пролистать, там ничего интересного. Чисто бюрократические интрижки и сплетни. Я отметил абзацы, заслуживающие самого внимательнрго прочтения.
— Ну, что ж, взглянем. — Сенека отложил в сторону трубку и раскрыл тетрадь в том месте, где была первая пометка.
Наконец-то дома, Город еще никогда не выглядел таким красивым. Все вокруг, насколько хватает глаз, белым-бело. Деревья покрыты инеем. Все блестит и сверкает. Настроение как после доброй чарки вина. Ничто теперь не соблазнит меня поехать обратно в Вашингтон. Даже должность в конгрессе, которой меня так соблазняют Л.М. и Эй. Р…»
В глазах Ричарда Сенеки возник вопрос.
— Эти инициалы, Герман. Они тебе что-нибудь говорят?
— Лео Мак-Говерн и Эл Роупер, — ответил Максфилд. — В те дни у них было много чего порассказать. Оба давно умерли.
Взгляд Сенеки вновь обратился к записям.
…Я очень нужен отцу именно сейчас. Он быстро сдает. Последний раз был у него год назад. Он все так же злоупотребляет алкоголем, даже слишком, но, думаю, у него это превратилось в болезнь. И если матушка, упокой, господь, ее душу в вечном мире, ничего не смогла поделать с его дурной привычкой, то у меня тем более нет никаких шансов. Как там говорится? «Дай, что покрепче, тому, кто устал от жизни, и легкого вина тому, у кого тяжело на душе». Возможно, это лучшее, что я могу сделать в данной ситуации. В октябре ему исполнилось шестьдесят семь. Сомневаюсь, протянет ли еще год. Кстати, у меня ведь тоже скоро день рождения. Через месяц, двенадцатого числа, будет двадцать девять. Интересно. Эта дата — единственное, что у меня есть общего с А.Линкольном.
С утренней почтой пришло долгожданное письмо от Клаудии. Зная, что я превратился в канцелярскую крысу, приглашает меня на вечеринку в Бостон. Так, несколько дней в городе, только нас двое. Не могу отказаться. Прошло уже добрых полгода, когда ее тело, полное страсти и неги, трепетало в моих объятиях, а потом наше счастье прервал телефонный звонок ее брата, который звонил прямо из коридора отеля. Слава богу, мы были зарегистрированы в разных номерах. Шесть месяцев, целая жизнь, золотое время, вечность. Становлюсь сентиментальным, думая о ней. О, Клаудия, как мне не хватает тебя здесь, со мною, чтобы ты сидела рядом и смотрела на загадочный танец пламени в камине.
Попросил отвечать всем, что гуляю по городу. Телефонные звонки начинают уже надоедать, некоторые приятные, а другие только раздражают. Как-то позвонила Кэрол Росс, с которой мне хотелось бы разговаривать в последнюю очередь, и Дарви протянул мне трубку, не успев предупредить о ней. Прозвучал примерно такой диалог.
— Хелло, Джим Оливер слушает.
— Хай, Джим. Спорю, не догадаешься, кто это.
— У меня нет настроения держать пари. — Конечно, я сразу понял, чей это голос.
— Ну, попробуй. Хоть разочек.
— Лана Тернер.[7]
— Ну, ты даешь!
— Это не Лана Тернер? Странно сегодня утром она как раз должна была позвонить.
— Ладно, это я, Кэрол.
— Кэрол Ломбард?[8]
— Не очень-то вежливо с твоей стороны. Прекрасно знаешь, что она умерла. Это Кэрол Рус.
— Ах, да, конечно. Теперь узнал твой голос, Кэрол. Как ты там поживаешь?
— Так себе. Если это тебя действительно интересует.
— Интересует, Кэрол. Очень интересует. А как поживает высокий блондин, твой приятель. Генри Веббер?
— Мы разошлись.
— Скажи мне, ради бога, что случилось?
— Да все то же самое. Тебе все равно не понять. А может, и поймешь.
— Попробуй объяснить, Кэрол.
— Если дашь мне возможность. Я бы хотела встретиться с тобой где-нибудь.
— Хорошо.
— Когда?
— Скоро.
— Сегодня?
— Боюсь, сегодня никак не получится. Видишь ли, я только-только добрался до дома…
— Ходят слухи, что ты уже целых два дня только-только добрался до дома.
— Да, это так. Но два дня так мало. Я даже не успел распаковать все вещи. Кроме того, мой отец очень болен, и ему приходится уделять много времени. И потом, нужно уладить кое-какие официальные дела.
— Тогда, завтра?
— Завтра тоже не пойдет, Кэрол. Мне придется пробыть весь день в Бостоне по работе.
— Просто на самом деле тебе не хочется встречаться со мной.
— Пожалуйста, давай без детских обид.
— От твоих извинений в ушах звон стоит, Джимми.
— Пожалуйста, не называй меня Джимми.
— Эх вы, мужчины! Как только добиваетесь от девушек чего хотите, сразу же говорите: прощай, дорогая.
— Послушай, Кэрол. Обещаю тебе. Как только вернусь из Бостона, тут же мчусь к тебе. Понятно?
— Ну-ну.
— Ты слышала мое обещание. А теперь мне надо идти.
Как только отошел после разговора с ней, проинструктировал Дарби, чтобы тот никогда, никогда больше не звал меня к телефону, не предупредив, кто звонит.
Сегодня около полудня заходил Герман Максфилд. Вид моего отца, по-моему, слегка шокировал его. Старик, после вчерашней бутылки бурбона, был похож на удава в прострации. Глаза распухшие. Аппетита никакого. Игнорируя бараньи котлеты, которые Джозефина приготовила с присущим ей мастерством, он полностью сконцентрировался на виски с содовой.
Позже, когда потопал к себе вздремнуть, после обеда, Максфилд отбросил свою сдержанность, чтобы прокомментировать.
— Бен, по-моему, перебарщивает, Джеймс. Доктор знает об этом?
— Не стал бы утверждать наверняка. Ты знаком с доктором Джереми Бевинсом, Герман?
— Вряд ли.
— После старика я бы оставил за Джерри Бевинсом второе место по части выпивки. Некоторые, впрочем, утверждают, что они делят первое место.
— Понятно, — Тон Максфилда явно указывал на отвращение к тому, что он увидел.
Рабле как-то написал фразу, которую было очень кстати процитировать Герману: «Старых пьяниц гораздо больше, чем старых докторов».
