чем-то заняты, причем в расположении тарелочек и фигурок соблюдались принципы полной демократии. Так, весьма ценный старинный серебряный подсвечник соседствовал с расписной фарфоровой собакой с костью в пасти и выражением абсолютного идиотизма на морде.
Стены были завешаны картинами. Преобладающим цветом был грязный, и почти на всех полотнах изображался унылый скот, стоящий на затянутом туманом болоте.
Все эти украшения буквально погребли под собой мебель — что, впрочем, не было такой уж большой потерей. За исключением двух стульев, стонавших под бременем огромных кип разнообразных салфеточек, меблировку комнаты вряд ли можно было использовать в каких-либо практических целях. Повсюду призрачно маячили хлипкие столики. Пол устилали лоскутные половики. Кому-то явно нравилось делать лоскутные половики. И запах… Он довлел, безраздельно властвовал, царственно витал…
То был запах долгих, унылых дней.
На буфете, сплошь закутанном в кружевные салфеточки, стояли три сундука: в центре — большой, по сторонам его — сундучки поменьше. «Вероятно, те самые пресловутые сокровища», — подумал Билл.
И тут он услышал тиканье.
На стене висели часы. Кому-то когда-то пришла в голову идея сделать часы в виде совы. Маятник качался, и глаза совы смотрели то туда, то сюда. Это, видимо, показалось очень смешным создателю часов, явно страдавшему от недостатка развлечений. Спустя некоторое время ваши глаза начинали бегать в унисон с совиными.
Госпожа Флитворт на некоторое время вышла и вернулась в комнату с полным подносом в руках. Тут же началось алхимическое действо — быстрыми движениями госпожа Флитворт заваривала чай, намазывала маслом ячменные булочки, раскладывала печенье, не забыла даже аккуратно повесить щипцы на сахарницу…
Наконец все было сделано, и госпожа Флитворт опустилась в кресло рядом с Биллом.
— Ну… правда красиво? — тихонько произнесла она. Голос ее звучал чуть хрипло, словно последние двадцать минут она провела в состоянии сна.
— ДА, ГОСПОЖА ФЛИТВОРТ.
— Нечасто случаются события, ради которых стоит открыть гостиную.
— НЕЧАСТО.
— Особенно с тех пор, как я потеряла отца… На мгновение Билл Двер подумал, что она потеряла покойного господина Флитворта в гостиной. Возможно, он заблудился среди безделушек, не туда повернул. Но потом Билл вспомнил, как забавно люди иногда выражают свои мысли.
— А.
— Он так любил сидеть именно на этом кресле и читать альманах.
Билл Двер напряг память.
— ЭТО ТАКОЙ ВЫСОКИЙ? С УСАМИ? НА ЛЕВОЙ РУКЕ НЕ ХВАТАЕТ КОНЧИКА МИЗИНЦА?
Госпожа Флитворт не отрываясь смотрела на него поверх чашки.
— Ты его знал?
— КАЖЕТСЯ, ВСТРЕЧАЛСЯ ОДИН РАЗ.
— Он никогда про тебя не рассказывал, — удивилась госпожа Флитворт. — По крайней мере, не упоминал твоего имени. Я бы запомнила.
— ВРЯД ЛИ ОН СТАЛ БЫ ГОВОРИТЬ ОБО МНЕ, — медленно произнес Билл Двер.
— Не волнуйся, — успокоила госпожа Флитворт. — Я все знаю. Папа тоже подрабатывал контрабандой. Ферма маленькая. Нормальной жизнью это трудно было назвать. Но, как он всегда говорил, человек должен заниматься тем, что он умеет. Полагаю, ты занимался чем-то подобным. Я некоторое время наблюдала за тобой. Вот и пришла к такому выводу.
Билл Двер глубоко задумался.
— Я БЫЛ ПО ЧАСТИ ПЕРЕПРАВКИ, — сказал он наконец.
— Так я и думала. А у тебя есть семья, Билл?
— ДОЧЬ.
— Очень мило.
