было серым от дыма, к ночи оно стало красным от полыхающих домов, магазинов, судов и заводов. Спустя две недели грабежи в Керчи и Еникале все еще продолжались. На берегу моря метались толпы бездомных людей, жаждущих попасть на корабль, направлявшийся в Одессу или Ялту. От домов, в которых жили русские купцы, остались только чадящие остовы. Керченский музей, располагавший одной из лучших коллекций произведений древнегреческого искусства, был превращен в руины, а его экспонаты были уничтожены или разворованы.
Это был постыдный эпизод. Раглан со стыдом упомянул о нем в письме жене и признался, что чувствует себя лично ответственным за случившееся. Туркам, заметил он, никогда нельзя давать воли. Впрочем, и его собственные, и французские солдаты вели себя в Керчи немногим лучше. Пелисье невозмутимо заявлял, что считает более важным то, что была достигнута стратегическая цель экспедиции: «Мы нанесли удар по глубоким русским тылам. Теперь перерезана основная линия их снабжения».
Французы праздновали еще один успех. 23 мая их войска атаковали и захватили передовые укрепления русских, расположенные перед основной линией обороны. Еще через два дня генералы Бруне и Канробер, который теперь успешно командовал корпусом Пелисье, уничтожили лагерь русских войск в Чоргуне, расположенный выше долины реки Черной. Впрочем, целью этих операций было скорее поднять дисциплину и встряхнуть солдат от скуки, дав им практическое дело перед предстоящим серьезным испытанием: штурмом Малахова кургана.
Однако, прежде чем атаковать Малахов курган, необходимо было захватить и уничтожить прикрывавшие его с фронта и фланга укрепления русских войск на Мамелоне и на Инкермане. Было принято решение, что французы будут наступать на этих двух участках, в то время как англичане в ту же ночь предпримут атаку с фронта на редан, или, как его еще называли, карьер. Утром 6 июня должна была начаться артиллерийская подготовка наступления.
Ill
В Англии с нетерпением и надеждой ждали результатов наступления, которые, как все были уверены, не заставят себя ждать. Теперь все считали, что с армией снова все в порядке. Большинство населения было склонно поддерживать политику правительства и парламента. Панмор уверял Раглана, что «комитет Робука никому не причинит особых беспокойств. Теперь здесь реагируют на происходящие события совсем по-другому».
Тем не менее, некоторые все еще считали необходимой замену и отставку нескольких офицеров штаба Раглана. В мае в правительстве вызвало некоторое беспокойство заявление лорда Элленборо относительно «отсутствия руководства военными действиями». А лорд Гревилль напомнил Пальмерстону о прежнем решении отозвать из Крыма генералов Эйри, Эсткорта и Филдера. Пальмерстон вновь занервничал. «Я считаю, – заявил он Панмору, – что пока вы не назовете кандидатуры на замену этих людей... споры будут кипеть с прежней силой. А это еще более губительно для правительства и вредно для армии, чем то, что они останутся на своих должностях... Я часто предупреждал вас об этом, но вы не обращали внимания на мои аргументы; теперь нам приходится просто наблюдать, как наши оппоненты извлекают из сложившейся ситуации выгоду для себя».
Пальмерстона не нужно было предупреждать вторично. Правительству удалось заручиться поддержкой церкви и военных кругов. Лорд Элленборо получил суровый отпор.
Страна вздохнула с облегчением. В Англии стояла прекрасная погода. Начался сезон отпусков. В армии стали забывать об ужасах зимы. Теперь каждый был уверен в том, что война скоро закончится победой союзников.
Глава 19
МАЛАХОВ КУРГАН И РЕДАН
Огонь был настолько плотным, что нам оставалось только, наклонившись, бежать вперед изо всех сил.
