«с прямолинейной точностью пули». Он ощущает глаз с его веками) зрачками и радужной оболочкой как «целый театр со сценой и актерами».
Ортега говорит, что мускулы глаза – изумительно тонкий инструмент, и из-за этого каждый взгляд поминутно отличается от предыдущего. Существует так много различных взглядов, что почти невозможно всем им дать названия, но он рассказывает, что есть, например, 'взгляд, который длится мгновение, и есть настойчивый взгляд; взгляд, который скользит по поверхности вещи, и взгляд, который ухватывает ее словно багром; бывает прямой взгляд и косой взгляд, крайняя форма которого имеет собственное имя – «посмотрел уголком глаза».
Он говорит также о «боковом взгляде», который отличается от любого другого косого взгляда, хотя его ось имеет такой же наклон.
Ортега говорит, что каждый взгляд сообщает нам о происходящем внутри того, кто смотрит, и намерение установить связь проявляется более искренно, если бросающий взгляд не знает о том, как он это делает.
Подобно другим исследователям языка тела, Ортега предупреждает, что взгляд сам по себе не передает всего, хотя и имеет некий смысл. Слово в предложении также имеет смысл, но только в контексте этого предложения мы можем узнать полный смысл слова. То же касается и взгляда. Взгляд.является полностью осмысленным только в контексте всей ситуации.
Существуют также взгляды, которые мы хотели бы бросать, не будучи при этом замеченными. Такие взгляды испанский философ назвал «боковыми». В любой ситуации можно кого-то изучать и смотреть как хочется, при условии, что другой человек не знает об этом; при условии, что наш взгляд является скрытым. В момент, когда наши глаза встречаются с глазами того, на кого мы смотрим, мы должны увести глаза в сторону. Чем более искусна в этом личность, тем совершеннее она в бросании таких скрытых боковых взглядов.
В очаровательном описании Ортега отмечает один из взглядов как «самый эффективный, самый неприличный, самый восхитительный и чарующий». Он называет его самым сложным, так как он не только делается украдкой, но и является противоположным скрытому, поскольку рассматривание здесь становится очевидным. Этот взгляд бросается через опущенные веки, это сонный, расчетливый, оценивающий взгляд; взгляд, который бросает художник на свой холст, отступая от него на шаг; взгляд, который француз называет les yeux en coulisse – «взгляд из-за кулис». Описывая его, Ортега говорит, что веки закрываются почти на три четверти, и кажется, что он прячется, но веки лишь сжимают взгляд, и «он вылетает как стрела».
«Это взгляд глаз, которые будто спят, но за облаком сладкой сонливости они как никогда бодры. Каждый, у кого такой взгляд, обладает сокровищем».
Ортега говорит, что Париж ложится к ногам обладателя такого взгляда. Полагают, что у мадам Дюбарри, фаворитки Людовика XV, взгляд был именно таким, то же касается Люсьен Гитри. У нас в Голливуде у Роберта Митчума определенно такой же взгляд, и это на долгие годы сделало его символом мужской.сексуальности. Его копировала Мэй Уэст, а французская актриса Симона Синьоре владела этим взглядом настолько виртуозно, что даже в среднем возрасте считалась очень сексуальной и привлекательной женщиной.
В осознании глаз как средства коммуникации или в понимании того, что взгляд имеет особую ценность, нет ничего нового. Само «смотрение» представляет из себя то, с чем всегда были связаны эмоции и что еще в ранней истории и легендах при определенных обстоятельствах запрещалось. Жена Лота была превращена в соляной столб за то, что оглянулась, а Орфей потерял Эвридику, посмотрев на нее. Адам, попробовав от древа познания, боялся смотреть на Господа.
Важность взглядов универсальна, но обычно мы не уверены в том, как смотрим сами и как смотрят на нас. В нашей культуре честность требует, чтобы мы смотрели прямо в глаза. В других культурах, другие правила, как недавно обнаружил директор одной из высших школ Нью-Йорк-Сити.
Молодая девушка из высшей школы, пятнадцатилетняя пуэрториканка была поймана в туалете с группой девочек, подозреваемых в курении. Большую часть группы составляли известные нарушительницы спокойствия, и хотя эта девочка, Ливия, не имела замечаний, после короткого разговора директор пришел к убеждению в ее виновности и решил временно исключить вместе с другими.
