совершенно обычной ферме, подновленной и с претензией на роскошь. Алекс в замешательстве начал разглядывать висевшие напротив фотографии пленительной молодой блондинки с прелестным овалом лица.
— Не ломайте голову понапрасну, мистер Стаффорд. Дом принадлежит одной немецкой актрисе, моей бывшей любовнице. Мы с ней давно прекратили всякие отношения.
По вычурной лестнице, вероятно ведущей на перестроенный чердак или сеновал, спускался темноволосый смуглый человек в водолазке кремового цвета и темных вельветовых брюках. Судя по голосу, Алекс по телефону общался не с ним.
— Она ни сном ни духом не ведает, что я здесь, а ее беременная дочь сейчас в Лондоне. Не уверен, что они были бы счастливы видеть меня здесь, поэтому благоразумнее будет вести себя потише.
Он говорил с легким трудноопределимым акцентом, тщательно маскируемым за английским, скорее всего выученным в Америке. Его внешность — в противовес манерам — напомнила Алексу одного знакомого, выдающегося специалиста в области лечения астмы и аллергии, родом из Израиля.
— Меня все это не касается. Я привез вам документы. Давайте выполним договоренность до конца.
Алекс выражался предельно кратко, стараясь придать своему тону уравновешенность, которой ему недоставало. Так или иначе, его приезд был красноречивее всяких слов. Человек, натянув перчатки, принялся изучать содержимое папки, вынутой Алексом из портфеля. Он просматривал страницу за страницей чуть ли не по буквам; томительно тянулись минуты, и Алекс все больше беспокоился о Люси и о таблетках. Он позволил заметить незнакомому собеседнику, что манускрипты очень древние и хрупкие и лучше бы их избавить от излишних манипуляций. Тот неожиданно поинтересовался, знает ли сам Алекс, что в этих бумагах, очевидно удивляясь, что кто-то может совершенно равнодушно относиться к подобным ценностям. Алекс без колебания заявил, что понятия не имеет и считает, что суета вокруг них сравнима с бурей в стакане воды. Слово, записанное им на открытке от Уилла накануне вечером, он утаил и молчал, пока не получил позволение уйти.
Во втором часу ночи Алекс уже катил в «ситроене» в западном направлении. Дороги были мокрыми от дождя, и, хотя ехать предстояло в основном по автострадам, на возвращение в Шартр следовало отвести почти час. Зазвонил мобильник, и масляный голос рыцаря-храмовника сообщил:
— Вы в высшей степени порядочный человек, доктор Стаффорд. Но и мы джентльмены. Итак, la porte d'hiver. Ровно в два. Je vous souhaite une bonne nuit. Au revoir.[80]
Едва башенные часы пробили два, Алекс увидел Люси: дрожа и ежась от холода, она одна стояла у северного соборного портала. Это зрелище его еще больше разозлило. Он поспешно сбросил с себя теплое пальто и накинул ей на плечи. Сзади взревел мотор, и Алекс через плечо успел заметить, как уносится прочь темный автомобиль с потушенными огнями. Обернувшись к Люси, он наскоро оценил сначала ее моральное, затем физическое состояние — она была явно вымотана, но нашла силы ему улыбнуться.
— Они не хотели меня отпускать. Я у них ничего не ела, хотя мне и предлагали. Даже воды ни капли не глотнула.
Алекс мимоходом подумал о том, что так и должна вести себя богиня, попавшая в преисподнюю, и тихо засмеялся — недоверчиво и успокоенно. Некоторое время он не двигался, не выпуская ее из объятий, словно хотел влить в нее хоть немного своего телесного тепла. Люси почувствовала, что его мелко трясет, и ей тут же передалась тревога, терзавшая Алекса все последние часы. Оказывается, она не такая уж и хрупкая, если сейчас у нее больше присутствия духа, чем у него! Она обняла Алекса в ответ и заглянула в глаза:
— Алекс, со мной все в порядке. Я знала, что ты меня не бросишь.
Помолчав, она спросила:
— Но что же содержится в тех бумагах?
У него не было ответа.
— Гостиница совсем рядом.
— Мы туда не поедем.
