— И какова цена?
— Увидите, когда мы закончим.
Господин Акила разместил жидкости и порошки вокруг беспомощного художника в плавильных тиглях и чашках Петри. Он подготовил запал и собрал цепь от окружности до электротаймера, который тщательно отрегулировал. Он подошел к полке, где стояли бутылочки с серой, взял маленькую склянку под номером 5 271 009, наполнил шприц и сделал Халсону инъекцию.
— Мы начинаем, — произнес Акила, — очищение ваших снов. Voila! [49]
Он пустил таймер и стал расхаживать перед полками. Наступило молчание. Неожиданно заиграла музыка, и записанный на пленку голос начал непереносимое песнопение. И сразу же окружающие Халсона порошки и жидкости вспыхнули ярким пламенем. Он засыпал от музыки и дыма. Мир беспорядочно вращался вокруг него.
К Халсону прибежал председатель Объединенных наций. Это был высокий, худощавый человек, веселый, но грубоватый. Он размахивал руками.
— Господин Халсон! Господин Халсон! — кричал он. — Где вы были, мой сладкий? Черт возьми! Hoc tempore.[50] Вы знаете, что случилось?
— Нет, — ответил Халсон. — А что случилось?
— После вашего спасения из сумасшедшего дома… водородные бомбы. Двухчасовая война. Все кончено. Hora fugit. Утеряна способность к деторождению.
— Что?!
— Жесткая радиация, господин Халсон, уничтожила способность к деторождению. Черт возьми. Вы единственный мужчина, сохранивший свою потенцию. Нет сомнений в загадочной мутации в вашем роду, благодаря чему вы отличаетесь от других. Черт возьми!
— Нет.
— Oui. Вы ответственны за население мира. Мы сняли вам апартаменты в Одене. Там три спальни, мой родной. Три. Первого класса.
— Да это моя мечта!
Его поездка в Оден была триумфальной. Он был увешан гирляндами цветов, ему пели серенады, ему аплодировали. Восторженные женщины выпрашивали его внимание. В своих апартаментах Халсон вдоволь ел и пил. Раболепно вышел высокий и худощавый мужчина. Он был весел, но резок. С собой он принес список.
— Я Мировой Сводник, господин Халсон, — сообщил он. Черт возьми. 5 271 009 женщин требуют вашего внимания. Красота каждой гарантирована. Начинайте с номера один и дальше.
— Значит, начинаем с рыжей, — заявил Халсон.
Привели рыжеволосую девушку. Она была по-мальчишески стройной, с маленькой твердой грудью. Следующая была широка в кости. Пятая напоминала Юнону,[51] а ее груди были похожи на африканские груши. Десятая воскрешала в памяти женщин Рембрандта.[52] Двадцатая была очень гибкой. Тридцатая — юношески стройной, с небольшими твердыми грудями.
— Кажется, мы уже встречались? — спросил Халсон.
— Нет, — ответила она.
Следующая была широка в кости.
— Знакомое тело, — произнес Халсон.
— Да нет же, — было ответом.
Пятидесятая напоминала Юнону с грудями, как африканские груши.
— Мы знакомы? — спросил Халсон.
— Нет.
Вошел Мировой Сводник с настойкой для поддержания сил.
— Никогда не пользовался этим, — заявил Халсон.
— Черт возьми! — воскликнул Сводник. — Да вы исполин. Слон. Неудивительно, что вы возлюбленный Адам. Теперь понятно, почему они рыдают от любви к вам.
И он сам выпил настойку.
— Вы заметили, что все они одинаковы? — пожаловался Халсон.
— Нет! Они совсем не похожи. Parbleu! Это оскорбление моей службы.
— О, они, конечно, отличаются одна от другой, но типы повторяются.
— Да! Такова жизнь, мой друг. Как известно, жизнь циклична. Разве вы, художник, этого не замечали?
— Я не предполагал, что это относится и к любви.
— Ко всему. Wahrheit und Dichtung.[53]
— Это вы там говорили, будто они рыдают?
— Oui. Они рыдают.
— Почему?
— Страсть к вам. Черт возьми.
Халсон задумался о по-мальчишечьи стройных, ширококостных, похожих на Юнон, на женщин Рембрандта, гибких, рыжеволосых, блондинках, брюнетках, белых, черных и коричневых женщинах.
— Я не заметил ничего подобного, — произнес он.
— Так посмотрите сегодня, отец мира. Начнем?
И правда, раньше Халсон не замечал, что все эти женщины льют по нему слезы. Он был польщен, но слегка расстроен.
— Почему бы вам не улыбнуться? — произнес он.
Но они не улыбались или не могли улыбаться.
На крыше, где Халсон обычно делал зарядку, он решил проконсультироваться с тренером, высоким, худощавым человеком с веселыми, но резкими манерами.
— А? — протянул тренер. — Черт возьми. Не знаю, виски с содовой. Должно быть, для них это тяжелый опыт.
— Тяжелый? — обиделся Халсон. — Почему? Что я такого им сделал?
— Шутите, да? Весь мир знает, что вы делаете.
— Нет, я хотел сказать… Что в этом тяжелого? Они же только и ждут меня, разве нет? Разве меня не ждали?
— Загадка. А теперь, возлюбленный отец мира, займемся упражнениями. Готовы? Начали.
Внизу, в ресторане, Халсон расспросил старшего официанта, высокого, худощавого человека с веселыми, но резкими манерами.
— Конечно, вы понимаете, господин Халсон. Эти женщины обожают вас и могут надеяться на нечто большее, чем одна ночь любви. Черт возьми. Конечно, они разочарованы.
— Чего они хотят?
— Того, чего хотят все женщины, мой дорогой. Постоянных отношений. Брака.
— Брака?
— Oui.
— Со всеми?
— Oui.
— Ладно. Я женюсь на всех 5 271 009.
Но тут запротестовал Мировой Сводник.
— Нет, нет, нет, молодой Лохинвар. Черт возьми. Невозможно. Даже оставив в стороне религиозные различия… они ведь тоже люди. Черт возьми. Кто сможет управиться с таким гаремом?
— Тогда я женюсь на одной.
— Нет, нет, нет. Подумайте. Как вы сделаете выбор? Как выберете одну? С помощью лотереи? Бросая монету?
— Я уже выбрал.
— Да? И кого?
