокотало, словно он готов был взорваться. Но Габорн схватил его за руку и оттащил назад.
Йом едва взглянула на Аверан, и ее губы удивленно приоткрылись.
— Ты выросла, малышка, — сказала она. — Ты действительно очень выросла.
Слезы заблестели в глазах Йом, как если бы она смотрела на того, кто отныне для нее мертв. Это больно ранило сердце Аверан.
— О Йом, — сказала Аверан негромко, — это всего лишь я. Я все та же.
Но Йом печально покачала головой:
— Нет, ты не та же. Ты теперь Охранитель Земли. Взгляни на свое платье.
Аверан посмотрела вниз и увидела разительные перемены. Ее мантия чародейки словно пустилась в рост. Это выглядело так, будто крошечные семена пустили ростки в ее старой одежде и молодые корешки протискивались между волокнами ткани. Но в последний момент они сменили цвет на ярко-зеленый.
Все ее старое платье было теперь скрыто под этими корешками, оплетено ими.
Аверан покачала головой.
— Пора идти, — сказала она Йом, Габорну и пленникам. По привычке она подумала о том, что нужно сделать, чтобы приготовиться к путешествию на грааке. — Упакуйте ваши вещи.
Баррис кивнул на своих оборванных спутников:
— Нам нечего паковать.
— Мы готовы, — сказал Габорн.
Аверан подняла свой жезл, решая, что именно надо сделать. Ей принадлежали силы глубин Земли, и потому она отключила сознание и смогла почувствовать скалы и каменные глыбы повсюду вокруг.
Габорн был прав. Она почувствовала ствол шахты над головой не далее чем в нескольких тысячах футов. Неделю назад мировой червь расчищал здесь свой путь, когда Габорн призвал его в Каррис.
Аверан напрягла все свои чувства, услышала сотрясение в скалах вокруг, крошечные трещины и неправильные линии. Принимая в расчет огромный вес каменной толщи над ними, необходимо огромное количество энергии, чтобы открыть проход.
На это потребуется больше Силы Земли, чем Аверан могла надеяться получить. Даже подумать об этом было больно.
— Я не сумею, — печально сказала она.
— Возьми жезл, — сказал ей Габорн.
Она слегка сжала жезл и почувствовала в нем Силу Земли. Но нет. Она слишком устала даже для одной попытки.
Габорн внезапно оказался рядом и схватил черный жезл из ядовитого дерева.
От его прикосновения жезл, казалось, весь запылал. Сила Земли хлынула через него, теплая, как дыхание новорожденного, надежная, как камень.
Аверан взглянула в усталые глаза Габорна с благоговением. Ничто в нем не говорило о том, что он способен на такое.
— Благодарю, — вот и все, что она смогла сказать.
Она преклонила колено и произнесла заклинание, начертив руну земли, — и земля задрожала.
Сэр Боренсон вцепился в свой боевой молот и пригнулся, чтобы нырнуть в полуразрушенную винную лавку. Опустошители сломали только крышу, даже окно на фасаде уцелело. Каждая балка была охвачена пламенем. Он упал на пол сразу за порогом, упираясь руками и коленями, а опустошители, не встретив препятствий, помчались в город. Сотни монстров пробежали мимо его укрытия.
Его сердце отчаянно колотилось. Кровь опустошителей покрывала его руки и лицо. Лютый жар от огня пожаров охватывал его со всех сторон. Черный пепел и зола кружились вокруг, как снегопад. Боренсон увидел валяющуюся на полу уцелевшую бутылку вина, выбил пробку и утолил жажду.
Он слышал, как на полях к северу и к западу от Карриса рога Раджа Ахтена и Лоуикер трубят атаку. Дико кричали люди.
При этих звуках опустошители приготовились к кровавой драке. Но в самом Каррисе стало угрожающе тихо.
Ему хотелось взглянуть на сражение. Ему нужно было только найти место повыше, чтобы можно было заглянуть через крепостные стены. Несколько ступеней внутри лавки вели к тому, что когда-то было комнатами второго этажа. Теперь же ступени вели прямо в небо, и лишь несколько языков пламени лизало их основание.
Боренсон пробрался среди обломков — камней, расщепленных досок, сломанных прутьев, — расчищая путь к ступеням. Он покрепче ухватил боевой топор и выбрался наверх. Вдалеке он слышал
У самых берегов озера Доннестгри лавировали баркасы — тысячи баркасов. Озера было почти не видно из-за леса мачт.
Лорды-воители Интернука в рогатых шлемах осыпали градом арбалетных стрел опустошителей, копошащихся на берегу озера.
На севере рыцари Лоуикер врезались в ряды опустошителей, и лошади негромко ржали, когда