– Произошло не то, что она описала, – рассказал он позже. – Просто она так к этому отнеслась. В ней было что-то хитрое и подозрительное. Она даже не встречалась со мной глазами, не смотрела на меня.
Так оно и было. В беседе с директором Ливия уставилась в пол, что казалось явным признанием вины, и отказывалась смотреть ему в глаза.
– Но она хорошая девочка, – настаивала мать Ливии. Это происходило не в школе, – по мнению директора, она являлась слишком большой «нарушительницей спокойствия», чтобы прийти к руководству со своим протестом. Вместо этого она обратилась к своим соседям и друзьям. В результате родители пуэрториканских детей устроили на следующее утро демонстрацию, и волнения угрожали перерасти в бунт.
К счастью, испанскую литературу в этой школе преподавал Джон Флорес, а Джон жил за несколько дверей от Ливии и ее семьи. Набравшись мужества, Джон попросил директора о встрече.
–Я знаю Ливию и ее родителей, – сказал он директору. – Она хорошая девочка. Я уверен, во всем этом есть какая-то ошибка.
–Если есть какая-то ошибка, – с тревогой сказал директор, – буду рад ее исправить. За дверью тридцать матерей жаждут моей крови, но я сам расспрашивал этого ребенка, и если я когда-либо видел написанную на лице вину, то это именно тот случай – она даже не могла встретиться со мной взглядом!
Джон с облегчением вздохнул и с большой осторожностью, поскольку сам был новичком в этой школе и сам «ходил на цыпочках», объяснил директору некоторые основные моменты культуры пуэрториканцев.
– В Пуэрто-Рико хорошая девочка, – объяснил он, – никогда не встречается глазами со взрослыми. Тем самым она проявляет уважение и послушание. Для Ливии было так же трудно посмотреть вам в глаза, как плохо вести себя или как ее матери прийти к вам с жалобой. В нашей культуре для уважаемой семьи именно такое поведение является неприемлемым.
К счастью, директор оказался человеком, умеющим признать свою неправоту. Он пригласил войти Ливию, ее родителей и многих шумливых соседей и опять обсудил проблему. В свете пояснений Джона Флореса стало понятно, что Ливия избегает смотреть ему в глаза не из-за непослушания, а из-за врожденной скромности; то была не скрытность, а робость. И во время этой встречи, когда родители расслабились, он понял, что Ливия действительно является кроткой и мягкой девочкой.
Результатом всего инцидента явилось установление более глубоких и осмысленных отношений между школой и коммуной – но это уже другая история. Здесь же особенно интересно ошибочное мнение, которое возникло у директора. Как он смог так явно неверно интерпретировать все сигналы поведения Ливии?
Ливия языком тела говорила: «Я хорошая девочка, я уважаю вас и школу. Я слишком уважаю вас, чтобы отвечать на ваши вопросы, слишком уважаю, чтобы встречаться с вами глазами с бесстыдной смелостью, слишком уважаю, чтобы защищать себя. Но, конечно, уже само мое отношение скажет вам об этом».
И разве можно было перевести это ясное сообщение так: «Я не повинуюсь вам. Я не буду отвечать на ваши вопросы. Я не буду смотреть вам в глаза, поскольку я – лживый ребенок. Я буду хитро уходить от ваших вопросов»?
Конечно же, все дело в различии культур. В разных культурах разные обычаи и, конечно же, разный язык тела. Одни и те же взгляды могут иметь разный смысл, да и сами взгляды различаются.
Например, в США предполагается, что мужчина. не должен смотреть на женщину в течение сколько- нибудь длительного промежутка времени, если она не дает ему разрешения сигналом языка тела – улыбкой, взглядом, или прямой встречей с ним глазами. В других странах справедливы другие правила.
В США, если женщина смотрит на мужчину слишком долго, она должна быть готова к тому, что он с ней заговорит. Ее сигнал означает: «Я заинтересована, вы можете ко мне приблизиться». В латиноамериканских странах, несмотря на допустимость более свободных движений тела, такой взгляд мог бы явиться прямым приглашением к физическому приставанию. Отсюда ясно, почему такая девочка, как Ливия, не смотрела директору в глаза.