— Верно, — согласился Паркс. — Разумеется, мы должны провести анализ яда и его составных частей, но наши приборы уничтожены. Значит, если мы не сможем забрать с собой хотя бы одного экземпляра, наше путешествие окажется бесполезным.
— Посмотрим, — сказал Максвелл.
Тем временем в местах погружения семян взошли лилии. Еще немного, и они должны были стать взрослыми растениями, и тогда придет время для нового ритуального обряда. Паркс и Максвелл хотели выбраться до этого, и по весьма важной причине. Если они не вернутся в Ангру, их пребывание здесь превысит шесть месяцев, и тогда уже ничто не сможет убедить тупоголовых карантинных чиновников, что организмы ученых не кишат венерианскими вирусами.
Уже расцвели первые лилии, когда они сели в лодку, отправляясь в обратный путь. Максвелл зацепил веслом пучок растений и сорвал один из цветов.
Бутон выглядел странно, у него не было ни тычинок, ни пестика.
Растение было бесполым, но на одном из лепестков ученый заметил как будто нарост. Он разрезал его, и изнутри выпал целый клубок маленьких красных созданий, как муравьи из разрытого муравейника. Малютки-канкилоны!
— Теперь мы знаем все, — сказал Максвелл, бросая лилию в воду. — Пауки вылупляются из лилий, потом откладывают яйца, появляется улитка, и яйца превращаются в семена лилии. Таким образом замыкается цикл.
— А поскольку, — дополнил Паркс, — канкилоны являются источником здоровья, то, когда они снесут яйца, томбовы хватают их и съедают. Так называемые драгоценности святыни — попросту резерв семян на случай засухи.
— Засуха на Венере? — рассмеялся Максвелл. — Ты с ума сошел!
Но он хорошо понял, что имел в виду Паркс.
На краю резервации лилий их остановил патруль томбовов. Они были молчаливы и не применяли силы, но старательно осмотрели все.
Обыскав лодку, они не нашли никакой контрабанды, и молчаливый предводитель указал им общее направление до Ангры. Максвелл погрузил весло в воду, и лодка двинулась вперед.
— Жаль, — сказал Паркс. — Но по крайней мере, мы излечились, и, может, в следующий раз нам повезет больше.
— Мы вовсе не излечились, — серьезно заметил Максвелл. Болезнь в наших телах только задержана. Не забывай, что томбовы проводят свое лечение дважды в год. Но нам повезло больше, чем ты полагаешь. И вот доказательство.
Он показал блокнот, в котором детально описал излучение глаз улиток.
— В нашей лаборатории, — сказал он, — есть запас яиц канкилоны, и мы знаем, как их активизировать. Можно устроить подходящую теплицу и начать с небольшой партии, а потом приступить к работе в большем масштабе. Людям вовсе не обязательно знать, что они принимают раствор яда канкилоны. Может я назову его «антисудорожник» или как-нибудь в этом роде.
— О, это все равно, — ответил повеселевший Паркс. — Думаю, что берега Конго будут в самый раз.
— Никогда не бывает так плохо, как кажется на первый взгляд, — сказал Максвелл.
Месяцем позже он повторил ту же фразу, но в другом смысле. Они сидели на борту корабля, возвращавшегося на Землю, и были одними из немногих, кому здоровье позволяло пользоваться курительной.
Рядом с ними уселся в кресло какой-то миссионер и сразу же засыпал их откровениями.
— Ax, как это хорошо с божьей помощью вернуться домой, сказал он, сопя от удовольствия. — Истинное наказание с этими томбовами. Уф! Стадо диких бестий, погрязших в чудовищных суевериях и устраивающих отвратительные обряды. Наши первобытные люди тоже имели страшные обычаи, но в культуре томбовов нет ни одной прогрессивной черты.
— Ну, — сказал Максвелл, прищурив один глаз и усмехнувшись. — Этого я бы не сказал.
К. Смит
ПЛАНЕТА ШАЙОЛЬ
Перевод с англ. К.Маркеева
1
Между тем, как с Мерсером обращались на пароме и как на лайнере, была огромная разница. Экипаж лайнера откровенно насмехался над ним:
— Кричи громче, — любил говорить один красномордый стюард, — тогда мы все узнаем, что это именно ты.
Другой, более мирный и от этого еще более противный, однажды сказал:
— Будь благоразумен. Если будешь все время орать, заимеешь шанс подохнуть досрочно. А ведь вместе с тем… как это там называют… может случиться и что-нибудь приятное.
Мерсер промолчал. Неприятностей у него и так хватало.
А на пароме все было иначе. Персонал был «словоохотлив» и даже, можно сказать, дружелюбен к нему. Наручники были сняты…
Когда он ступил на паром, ему приказали раздеться и, как положено, тщательно осмотрели. Осмотрели без грубости и быстро, как подопытного зверька. Мерсеру хотелось поговорить с кем-нибудь. Но один из медиков опередил его:
— Не беспокойся, я сам поговорю с тобой и очень скоро. Ну а пока тебя подвергнут предварительной подготовке к жизни там… — врач указал на пол, что означало планету, над которой они находились.
Санитар стал растирать его спину каким-то антисептиком.
— Сейчас вам сделают укол, но ничего серьезного не произойдет. Мы только определим плотность вашей кожи…
Раздраженный их невозмутимостью, Мерсер поинтересовался:
— Вы хотя бы знаете, кто я?
— Разумеется, — ответил приятный женский голос. — Но пока помолчите и не мешайте. Не то процедура может затянуться.
И, не теряя времени даром, они приступили к ее выполнению. Он исподтишка наблюдал за действиями врачей. В их поведении не было ничего такого, что говорило бы о жестокости. Они последовательно проводили анализы. Женщина в маске велела ему лечь на хирургический стол. Мерсер подчинился.
— Что, мадам, сейчас начнется наказание?
— Нет, здесь никого не наказывают. Это всего лишь санитарный спутник, планета находится под нами. Сейчас мы подвергнем вашу кожу специальной обработке, и она станет гораздо плотнее. После этого вы сможете поговорить с главным врачом. Ему-то вы и расскажете о своем преступлении.
— Разве вам оно неизвестно? — удивился он.
— Конечно, нет, — улыбнулась врач. — У нас среди прибывающих других и не бывает. А сейчас не мешайте, я подготавливаю вашу кожу к процедуре. На Шайоле вам это очень пригодится.
Второй врач — молодая девушка — вставила его запястья в укрепленные на столе браслеты. Зажимы очень напоминали орудия пыток Империи, но Мерсер догадался, что у них иное, пока неизвестное ему предназначение.
Девушка отошла в сторону:
