пробил себе путь. Слабоумный становился мужчиной. Внезапно в его мозгу оборвалась какая-то нить. Жуткая боль опрокинула Ногуэру, заставляя потерять сознание. Мускулистое загорелое тело перекатилось через стол и осталось лежать неподвижно. Когда через некоторое время пурпурный туман посветлел — исчезло давление на зрительные нервы Ногуэра пополз к двери.
— Узы расторгнуты… вырвался волк…
— Няня! — всхлипнул он.
Женщине захотелось одновременно вскочить, убежать и закричать, но она не могла даже пошевелиться; ее парализовало от охватившего страха.
— Няня!
Руки его схватили ткань спального мешка и разорвали, как бумагу. Потом одна рука коснулась лица Анжанет, провела по нему и легла на плечо.
— Мягкая… белая… Няня! — выдохнул мужчина.
Женщина словно окаменела и не могла пошевелиться, даже если бы хотела. Ее охватило то же желание, какое двигало Ногуэрой, и хриплый стон вырвался из ее горла. Ногуэра стал спокойнее, а возбужденное дыхание тише. Он все еще искал няньку своего детства, искал защиты и тепла. Грохот в его черепе перекрыл все звуки и разогнал все мысли. Ногуэра наконец нашел то, что искал.
Он нашел тепло и убежище; руки гладили его, и чувство бесконечного одиночества исчезло. Казалось, что это были теплые руки робота-няньки, которые с мягкой настойчивостью обнимали и удерживали его. Ногуэра забыл о боли и пустоте.
— Няня! — медленно произнес он. Выделяя каждый звук.
Ночь прошла быстро, и лучи света, упали сквозь ветвистые кроны олив на водное зеркало, залив своим отражением оба вагончика.
Проснувшись, Анжанет увидела мужчину и закричала, а он улыбнулся.
— Боже мой! — беззвучно прошептала Анжанет. — Как это могло произойти?
Он ничего не ответил и продолжал улыбаться.
6
— Что сказал твой отец, Гаспар? — спросила Анжанет.
— Фермеры этой местности ожидают Курьера Империи только через два месяца, а у нас на ферме передатчика нет.
Анжанет молча кивнула.
— Кто-нибудь знает дорогу? — спросила она.
— Нет.
Ракеты тоже никто не заметил, потому что они взорвались в то время, когда там, наверху, еще были лучи солнца. Обе ракеты были потеряны. Несколько фермеров предложили забрать пилота, сказав, что у них всегда найдется место для крепкого работника. Но никто не мог посоветовать, как быстрее сообщить о нем властям Империи; здесь не было даже почтовых голубей.
— Я благодарю ваших родителей, но, вероятно, оставлю пилота у себя до тех пор, пока его не заберет поисковая команда, потому что посадку должны были зарегистрировать.
Уроки продолжались. Четыре часа спустя моторы ховеров взревели и забурчали ездовые животные — ученики разъехались. Анжанет и Ногуэра снова остались одни. Положение, сложившееся между ними, было двусмысленным и опасным.
— Мне приготовить что-нибудь? Ты, вероятно, голоден? — спросила женщина.
Он открыл глаза, улыбнулся, как рептилия, и молча посмотрел на Анжанет долгим взглядом. Еще вчера этот мужчина был беспомощным, а теперь одна дверца его разума открылась. Глаза его, видя окружающие предметы, идентифицировали их. Женщина тоже была включена в их число.
— Да, няня, — тихо сказал он и снова улыбнулся.
Он посмотрел на нее, заметил падающие на плечи волосы, цвета которых он не знал, увидел зеленые, широко расставленные глаза и тело, очертания которого подчеркивали холщовая рубашка и стираные штаны. Няня никогда не выглядела так; тогда… вчера ночью.
— Голод, няня, — сказал он.
Анжанет стала хлопотать у очага, ощущая, как глаза мужчины ощупывают ее. Появилось чувство неудобства, и ощущение страха усилилось. Работа помогала ей направлять мысли в другую сторону, но когда она снова повернулась, чтобы накрыть маленький столик, чувство неуверенности вновь вернулось к ней.
— Прибора для бритья у меня, конечно, нет, Ногуэра, — сказала Анжанет и слегка улыбнулась.
Выражение лица мужчины не изменилось. Менее чем за двадцать четыре часа его дух совершил два скачка. Один привел его к точке, до которой он добирался четыре тысячи дней: материальность предметов, очертаний, контуров и содержимого, «степень плотности вещей», как это говорили окружающие его люди, и он отметил для себя эти кажущиеся бессмысленными слова.
Он — Ногуэра! Он среди прочего обнаружил тогда очертания первой белой няньки и ее утешающее присутствие, когда он больше не понимал окружающий его мир.
Второй прыжок вознес его высоко вверх. Он помог ему начать понимать самого себя: исследовательское путешествие внутрь своего сильного тела и изучение его функций. Ногуэра чувствовал смутно и схематично, как его разум, словно подрастающий ребенок, ощупывал вещи и постепенно охватывал их контуры. То, что оставалось, погружалось в неосознанную массу мыслей и ощущений. Но в то же время это было постижимо и осязаемо. Это можно было сравнить с инстинктами животных. Ногуэра не знал, почему, но узнал, что он делает что-то — и чувствовал последствия этого. Казалось, что Большая Игра продолжается, только у него появился новый партнер. Это доставляло большое удовольствие. Ногуэра даже представить себе не мог, какой смертельной может быть для него эта игра.
Его «разум» не допускал такого представления.
— Это великолепно, няня, — пробормотал он, указывая на накрытый стол.
Анжанет кивнула и села напротив него. Ногуэра взял ложку в правую руку, несколько секунд подумал, потом заменил ее вилкой в левой руке и начал есть.
— Вкусно? — спросила она.
— Да.
Он ел молча, сконцентрировавшись, словно в это мгновение ничего другого не знал. Все, что от него ожидали, он делал с молчаливой сосредоточенностью.
— Няня! — сказал мужчина.
Анжанет отпрянула, пораженно заморгала и размахнулась. Удар отбросил голову пилота назад, пальцы оставили отпечатки на его коже.
Стул опрокинулся, и Ногуэра, упав, ударился о пластиковую раму кровати. В падении он потащил за собой скатерть. Посуда упала и покатилась по гладкому полу; Анжанет вскочила и закричала:
— Ты, идиот, — что это тебе пришло в голову?
Ногуэра рассмеялся и встал. Он потер болевшее бедро и направился к женщине. Анжанет отступила,