— Нет-нет, дружище, мы уже закончили. Хочу вас порадовать: операция Люси Кинг прошла очень успешно. Может быть, совместимость тканей с первым подобранным нами органом была немного лучше, зато это сердце моложе. А характер у девушки оказался бойцовский!
Алекс испытывал к Кортни искреннее расположение. Денем был родом с Тринидада, и его музыкальный акцент, от которого тот полностью так и не избавился, звучал немного забавно, а сегодня — особенно к месту. Нельзя было недооценивать и его заслуги как кардиолога.
Денем подошел к Алексу и сжал ему руку:
— Я очень сожалел, когда узнал. Уилл был своеобразной личностью. Мне нравилось его мрачное чувство юмора. Я им восторгался.
Алекс был не в состоянии даже поблагодарить и в знак признательности просто ответил на рукопожатие. Кортни ушел.
— Тебе вообще не надо было сегодня приходить на работу, Алекс. Я просил твою секретаршу передать тебе. Мы смогли бы справиться и без тебя.
— Так легче, Амаль. Лучше уж я буду тут, где от меня есть польза. К тому же у Люси в нашей стране нет родни, и я думаю, она зависит от нас даже больше, чем раньше. Поддержка родственников — неотъемлемая часть послеоперационной реабилитации, а Люси лишена такой поддержки. Допускаю, что соседка по комнате ей почти как сестра, но все же разница есть. Я рад, что могу внести свою лепту.
Другие, подозревая в Алексе обостренную уязвимость, намеренно не интересовались трагедией, но Амаль понял, что Алекс нуждается в другом.
— Похоже, там произошел несчастный случай? Ты, вероятно, в курсе, как все случилось?
Алекс почувствовал неожиданное облегчение от его вопроса. Он совершенно не мог обсуждать эту тему с отцом, которого очень подкосила потеря жены и сына — все за один год. Генри отказывался говорить о полицейских рапортах, поэтому Алексу не удалось выяснить, были ли на месте происшествия другие машины.
— Предположительно Уилл врезался в перила моста через разлившуюся речку, потому что попал в полосу густого тумана. Выдвинута версия, что он не следил за дорогой по причине усталости, — без всякого выражения произнес Алекс, а потом взглянул на Амаля. — Но я даже возможности такой не допускаю. Уилл очень хорошо водил мотоцикл. Если бы он устал — настолько, что не мог управлять им, — он отдохнул бы на обочине. Конечно, он любил риск, но всегда знал, где граница между смелостью и безрассудством.
— Может быть, она стерлась в тумане?
— Он знал эту реку, знал там каждую тропку. Я ни за что не поверю, что Уилл мог совершить такую глупую ошибку. Как можно раскатывать по всей Италии, Франции, Греции без единой царапины, а потом погибнуть в аварии в миле от собственного дома?
Амаль встревоженно взглянул на друга:
— Алекс, неужели ты и в самом деле думаешь, будто тут что-то нечисто?
Если бы его коллегу кто-то обвинил в желании пофантазировать, мистер Аззиз первым бы кинулся защищать молодого врача. Алекс никогда не стал бы забивать себе голову относительно всяких заговоров.
— Мне почему-то кажется, что его могла сбить машина. Первой на место происшествия прибежала соседка — это она оказала Уиллу первую помощь и вызвала «скорую». Она же и рассказала полицейским и моему отцу, что вроде бы слышала где-то неподалеку автомобиль, то есть шум мотора. Правда, неточно. Мне очень не хочется огорчать близких, но я вовсе не исключаю возможности, что кто-то налетел на него сзади, а потом струсил и скрылся.
Амаль видел, что внешне его молодой друг и коллега весьма успешно противостоит трагедии, как это было и год назад, когда умерла его мать. Тем не менее в его голосе Аззиз уловил незнакомую ему прежде упрямую нотку, хотя сам Алекс, скорее всего, от нее открестился бы.
— Предоставь решать это полиции. — Амаль положил руку на плечо Алексу. — А тебе сейчас нужно оплакать брата. Мне жаль, что я не был с ним знаком — все здесь, кто знал Уилла, отзываются о нем с теплотой. Для них это большое потрясение. Если не возражаешь, я приду на похороны. Можно?