I
Приехавшим в Крым в эти ранние летние дни могло показаться, что происходившие там события напоминают сельскую идиллию. Там теперь регулярно проводились соревнования по бегу; солдаты ездили купаться на покрытый галькой берег моря в восточной части гавани, ловили рыбу в реке Черной. В организованном зуавами театре ставились диковинные пьесы, от исполнения которых актеры получали не меньшее удовольствие, чем зрители. Полковые оркестры играли самую разнообразную музыку, начиная от военных маршей и кончая бравурными мелодиями Шуберта и Ланнера. Английские музыканты, освободившиеся от тяжелых забот по уходу за больными, начистили и настроили свои инструменты и приступили к ежедневным репетициям. И все же самым лучшим считался оркестр сардинской армии, который прекрасно исполнял даже оперные арии. Сами сардинские солдаты, с загорелыми красивыми лицами, выглядели очень эффектно в своих театральных головных уборах, украшенных черными петушиными перьями.
Прекрасная леди Джордж Пейджет, прибывшая в легкую бригаду к мужу из Константинополя вместе с семьей Страдфорд, нашла сардинцев «очаровательными». В ответ на комплимент их командир Делла Мармора приказал оркестру всю ночь играть под окнами каюты на пароходе «Карадок», где жила молодая англичанка.
Дни становились все более жаркими, особенно для тех, кто не мог отправиться купаться или просто посидеть в тени. Англичане все еще носили зимние мундиры и шинели. Генерал Браун теперь переживал, что солдаты его легкой дивизии задыхаются от жары в теплых мундирах, застегнутых до последней пуговицы. В траншеях, где земля раскалялась от солнца, из натянутых на лопаты и ружья кусков брезента и шинелей сооружали подобие палаток, где солдаты могли укрыться от солнца. А чуть дальше, там, где солдат не мог застать врасплох неприятель, они раздевались донага и ложились на теплую землю, вытряхивая из обмундирования вшей и подставив спины ласковым солнечным лучам.
II
Солнце привычно ярко сияло на небе в полдень 6 июня, когда Раглан отправился верхом понаблюдать за началом бомбардировки. Все вокруг, казалось, дышало ожиданием. Как вспоминала миссис Даберли, «на этот раз все были уверены, что пушечная канонада не станет увертюрой к очередному фарсу».
Раглан пригласил сопровождать его леди Пейджет, «крымскую красавицу», как называл ее фотограф Роджер Фентон. Солдаты выбегали из лагеря, вытягиваясь перед командующим в приветствии. Пытаясь преодолеть легкое смущение от этого, Раглан пытался объехать их, отворачивался к леди Джордж Пейджет – словом, старался остаться незамеченным. Они присели на холмике, чтобы наблюдать за обстрелом. К шести часам вечера, когда они поехали назад, два редута на Инкермане, укрепления Мамелона и даже сам Малахов курган были почти полностью разрушены.
В 18.30 на следующий день сигнальными ракетами была дана команда французам начать штурм Мамелона. «Было одновременно прекрасно и ужасно, – вспоминал капитан Клиффорд, – наблюдать, как под ураганным огнем бравые французы устремились на врага. Когда примерно через десять минут над высотой взвился французский триколор, у людей по щекам текли слезы». Однако вскоре яростной контратакой французы были отброшены к своим позициям. С упрямой решимостью они снова атаковали позиции русских и, потеряв свыше 5 тысяч солдат, вновь захватили укрепления русских, на этот раз навсегда. Инженеры сразу же начали строить там оборонительные укрепления. Теперь французы стояли прямо напротив Малахова кургана[33].
Фронтальный удар англичан на позиции перед реданом, который англичане называли карьером, также был успешным. Раглан считал, что, поскольку эти укрепления не были стратегически важными для русских, англичане смогут захватить их гораздо меньшими силами. Под прикрытием огня французских пушек с только что захваченного Мамелона и собственной тяжелой артиллерии тысяча британских солдат начала штурм карьера и ближайших к нему траншей. До наступления темноты они выполнили свою задачу, но всю ночь, в то время как англичане яростно рыли ходы сообщения от вновь захваченных позиций к собственным траншеям, русская пехота контратаковала снова и снова. Бросив лопаты и вновь взявшись за винтовки, британские солдаты в течение десяти часов отбивались от наседавшего противника. К этому времени многие из них буквально валились с ног от усталости. На рассвете русские пошли в решительную атаку. В какой-то момент показалось, что враг близок к успеху, что англичане не в силах больше