— НО, БОЮСЬ, Я ПОТЕРЯЛ С НЕЙ СВЯЗЬ.
— Какая жалость! — воскликнула госпожа Флитворт, как ему показалось, вполне искренне. — Раньше мы здесь жили совсем неплохо. Когда был жив мой молодой человек, конечно.
— У ВАС БЫЛ СЫН? — спросил Билл, не понявший последней фразы.
Ее взгляд стал строгим.
— Поосторожнее, Билл. Ты видишь у меня на пальце обручальное кольцо? Мы здесь очень серьезно относимся к подобным вещам.
— ПРОШУ МЕНЯ ИЗВИНИТЬ.
— Его звали Руфусом, и он был контрабандистом, как и папа. Хотя, следует признать, менее удачливым. Он часто приносил мне заморские подарки, украшения и все такое. А еще мы ходили танцевать. У него были хорошие икры, насколько я помню. Мне нравятся красивые ноги у мужчин.
Некоторое время она смотрела на огонь.
— А однажды… однажды он не вернулся. Прямо накануне нашей свадьбы. Папа не уставал повторять, что не стоит бродить по горам, когда вот-вот холода должны нагрянуть, но я знаю, он должен был пойти, потому что хотел сделать мне хороший подарок. А еще он хотел заработать много-много денег и произвести впечатление на папу, потому что папа был против…
Она схватила кочергу и нанесла полену более жестокий удар, чем оно того заслуживало.
— Люди болтали, что он убежал в Фарфири или Анк-Морпорк. Или еще куда-то, но я-то знаю, он не мог так поступить со мной.
Ее взгляд буквально пригвоздил Билла к стулу.
— А ты как думаешь, Билл Двер? — резко спросила она.
Он почувствовал некоторую гордость от того, что смог определить вопрос в вопросе.
— ГОСПОЖА ФЛИТВОРТ, В ГОРАХ ЗИМОЙ ОЧЕНЬ ОПАСНО.
Ему послышался облегченный вздох.
— Вот и я так всегда говорила. И знаешь, что еще, Билл Двер? Знаешь, что я подумала?
— НЕТ, ГОСПОЖА ФЛИТВОРТ.
— Как я уже говорила, это случилось накануне нашей свадьбы. Потом вернулась одна из его вьючных лошадей, а потом люди нашли лавину… и знаешь, что я подумала? Какая глупость, подумала я тогда. Это настолько тупо, что отчасти даже смешно. Да, да, именно так я и подумала. Ужасно, правда? Позднее я изменила свое мнение, но сначала жутко разозлилась на весь этот мир. Все случилось словно в какой-то книжке. А жизнь — это не книжка, здесь все по-другому…
— ЛИЧНО Я НИКОГДА НЕ ЛЮБИЛ КНИЖКИ С ПЛОХИМ КОНЦОМ, ГОСПОЖА ФЛИТВОРТ.
Но она его не слушала.
— А еще я подумала, что, наверное, согласно сценарию, я должна теперь потерять разум и до конца жизни проходить в подвенечном платье. Вот чего от меня ждали. Ха! Как бы не так! Я засунула подвенечное платье в мешок для тряпок, после чего мы созвали всех на свадебное угощение. Глупо было бы выбрасывать столько всяких вкусностей…
Она снова набросилась на горящие поленья. Когда она подняла глаза, ее взгляд горел с мощностью в несколько мегаватт.
— Всегда отдавай себе отчет, что реально, а что — нет. Это самое главное. Во всяком случае, я так считаю.
— ГОСПОЖА ФЛИТВОРТ?
— Да?
— ВЫ НЕ БУДЕТЕ ПРОТИВ, ЕСЛИ Я ОСТАНОВЛЮ ЧАСЫ?
Она посмотрела на сову с бегающими глазками.
— Зачем?
— БОЮСЬ, ОНИ ДЕЙСТВУЮТ МНЕ НА НЕРВЫ.
— Они слишком громко тикают?
Билл Двер хотел сказать, что их тик-таки отзываются в нем, словно по бронзовой колонне колотят
