Всадники осторожно спустились с длинного ската и, проехав сквозь чащу покрывавших скалы колючих кустов со странными, как бы роговыми ветвями, очутились на ровном месте внизу. Здесь след виден был очень слабо, потому что земля лежала тонким слоем и единственным покровом была засохшая трава, торчавшая из почвы. Однако, зорко всматриваясь, свесившись с шеи лошадей и часто останавливаясь, всадникам удалось найти след беглецов.
Попадались вытоптанные места, сломанные и согнутые стебли сухой травы и местами достаточно ясные отпечатки ног. Вскоре предводитель увидал кроваво-бурое пятно там, где, вероятно, ступила девушка-креолка. И здесь он про себя выругал ее сумасшедшей.
Сухощавый ехал по следу передового, а маленький человек на белой лошади следовал позади, погруженный в свои думы. Все ехали гуськом, человек на лошади с серебряной уздечкой показывал дорогу, и никто не говорил ни слова. Через несколько времени маленькому человеку на белой лошади подумалось, что кругом очень тихо. Он очнулся от забытья. Кроме легкого шума, производимого лошадьми и оружием, вся большая равнина была тиха, как нарисованный ландшафт.
Впереди ехал предводитель с товарищем, оба склонились влево и покачивались вместе с мерным шагом лошадей; их тени, как тихие, бесшумные, крадущиеся спутники, двигались впереди них. Предводитель оглянулся. Что это с ним? Ему припомнился отсвет от стен ущелья и постоянный аккомпанемент скатывающихся с шумом камней. А потом… Не было ни малейшего ветерка. Вот причина. Какое обширное тихое место, все погруженное в вечернюю дремоту! И небо чистое, ясное, только немного затуманенное в верхней части долины, где собралась тонкая дымка.
Маленький человек поиграл поводом, сложил было губы, чтобы свистнуть, и только вздохнул. Он на минуту обернулся в седле и стал всматриваться в ущелье, из которого они выехали. Все голо, голые скалы с каждой стороны, и нигде ни следа животного или растения, а тем более человека. Что это за сторона? Ему это место вовсе не нравилось.
Он почувствовал минутное удовольствие, увидав темно-красную змейку, мелькнувшую стрелой и исчезнувшую в сумерках. Это значило, по крайней мере, что в долине есть жизнь. А затем, к еще большей радости, его лица коснулось легкое дуновение, до слуха донесся как бы шепот, только кусты местами заколебались на небольших пригорках; можно было думать, что это первые признаки вечернего ветерка. Всадник послюнявил пальцы и поднял их в воздухе, чтобы узнать направление ветра.
В это время ему пришлось резко остановить лошадь, чтобы избегнуть столкновения с сухощавым, который тоже вдруг остановился, не находя больше следа. Как раз в эту минуту он поймал взгляд предводителя, обращенный на него.
Маленький попытался выказать интерес к выслеживанию; но затем, когда поехал дальше, снова углубился в наблюдение за тенью хозяина, за его шляпой и плечами, появлявшимися и исчезавшими за фигурой сухощавого, ехавшего ближе. Они уже четыре дня ехали, словно с края света, по этой безводной пустыне, питаясь только сушеным мясом, которое везли под седлом, пробиваясь по горам и скалам, где, наверное, никого не бывало, кроме преследуемых ими беглецов!
И все это было из-за девушки, капризного ребенка!
«И зачем этому человеку, самые низкие прихоти которого исполняет чуть ли не целый город, понадобилась именно эта девушка?» — мысленно задал себе вопрос маленький человек и нахмурился, облизывая засохшие губы почерневшим языком. Таков уж был нрав хозяина, и больше он ничего не знал.
Перед его глазами целый ряд сплошного тростника сразу нагнулся, а затем шелковистые ленты, висевшие на нем, затрепетали и опустились. Ветер усиливался. Он как бы оживлял все кругом, и это было хорошо.
