поднимаюсь по лестнице первым, Тим. Ты идешь за мной с лопатой, пока я ищу могилу. Сорок пять с половиной шагов по дорожке от вершины лестницы. Потом под прямым углом налево от дорожки по направлению к большому кипарису — четырнадцать шагов. Там должен быть отмечен прутиком каждый угол могилы.
Приглушенным голосом Рурк ответил:
— Хорошо. Когда мы будем поближе к берегу, ты лучше положи весла. Я могу подгрести кормовым, шума будет вполовину меньше.
Больше они не разговаривали. Луна не взошла, но небо было ясным, и яркий свет звезд мерцал на глади залива. Сидя на корме лицом к Шейну, Рурк пристально смотрел на огни третьего этажа дома с башнями и указывал Шейну курс, поднимая то одну, то другую руку. Когда он решил, что они уже находятся в опасной близости к берегу, он поднял вверх обе руки ладонями к гребцу и наклонился, чтобы взять весло, которое Шейн вынул из уключины. После того, встав на колени на корме и ориентируясь на маленькую пристань и лодочный сарай, он неслышно коснулся берега, чуть видимого при свете звезд. Когда нос лодки скользнул вдоль причала, Шейн склонился над кормой со швартовочным канатом, накинул его на столб и быстро завязал канат двойным узлом. Затем он бесшумно ступил на дощатый причал и проскользнул вперед, в тень лодочного сарая; там он обернулся взглянуть на Рурка, выходящего из лодки с лопатой в руке. Глубокая ночная тишина охватила Шейна, когда он крался по деревянным ступеням в туфлях на каучуковой подошве. Его настороженный слух не улавливал ни одного звука, который мог бы произвести Рурк, следовавший за ним. На вершине лестницы стало видно тусклое пятно света, пробивавшегося сквозь кустарник со стороны большого дома.
При свете звезд можно было различить дорожку, по которой они двигались. Детектив шел, внимательно считая шаги, и остановился на сорок пятом. По левую руку от него в пятидесяти или шестидесяти футах на фоне неба вырисовывался силуэт высокого, как башня, кипариса. Шейн осторожно двинулся к дереву, снова отсчитывая шаги. При счете «десять» вспышка яркого света внезапно ударила ему в лицо справа, с расстояния примерно двадцати футов. Он замер, когда гулко прозвучал приказ:
— Стой! Руки вверх!
Шейн поднял руки. Щурясь от резкого света фонаря, он ничего не мог разглядеть, кроме металлического отблеска в той точке, из которой шел свет. Отблеск задвигался, и голос произнес торжествующе:
— Руки! У меня двустволка и курок на взводе! Что ты делаешь в частном владении?
Шейн сказал:
— Я мог бы ответить, что я жду трамвая, но, возможно, вы найдете это странным. Собственно говоря, я заблудился на заливе в лодке. Было темно, и я греб на ближайшие огоньки. Я подумал, что смогу привязать лодку у вашего причала до рассвета и вызвать такси по телефону.
В голосе Чарльза появились нотки какой-то кошачьей хитрости и злобы, когда он решительно отрезал:
— Пижон! Ты тот самый шустрый частный сыщик Майкл Шейн. Я тебя жду с тех пор, как ты заслал сюда твою секретаршу выведать расположение…
— Не знаю о чем вы говорите,— перебил Шейн.— Я из города, решил покататься, нанял лодку…
Скрытый светом фонаря, Чарльз выплюнул непристойное слово.
— Нечего стоять здесь и врать мне. Рук не опускай и поворачивай назад, к дорожке. Учти, палец у меня на спусковом крючке.
Шейн с поднятыми руками медленно повернулся направо и пошел к дорожке. С тех пор как он вышел из шлюпки, он не слышал никакого звука, указывающего на присутствие Тимоти Рурка. Он искренне надеялся, что и Чарльз тоже ничего такого не слышал.
Свет все время бил ему в лицо. Он сделал десять шагов и оказался перед приземистой неподвижной фигурой. Прищурив глаза и глядя боковым зрением, Шейн смог преодолеть ослепление от яркого света и рассмотреть очертания фигуры Чарльза.
