Ангел. — Учение наше звучит так: БУДЬТЕ ДОБРЫ ДРУГ К ДРУГУ. И это ключ от неба.
— Я должен над этим подумать, — сказал Диминг, придавленный всем этим. — Впрочем, нет, я подумаю над этим потом… Я многое слышал о вас. Говорят, вы не едите…
— Это правда.
— И не спите.
— Верно. Так же, как и не размножаемся — пока нам не удалось приспособить трансформацию к женскому организму. Но когда-нибудь нам это удастся… Мы не являемся особым видом или расой, не являемся и суперменами. Мы, потомство, являющееся продуктом растения иньян.
— Иньян?!
— Это наша мрачная и смертельная тайна, — со смехом ответил Ангел. — Ты знаешь, что делает это растение с человеком, принимающим его без ограничения, но принимаемое в нужной пропорции, оно вызывает не больше привыкания, чем любое другое лекарство. Понимаешь, Диминг, нельзя, просто нельзя пятикратно увеличить свой интеллект и при этом не заметить, что люди должны быть добрее друг к другу. Так что наше учение, как я его назвал, не является доктриной или философией, это просто логическая неизбежность. Кстати, если ты не решишься присоединиться к нам, не болтай об иняне, иначе придется тебе сделать больно.
— Что ты сказал?! — выкрикнул Диминг. — Если я не решусь… А какой у меня выбор?
— Неужели ты думаешь, что мы принуждаем тебя приобщить людей к добру? — серьезно спросил Ангел.
Диминг отошел в сторону, потом вернулся, ударяя кулаком по раскрытой ладони.
— Ну хорошо, значит, вы меня не принуждаете. Но все равно у меня нет выбора. Я могу поверить вам на слово — хотя пройдет много месяцев, прежде чем поверю всерьез — что вы не наступаете мне на пятки. Но я не могу вернуться в заваруху на Земле, где рухнули все дела старика Рокхарда, а власти суют нос во все его связи…
— Какую заваруху? — спросил Ангел и засмеялся. — Диминг, нет никакой заварухи.
— Но Рокхард…
— Нет никакого Рокхарда. Ты слышал эту фамилию до того, как в тот вечер к тебе пришел толстяк?
— Нет, но это не значит… О, боже, конечно же, значит… Ладно, а как быть с его провалом, с его делами, это же было во всех новостях. Говорили…
— Сколько раз ты это слышал?
— Когда был на Иоланте! Я сам видел, когда… Ага, понял, это показывали специально для меня.
— Нельзя было допустить, чтобы ты что-то заподозрил.
— Я и не заподозрил. Ваши храбрые пилоты едва меня не подстрелили. Я мог погибнуть.
— Конечно.
— А если бы, сидя в опоре того корабля, не подал голос, то, может, сидел бы там до сих пор.
— Совершенно верно.
— А если бы завалил работу на Ибо, получил бы из разрушителя.
— Привыкнув, ты не будешь так обижаться. Конечно, ты был в опасности. Все было запланировано так, что ты мог сделать верный или неверный выбор, а между ними оставалось еще много свободы. Ты выбирал правильно и потому находишься здесь. Ты можешь нам пригодиться. Человек, который в чрезвычайной ситуации делает неверный выбор, нам не нужен.
— Говорят, что вы бессмертны, — сказал вдруг Диминг.
— Ерунда! — ответил Ангел. — Это лишь сплетня, вероятно, вызванная тем, что ни один из нас еще не умер. Но когда-то это произойдет, нет никаких сомнений.
— Ага, — сказал Диминг и стал думать о чем-то другом. Внезапно истинный смысл услышанного как обухом ударил его по голове. — Но ведь Ангелы крутятся по Космосу две тысячи лет!
— Две тысячи триста, — поправил Ангел.
— И ради этого вы пожертвовали размножением, — сказал Диминг. — Скажи-ка, дядя, стоила ли игра свеч? — по-хамски спросил он.
— При всей своей доброте, — улыбнулся Ангел, — думаю, тебя нужно лишить парочки зубов, чтобы в будущем ты не говорил так при тех, кто может воспринять это иначе, чем я.
— Беру свои слова обратно, — сказал Диминг, низко поклонившись, а когда выпрямился, лицо его было напряжено, как у ребенка, который хочет расплакаться, но пока сдерживается. Мне нужно над этим немного посмеяться, иначе я… я…
— Ладно, парень, не бери в голову… Это может здорово прижать, если обрушится без предупреждения. Думаешь, я не понимаю?
Они помолчали.
— Сколько у меня времени на размышление? — спросил наконец Диминг.
— Сколько хочешь. Ты уже прошел проверку, и приглашение остается в силе. Потерять его можно, только не оправдав мое доверие.
— Не думаешь ли ты, что я создам партию, провозглашающую ненависть к другому человеку? После того, что пережил? И я никому ничего не скажу — да и кто будет слушать такое?
— Ангел, — мягко сказал золотистый гигант, — независимо от того, с кем ты говоришь. Итак… что ты собираешься делать?
— Хочу вернуться на Землю.
Ангел махнул рукой в сторону лодки.
— Пожалуйста.
Диминг взглянул на него и закусил губу.
— Не хочешь узнать зачем?
Ангел молча улыбнулся.
— Я просто должен, — возразил Диминг, словно протестуя против чего-то. — Все эти жалкие годы я жил лишь наполовину, и даже когда для хохмы создал себе второе «я», то выключал первое на время существования второго. Я хотел бы вернуться в себя такого, как я есть, и научиться быть таким постоянно. — Он наклонился и постучал по могучей груди Ангела. — Это… чертовски велико. Если бы я стал таким же, то был бы больше, чем есть на самом деле. Пожалуй, в этом все дело. Не нужно быть Ангелом, чтобы быть великим. Пожалуй, не нужно быть никем, кроме человека, чтобы жить по вашему учению. — Он замолчал.
— А ты знаешь, какой ты на самом деле?
— Я был таким минуты три, пока стоял на ступенях Астро-Центра на Ибо, разговаривая с…
— Можешь по дороге заглянуть на Ибо.
— Она не захочет на меня смотреть, разве что после моего ареста, — ответил Диминг. — Она видела, как я стрелял в Ангела.
— Ну так мы устроим, чтобы тот самый Ангел арестовал тебя, восстановив ее доверие к нам.
Диминг так и не долетел до Земли. Его арестовали на Ибо, и Ангел, который это сделал, показал его девушке по имени Тэнди. Увидев, как Ангел уходит со своим пленником, она побежала следом.
— Что ты с ним сделаешь?
— А что сделала бы ты?
Они долго смотрели друг на друга.
— Ты можешь обещать, что есть нечто, чему ты мог бы у нее научиться, и что ты хочешь этого?
— О да, — ответил Диминг.
— Научить его… чему? — в панике воскликнула девушка. Научить его… как?
— Достаточно быть самим собой, — сказал Диминг, и Ангел отпустил его.
— Свяжись со мной, — сказал он Димингу, — через три дня после того, как это закончится.
Это закончилось, когда она умерла, прожив с ним на Ибо почти семьдесят четыре года, и три дня спустя он сидел среди своих правнуков, думая, как быть дальше.
