задавать вопросы.
— Где вы взяли нож?
— В магазине «Пять и десять» [1].
— Где именно?
— На Колумбия Авеню.
— Помните магазин?
Он помнил прилавок, продавца, помнил, как расписывался за нож, как унес его. Он только не помнил, что это был за магазин.
— Почему вы сделали это?
— Не знаю.
— Почему именно Уолдек?
— Просто она… попалась.
— Почему вы напали на нее?
— Что-то нашло на меня. Толкало сделать это. Не понимал этого тогда, не понимаю и сейчас. Неодолимая потребность. Мне необходимо было сделать это!
— Почему вы ее убили?
— Так случилось. Я убил ее. Этот нож, вверх, вниз. Вот почему я купил нож. Чтобы убить ее.
— Вы заранее планировали это?
— Лишь… смутно.
— Где нож?
— Его нет. Выбросил. В канализационный люк.
— Где этот люк?
— Не помню. Где-то.
— У вас на одежде должна быть кровь. Ведь из убитой она хлестала, одежда не могла не испачкаться. Она у вас дома?
— Я избавился от нее.
— Как? Бросили в люк?
— Послушай, Рэй, нельзя вести допрос с пристрастием, если человек сам признается.
— Виноват. Катлетон, одежда где-то недалеко от вашего дома?
Что-то смутно всплывало в памяти. Что-то, связанное с огнем.
— Топка для сжигания мусора.
— В вашем доме?
— Нет, в каком-то другом. В нашем такой нет. Я пришел домой, переоделся. Это я помню. Связал одежду в узел, побежал в другой дом, бросил ее в топку для мусора и помчался обратно к себе. Умылся. Помню, что под ногтями у меня была кровь.
Они попросили его снять рубашку. Осмотрели руки, грудь, лицо и шею.
— Никаких царапин, — сказал сержант Рукер? — Ни единого еда, а она царапалась, у нее под ногтями обнаружена кожа.
— Но, Рэй, она ведь могла сама себя царапать.
— М-мм. Или на нем все быстро заживает. Пойдемте, Катлетон.
Они привели его в другую комнату, сняли отпечатки пальцев, Фотографировали и предъявили обвинение в преднамеренном убийстве. Сержант Рукер предложил ему позвонить своему адвокату. Катлетон не знал ни одного адвоката. Был один, который как-то заверял ему документы, но он не помнил его имени.
Потом его отвели в камеру. Он вошел туда, и за ним заперли дверь. Сел на табурет, закурил сигарету. Впервые за последние двадцать семь часов у него не тряслись руки.
Через четыре часа в камеру вошли сержант Рукер и другой полицейский. Рукер сказал:
— Вы не убивали эту женщину, мистер Катлетон. Теперь объясните нам, зачем вам понадобилось говорить, что вы сделали это?
Он в изумлении уставился на них.
Начнем с того, что у вас есть алиби, и вы о нем не упомянули. Вы ходили на двухсерийный фильм, в кинотеатр Лоуеса на Восемьдесят Третьей улице. Кассир опознал вас по фотографии и вспомнил, что вы покупали билет на девять тридцать. Билетер тоже опознал вас. Он помнит, что когда вы шли в туалет, то споткнулись, и ему пришлось поддержать вас. Это было уже после полуночи. Дома вы направились прямо в свою комнату. Женщина, живущая ниже вас, помнит это. Мужчина из комнаты дальше по коридору клянется, что к часу ночи вы были у себя и через пятнадцать минут после того, как вы. вошли, у вас погас свет. Так какого же черта! вы сказали нам, что убили женщину?
Это было невероятно… Он не помнил никакого кинофильма. Не помнил, чтобы покупал билет или как споткнулся по дороге в туалет. Ничего подобного. Он помнил только, как прятался в кустах, помнил звук шагов, нападение, нож, крики. Помнил, как бросил нож в люк, а одежду в какую-то топку для мусора и как смывал кровь.
— Более того. Мы нашли человека, который, по всей вероятности, является убийцей. Его имя Алекс Кэнстер. Он был дважды осужден за попытки нападения. Мы взяли его при обычном патрульном обходе. Под подушкой нашли нож в пятнах крови. Его лицо все исцарапано, и я ставлю три против одного, что сейчас он уже признался. Это он убил Маргарет Уолдек, вы ее не убивали. Так почему вы это взяли на себя? Зачем вы доставили нам столько хлопот? Зачем лгали?
— Я не лгал, — пробормотал мистер Катлетон.
Рукер тяжело вздохнул. Вмешался второй полицейский:
— Рэй, у меня есть идея. Пригласи кого-нибудь, кто умеет работать с детектором лжи.
Катлетон был очень смущен. Его привели в какую-то комнату, привязали к странной машине с самописцем и начали задавать вопросы. Как его имя? Сколько лет? Где он работает? Убивал ли он Уолдек? Сколько будет четыре плюс четыре? Где он купил нож? Какое его второе имя? Куда он подевал свою одежду?
— Ничего, — сказал полицейский. — Никакой реакции? Понимаешь? Он верит в это, Рэй.
— Может быть, он просто не реагирует на эту штуку? Она ведь не на каждом работает.
— Тогда попроси его солгать.
— Мистер Катлетон, — сказал сержант Рукер. — Сейчас я спрошу вас, сколько будет четыре плюс три. Нужно, чтобы вы ответили — шесть. Просто скажете — шесть.
— Но ведь это будет семь.
— Неважно, мистер Катлетон, вам нужно сказать шесть.
— А-аа.
— Сколько будет четыре и три?
— Шесть.
Реакция была, и сильная.
— Вот в чем дело, — объяснил второй полицейский. — Он действительно верит в это, Рэй. Он не собирался создавать нам лишние проблемы, он верит в это, независимо от того, правда это или нет. Ты же знаешь, что может вытворять воображение. Знаешь, как иногда свидетели клянутся, утверждая ложь. Им так помнится, вот в чем дело. Он прочел статью в газете, воображение сыграло с ним злую шутку, и он сразу в это поверил.
Они долго беседовали с ним, Рукер и второй полицейский, объяснив все до мелочей. Они говорили ему, что в глубине его раненой души таится подавленное желание, это создает беспричинное чувство вины, которое и берет на себя ответственность за убийство миссис Уолдек. И потому он считает себя виновным, хотя вовсе не убивал ее. Долгое время, слушая их, он был уверен, что они сошли с ума. Но в конце концов они доказали ему, что он никак не мог совершить то, в чем признается. Они обосновали это фактами, и у него не было аргументов, чтобы возразить им. Он был вынужден им поверить.
Он поверил им, он знал, что правы они, а не он, или, вернее, не его память. Но это ни в какой мере не влияло на тот факт, что он помнил, как убивал. До мельчайшей детали. И это значило, что он, несомненно, сошел с ума.
— Теперь вы, наверное, считаете, — понимающе сказал сержант Рукер, — что сошли с ума. Но пусть