Алекс, считавший Аззиза самым занятым индивидуумом на земном шаре, был неподдельно тронут. Он не сразу подыскал слова благодарности.
— Спасибо за участие, Амаль. Буду признателен, если ты придешь — конечно, если тебе удастся вырваться. Это ведь пятница. — Алекс разглядывал свои руки. — Мне так и не хватило времени подумать, как бы пожелал все устроить сам Уилл.
— Похороны больше нужны живым, чем мертвым, Алекс, — вот что и тебе, и отцу, и всем друзьям предстоит уяснить в первую очередь. Из этого и исходите — из необходимости достойно попрощаться.
Аззиз понимал, что разговоры о душе — не для Алекса: он не был верующим, и они раньше довольно откровенно обсуждали эту тему.
— Уилл придерживался тех же религиозных взглядов, что и ты? Вернее сказать, антирелигиозных?
— Мне кажется, Уилл с большей охотой прочитал бы заветы, написанные рукой Шекспира, чем найденные в Библии. Но его духовное чувство иногда делало странные повороты. Например, в последнем SMS-сообщении он спрашивал о маминой Библии, а в нагрудном кармане куртки у него нашли открытку с видом Шартрского собора и экземпляр Песни Песней Соломона на французском. В общем, я не знаю.
— Идея насчет Шекспира мне нравится. Другие тоже могут придумать что-нибудь свое. Знаешь, Гамлет не зря сказал Горацио: «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам».
Алекс негромко рассмеялся. Он знал, что Амаль хоть и человек науки, но верующий. Долгие беседы с Аззизом приоткрыли Алексу всю сложность натуры главного хирурга; он проникся уважением к его взглядам, хотя и не разделял их. По представлениям Амаля, Аллах добродушно посмеивается, наблюдая, как род людской тщится разыскать ключи к тайнам мироздания. Он снисходительно взирает на достижения человечества — тут и Дарвин, и все остальное. Амаль полагал, что Бог и наука вовсе не оппоненты. Наука лишь предоставляет людям приспособления, необходимые для обретения богоподобной мощи. И всем нам, говорил Амаль, еще предстоит проделать долгий путь.
Алекс вгляделся в доброжелательное и мудрое лицо коллеги. Было бы хорошо, если бы он пришел в пятницу. Все-таки хоть какая-то поддержка…
9
Яблоневая аллея спускалась к самой реке, и по выходным этот уголок казался тихой пристанью, будто бы на многие мили удаленной от столичного центра. Стоял промозглый октябрьский вечер, и по берегу стелился невесомый туман. Алекс припарковал машину у старинного особняка, который застал еще романтические прогулки Карла Второго, катавшего по Темзе то одну, то другую пассию. С тех пор, впрочем, миновало более трехсот лет.
Восемь лет назад родители помогли Алексу с Анной — она была уже беременна Максом — взять ссуду и купить дом напротив особняка. Он был недалеко от работы и расположен у воды, что особенно оценил Алекс, а его жену привела в восторг почти сельская атмосфера квартала. Анна с сыном остались жить здесь, и, навещая их, Алекс не раз подумывал о том, как было бы хорошо, если бы он возвращался ко всем троим — Анне, Максу и дому с двумя милыми деревцами — на прежних правах хозяина.
Нельзя сказать, что раньше он не ценил их, но его работа в отделении по пересадке органов и занятия наукой требовали полного самопожертвования и отнимали бесконечно много времени, которое он охотно отдавал, не замечая, что без должного внимания к молодой жене и новорожденному сыну его семейная жизнь дает трещину за трещиной. Анна никогда не упрекала его, не держала зла за то, что, как она сама понимала, он не в силах изменить. Но однажды, проснувшись поутру, они обнаружили, что их отношения остались в прошлом. Обошлось без вражды, без препирательств по поводу опеки или денежного содержания, зато осталась горечь из-за того, что два интеллигентных человека не застрахованы от ловушек на пути к карьере, которая вдруг оказывается чем-то несущественным.
