мы никогда не узнаем.
Юстис взглянул на лошадь. Копыта Эбони запачканы кровью. Лошадь стояла совершенно неподвижно, словно мертвая. Это было так же жутко, как и та сцена, которую он застал, приехав сюда впервые, — жеребец, скулящий над человеком, которого он затоптал до смерти. Со странной покорностью Эбони подчинился, когда Юстис отвел его в стойло.
Шериф повернулся к Ллойду:
— Рассказывай медленно и четко.
— Мы с Ральфом ели тушеную баранину, когда налетела буря. Сквозь грохот мы слышали крики лошадей, и Ральф беспокоился, все ли с ними в порядке. Мне кажется, он опасался, не вырвалась ли эта лошадь-убийца из своего стойла и не угрожает ли она другом лошадям. Свет погас как раз тогда, когда мы подошли к конюшне. — Ллойд замолчал.
— Продолжай, — сказал шериф.
— Шум в темной конюшне был ужасающий, хуже, чем буря. Я знал, что эта лошадь вырвалась из стойла и носится по всей конюшне, и сказал, что входить туда — самоубийство.
— И ты не вошел, так?
Глаза Ллойда сузились.
— Тогда нет. Ральф отправил меня в дом за фонарем. Когда я вернулся, все было кончено. Я не мог подойти близко к Ральфу. Я направил фонарь в морду лошади, и она ринулась на меня. Я едва успел отскочить. Побежал в дом и позвонил вам.
Шериф взглянул на вялую, притихшую лошадь и промолчал.
— Эту сумасшедшую лошадь нужно застрелить, — сказал Ллойд, — и именно я готов это сделать.
Юстис повернулся:
— Ты не застрелишь ее. Я тебе приказываю не делать этого. Если Эбони станет твоей собственностью, ты можешь делать с ней все, что захочешь. Но не раньше. Понял?
Ллойд заколебался, потом вспыхнул:
— Когда она будет моя, она умрет.
Ллойд сделал шаг — всего один шаг — в сторону стойла Эбони, и лошадь пробудилась из своей скорбной летаргии. Ее уши злобно оттянулись назад, глаза вспыхнули, челюсти разомкнулись, она вскинула круп вверх и с грохотом опустилась на копыта.
— Видите? — сказал Ллойд, отступая. — Она хочет и меня тоже убить.
***
Что-то в этом было не так.
Вся история, как рассказал ее Ллойд, была вполне логична, и никто не мог бы сказать, что все случилось иначе. Не было оснований для расследования, и в любом случае единственным свидетелем был Ллойд, если не считать тех, кто не дает показаний, — немых лошадей.
Придраться было не к чему. Но что-то здесь было не так. И это мучило шерифа. Он упорно спрашивал себя, что же его беспокоит, но ничего не мог найти.
На похоронах Ральфа присутствовало много народа, его любили. Вскоре шериф узнал, что после смерти Аниты Ральф составил новое завещание, оставляя основную часть состояния Ллойду, но со значительным вознаграждением миссис Хоуэл и старому Томасу. В завещании оговаривалось, что в случае смерти Ллойда до вступления в силу завещания ферма должна отойти университету штата для его ветеринарной школы.
На следующий день после похорон шерифу случилось встретиться с миссис Хоуэл и со старым Томасом. Оба они ушли с фермы, как только хозяином ее стал Ллойд.
— Если бы вопрос стоял так: работать на него или голодать, я бы предпочла голодать, — фыркнула миссис Хоуэл, а старый Томас добавил:
— Жаль, что Эбони не выбрал лучшую жертву. Конечно, — продолжал старый Томас, — когда лошадь напугана, она бросается к тому, кто любит ее и кого она любит. Мне кажется, в конце концов Эбони полюбил Ральфа. Но он определенно ненавидит Ллойда. Смертельно ненавидит.
Несколько дней спустя шериф столкнулся с Тимоти Алденом и узнал, что и его, и Барри О'Ши Ллойд отпустил.