— Алло! — крикнул сухощавый.
Все трое вдруг остановились.
— Что такое? — спросил хозяин.
— Там… — отвечал сухощавый, указывая вдаль по долине.
— Что такое?
— Что-то движется к нам навстречу: вон — бежит… Видите?
В эту минуту какое-то желтое животное появилось на подъеме холма и стало приближаться к всадникам. Это была большая дикая собака, бежавшая, высунув язык, так быстро, что не замечала приближавшихся всадников. Она бежала, подняв нос, очевидно, без всякой цели и следа. Когда собака была уже близко, маленький человек схватился за нож.
— Она бешеная, — решил сухощавый.
— Крикните, — сказал маленький человек и сам крикнул.
Собака поравнялась со всадниками, но, когда маленький человек уже обнажил нож, отклонилась в сторону и пробежала мимо. Маленький человек смотрел ей вслед.
— Пены не видно, — сказал он.
С минуту предводитель смотрел вдаль и наконец крикнул:
— Ну, едем дальше! Какое нам дело!
И он тронул лошадь.
«Едем дальше, — прошептал про себя маленький человек, повторяя слова предводителя. — Почему один человек может сказать: „едем дальше“, и его все слушаются? Всю свою жизнь человек с серебряной уздечкой говорил это. А если бы вот я сказал то же самое… Все даже удивятся, если не послушаешься самого нелепого приказания хозяина. Эта девушка, на его взгляд и на взгляд других, сумасшедшая, решившаяся на неслыханный поступок».
Затем мысли маленького человека перешли к худощавому с рассеченной губой, такому же необузданному, как и хозяин, такому же, а может быть, даже более храброму, но, между тем, не знающему ничего, кроме слепого повиновения.
Какое-то особенное ощущение в руках и коленях заставило маленького человека вернуться к окружавшему. Что-то такое привлекло его внимание. Он поравнялся с сухощавым человеком.
— Заметил ты, что с лошадьми? — спросил он.
Сухощавый взглянул вопросительно.
— Им не нравится ветер, — сказал маленький человек, когда предводитель обернулся.
— Нет, ничего особенного, — ответил сухощавый.
Они проехали некоторое время молча. Передовые все время присматривались к следу, а ехавший сзади смотрел в сумрак, спускавшийся в обширную долину, и наблюдал, как ветер крепчал с каждой минутой. Далеко на западе он заметил темное пятно, — должно быть, стадо диких свиней, быстро несшееся вниз по долине, но не сказал ничего и не сделал вторичного замечания о беспокойстве лошадей.
А затем он вдруг увидал блестящий белый шар, за ним другой, похожий на огромный репейник, который ветер гнал по ущелью. Шары взлетали высоко в воздухе, опускались и снова поднимались, останавливались на мгновение и быстро пролетали мимо, а беспокойство лошадей при виде их увеличивалось.
В следующее мгновение показалось еще несколько таких шаров, несшихся навстречу всадникам… и все чаще, чаще…
До слуха ехавших донесся визг. Дорогу перебежал дикий кабан, но не остановился, а только мельком взглянул на них. После этого все трое остановились, всматриваясь во все сгущавшуюся мглу, надвигающуюся на них.
— Если бы не репейник… — заговорил предводитель.
Но в это мгновение огромный шар пронесся совсем близко. Это был вовсе не ровный шар, а что-то огромное, мягко-шершавое и волосатое, вроде листа, собранного за края, или летающего спрута. Предмет переворачивался, приближаясь, таща за собой следом длинные нити и полосы паутины.
— Это не репейник, — сказал маленький человек.
— Не нравится мне эта штука, — пробормотал сухощавый.
И они переглянулись.
— Черт возьми! — закричал передовой. — Здесь воздух кишит ими. Если так пойдет дальше, они заставят нас остановиться.
Инстинктивное чувство, вроде того, которое заставляет оленей сплачиваться при приближении чего-