Шофер держал фонарь левой рукой, причем запястье этой руки было точкой упора для двух стволов ружья, следовавших за пятном света, освещавшим Шейна. Чарльз не двигался, пока Шейн не миновал его, и тогда свет опустился и дрогнул, а Шейн услышал шаги за спиной. Он остановился, когда достиг дорожки, ведущей от лодочного сарая к гаражу, шаги позади тоже замедлились, и Чарльз приказал грубо:
— Держи к дому, ищейка. У меня крупная дробь в обоих стволах.
Голос раздался не более чем в десяти шагах позади него, пятно света неизменно держалось где-то на пояснице Шейна. Детектив двигался, следуя поворотам дорожки, на которые падал свет фонаря. Другое пятно света, сквозившее через кусты впереди, сильно выросло, и Шейн позволил себе слегка замедлить шаги, чутко прислушиваясь, не сократился ли случайно интервал между ним и Чарльзом. Ему показалось, что его преследователь идет теперь на несколько шагов ближе. Он примерно в восьми шагах, подсчитал Шейн,— еще не настолько близко, чтобы рассчитывать на удачу, бросившись без оружия на человека с двустволкой.
Однако когда они достигли густых зарослей гибискуса и яркие огни дома засияли совсем близко, Шейн понял, что у него остается последний шанс избежать бесчестья, идя под дулом ружья, как трусливый вор. Трудно сказать, насколько его решимость была порождена рассказом Люси о Чарльзе (вернее, ее умолчаниями), но только внезапно он понял, что не позволит шоферу Роджелла вот так запросто поймать его. Когда они дошли до самой густой тени гибискуса, он напрягся, сдвинул пятки, изо всех сил отскочил назад и упал. Когда он растянулся во весь рост на земле, все еще с вытянутыми над головой руками, ужасающий грохот выстрела из обоих стволов двенадцатого калибра грянул прямо над ним.
В ту же секунду цепкие руки Шейна стиснули лодыжки Чарльза, резко дернули их в сторону, и детектив услышал, как ружье упало на землю. Шейн уже успел встать на колени и яростно двинул левой, а потом и правой в белесоватое пятно, которое было лицом Чарльза, в тот момент, когда тот попытался откатиться в сторону. Левая скользнула по скуле, зато правая основательно проконтактировала со ртом и тупым подбородком, а затылок Чарльза в ту же секунду крепко соединился с грунтом. Раздался восхитительный хруст, и голова Чарльза откинулась в бок. Больше он не двигался.
Шейн с усилием поднялся на ноги и прерывисто выдохнул воздух, вяло удивляясь тому, что он все еще жив. Яркий свет вспыхнул у заднего фасада дома за гибискусом, и при этом свете Шейн нагнулся и поднял ружье за конец обоих его стволов. Затем он крепко ухватил воротник опрятной зеленой униформы Чарльза, выпрямился и, огибая заросли кустарника, поволок ружье и бесчувственного человека прямо к стоянке перед гаражом, которую ослепительно освещал прожектор, установленный над кухонной дверью.
Две женщины стояли возле открытой двери под прожектором, глядя на Шейна с расстояния сорока футов. Одна была средних лет, низенькая и коренастая, другая — молодая, стройная и красивая. Красавица была вся в белом, с непокрытой головой, и белые же занавески вырывались наружу из-за ее спины, когда она поспешила к ним через площадку и крикнула, задыхаясь: «Чарльз! Это ты?»
Шейн изобразил на лице улыбку, когда двигался ей навстречу, таща Чарльза и ружье. У него мелькнула единственная мысль: Люси лишена возможности исполнить свое желание — быть поблизости, когда он в первый раз встретится с Анитой Роджелл.
Глава VI
Когда она подбежала, Шейн отпустил воротник, и шофер упал лицом в щебень площадки. Анита бросилась на колени перед ним, припала к его телу, охватила голову ладонями, плача и крича: «Чарльз! Отзовись!»
Чарльз не отозвался, и она свирепо взглянула снизу вверх на Шейна:
— Что вы с ним сделали?
Шейн обозрел саднящие костяшки своей правой и пообещал:
— Он скоро будет в порядке, миссис Роджелл. Вы всех своих гостей приветствуете двустволкой?