— Сказал, что сам присмотрит за фермой, пока уладятся дела с наследством, — сказал Тимоти. — Потом — он собирается ее продать, если сумеет получить нужную цену.
— Как Эбони? — спросил Юстис, интересуясь, не проигнорировал ли Ллойд его приказ не пристреливать лошадь.
— Никогда не видел, чтобы с лошадью случилась такая перемена. Правда, я мало ее видел, потому что Ллойд сам ходит за лошадьми, но, судя по тому, что я наблюдал, Эбони потерял дух. То есть он просто стоит в стойле, грустный, как будто убивает себя скорбью.
Разгадка явилась Юстису посреди ночи через неделю после похорон Ральфа. Это была тоненькая ниточка, но он был уверен, — что не ошибается.
Юстис приехал в похоронное бюро, когда Чарли Адамсон еще завтракал. Он вздохнул с облегчением, когда Чарли сказал, что вещи Ральфа еще здесь.
— Не знаю, почему Ллойд не забрал их, — сказал Чарли, — я напоминал ему дважды. Там часы и кольцо. И конечно, окровавленная одежда Ральфа, но я не думаю, что Ллойд захочет ее забрать.
— Я захочу, — сказал Юстис и ушел с одеждой Ральфа в белой коробке.
Юстис направился прямо на ферму Рейнса. Он рассказал коннозаводчику о своей версии смерти Ральфа Бертона. Рейне слушал его с округлившимися глазами.
— Сомнительно, — сказал Рейне, — но возможно.
— Вы поедете со Мной на ферму Бертона? Мне будет нужен свидетель.
Десять минут спустя они въезжали на ферму Бертонов. Ферма казалась вымершей. Вероятно, Ллойд еще спал. Они прошли к конюшне, к Эбони. Лошадь лежала в стойле и не пошевелилась, когда они остановились перед ней.
— Лошадь ложится, чтобы спать или когда она больна, — сказал Рейне. Он наклонился к лошади и нахмурился. — Лошадь выглядит исхудавшей, и губы запеклись. Ллойд медленно убивает беднягу голодом и держит ее без воды. Лошади требуется двенадцать фунтов овса, четырнадцать фунтов сена и дважды в день вода, или она быстро умрет.
Шериф сжал кулаки.
— Вы не попробуете накормить и напоить лошадь, Морган? Я пойду за Ллойдом.
Ллойд Бертон открыл дверь, натягивая рубашку. Юстис прошел мимо него, направляясь прямо в спальню Ральфа на первом этаже, распахнул дверь стенного шкафа. Он сдернул брюки для верховой езды и рубашку с вешалки и повернулся к Ллойду.
— Ты идешь со мной в конюшню, Ллойд, — приказал он.
Ллойд побледнел, в его глазах блеснул страх пойманного в западню животного. Однако он пошел в конюшню. Шериф следовал за ним.
Они застали Рейнса на коленях перед Эбони. Рейне обеспокоенно поднял голову.
— Он выпил немного воды и отрубевого пойла, но ему нужно гораздо больше, прежде чем он начнет выходить из этого состояния.
— Посмотрим, как он на это прореагирует, — сказал Юстис и положил одежду Ральфа Бертона перед носом лошади. Голова Эбони дернулась, он медленно поднял ее и тихонько заржал.
Юстис взглянул на Ллойда: Молодой человек смертельно побледнел.
— А теперь, — сказал Юстис, — мы посмотрим, как Эбони реагирует на одежду, которая была на Ральфе, когда он погиб.
Шериф убрал одежду, которую взял из шкафа Ральфа, и положил вместо нее окровавленные вещи, привезенные из города. Больная лошадь тотчас же отозвалась. Уши оттянулись назад, глаза сверкнули, челюсти раздвинулись, и по ее телу пробежала судорога. Она попыталась вскочить, но была слишком слаба и снова улеглась, храпом выражая свою ярость.
Юстис повернулся. Ллойд отступил назад, как будто боялся, что лошадь действительно поднимется и бросится на него.
— Когда ты понял, что сердце Ральфа не убьет его так скоро, как тебе хотелось бы, — сказал