Вынув из одного вместительного кармана пальто бутылку с водой, а из другого несколько капсул, Алекс впихнул Люси в машину. Он ненадолго задержался у отеля «Гранд-Монарх», все время держа ее за руку — даже тогда, когда заполнял карточку у стойки ночного портье, а затем получал паспорт Люси и ее вещи. Еще короче Алекс пообщался с полицейскими — поблагодарил их за содействие и забрал сумочку и телефон Люси, сообщив им, что она не пострадала, но находится в шоковом состоянии. Первейшей его заботой на данный момент было ее здоровье; они оба согласны ответить на все вопросы, но чуть позже, после отдыха. На французском Алекс изъяснялся довольно бегло и был сама учтивость, поэтому их вскоре отпустили.
В машине он за получасовую поездку отпускал руку Люси лишь для того, чтобы переключать передачу. Когда они свернули на проселок, ведущий к его дому близ Эгля, было почти три ночи, но Алекс, невзирая на поздний час, поставил машину в гараж и тщательно его запер. Под ледяным дождичком они пробежали по саду. Ключ, как всегда, хранился в горшке с зимней геранью.
В доме Алекс даже не стал открывать ставни, а первым делом включил свет и показал Люси, где находится ванная, затем устремился наверх и принялся регулировать переключатели. Спешно вернувшись, он увидел, что Люси хоть и устала, но не спешит присесть. Она взглянула на него, сияя:
— Сколько места…
Она осматривала просторную гостиную, выходящую окнами на небольшую оранжерею, акварели на стенах, белую плетеную мебель в новеньких чехлах, пианино, прислоненную к креслу виолончель, разложенные повсюду фотографии и чувствовала себя потерявшимся, а потом найденным и приведенным домой ребенком. Устроившись у стола в старинном кресле рядом с сервантом, где поблескивал фарфоровый сервиз, Люси принялась наблюдать, как Алекс сначала включил масляный обогреватель и поставил чайник, а затем скрылся в боковом коридорчике и учинил обыск в морозильной камере. Вскоре он вернулся с упаковкой черного хлеба для тостов.
— Не знаю, сколько он тут пролежал, — озабоченно сообщил Алекс, по-видимому еще не готовый выслушивать ее впечатления, — но можно попытаться разогреть. Масло, наверное, пробовать слишком рискованно… но что-нибудь съесть тебе не помешает.
Тщательно вымыв руки, он подал ей чашку с горячим чаем и намазанный медом тост и, по-прежнему неугомонный, ушел что-то проверить наверху. Тепло от обогревателя и чая оживило Люси; она моментально ощутила, как по всему телу растекается дурманящая усталость. Наконец Алекс вернулся и пристроился на уголке кухонного стола. Глаза Люси от усталости показались ему огромными, под ними залегли темные круги. Он улыбнулся:
— Ну что ж… Я разжег камин, спальня сейчас нагреется, а воды как раз хватит, чтобы быстренько ополоснуться под душем.
Люси встала и прижала пальцы к его губам, побуждая к молчанию.
— Мне не нужен душ, Алекс… и врача не нужно.
Большим пальцем она обвела его улыбающиеся губы, и Алекс успел поцеловать его, ощутив нежный медовый привкус. Зеленые глаза встретились с карими, изучая их настроение; через миг его рука легла ей на затылок, и их губы нежно соединились.
Они слишком долго ждали этого, чтобы теперь торопиться. Медовое дыхание Люси обволокло Алекса, и он томно длил поцелуй, а затем осторожно обнял ее за тонкую талию и приподнял над полом. Люси легко обхватила его ногами и не отрывала глаз от его лица, пока он без всяких усилий нес ее по лестнице на второй этаж.
В спальне неуловимо пахло дымком и сосной. Алекс мягко усадил Люси на кровать, на толстое шерстяное одеяло. Они неспешно раздели друг друга, наслаждаясь каждым мгновением. Алекс начал целовать ее щеки и ресницы, а затем лег рядом с ней на мягкое ложе, нежными прикосновениями исследуя изгибы стройной талии и плоский живот. Его руки благоговейно поднимались все выше. Чуткими пальцами он прикоснулся к ужасному шраму, окантовавшему ее левую грудь от ребер до ключицы. Люси задержала дыхание, подавив желание заплакать.
