люди всегда так поступают.
И вот теперь его пригласили в Англию, а подобное приглашение никогда бы не было сделано, если бы шансы на успех не были бы столь высоки. Хотя, конечно, Леопольду предстояло завоевать сердце Шарлотты, а она была достаточно своевольной. Надо же — дать отставку принцу Оранскому, когда отец так мечтал об этом браке!
Леопольду было ужасно досадно, что он так болен; голова болела — доктора называли это «ревматизмом» — и кружилась. Но когда станет потеплее, ему полегчает. В феврале восточный ветер пронизывал его до костей. Леопольд старался напоминать себе, что все эти болячки он подхватил на поле боя, и мирная, уютная жизнь в конце концов их прогонит. Ведь он все-таки еще молод.
Встречавший принца лорд Кастельро посоветовал ему уткнуть нос в меховой воротник и поплотнее закрыть шубой колени. Они направлялись в Лондон, где его серьезному высочеству предстояло денек отдохнуть, после чего принц-регент должен был принять его в Брайтоне.
Шарлотта, выпрямив спину, сидела в карете, которая везла ее в Брайтон. На ее щеках играл легкий румянец — признак величайшего волнения. С тех пор как принцесса услышала о возвращении Леопольда в Англию, ей приходилось сдерживать свои чувства, ибо она не хотела, чтобы кто-нибудь догадался о ее радости. Леопольд! Теперь она уже не запрещала себе думать о нем, ей не нужно было пытаться выкинуть из головы эти мысли. Как она рада, что Ф. не сделал ей предложения! Как было бы трагично, если бы она вышла за него замуж!
Леопольд!.. Это самый красивый мужчина, которого она видела в своей жизни. Во всяком случае, он был писаным красавцем... Интересно, он до сих пор так прекрасен? Что ж, это ей предстоит вскоре узнать. Шарлотта не могла дождаться встречи с Леопольдом.
Она покосилась на сидевшую рядом с ней леди Ильчестер — такую спокойную, совсем не взволнованную предстоящим великим событием, — и перевела взгляд на Миссис Голод, которая сидела напротив, сложив на коленях костлявые руки, и еще больше, чем раньше, была похожа на скелет.
«Я рада, — подумала Шарлотта, — что я не такая тощая. Впрочем, это было бы странно в нашем семействе».
А вдруг он любит худых женщин? Хотя нет. Конечно, нет! Всем нравится пышность форм. А может, она слишком пышнотелая? В некоторых местах — да. Но, если верить Луизе, то у нее очень красивые руки, округлые, белые, изящные. А вдруг он любит высоких? Что ж, она не высокая... но и не очень низкая. А цвет лица у нее зато очень хороший, хоть и бледный — такая гладкая белая кожа мужчинам нравится. И Ф. ей это говорил, и Гессе. Однако теперь она не желает о них вспоминать.
«Павильон» сверкал в лучах весеннего солнышка, словно какое-то восточное видение. Шарлотта надеялась, что ее отец будет добр с Леопольдом. Внешне он, конечно, будет любезен, поскольку этого требуют правила хорошего тона, но если она уловит в его голосе холодные нотки, то это станет верным признаком надвигающейся беды.
«О, дорогой папа! — мысленно взмолилась Шарлотта. — Пожалуйста, почувствуй расположение к Леопольду!»
И тут же рассмеялась. Она и сама пока толком не понимала, нравится он ей или нет. Ведь все-таки он удрал, когда ему показалось, что тучи сгущаются.
Она напомнит ему об этом!
Отец, сидевший в кресле на колесиках, которым он мог управлять самостоятельно, поджидал дочь в китайской гостиной. Он объяснил, что у него страшно болят суставы и он не может сейчас ходить.
Шарлотта выразила обеспокоенность его здоровьем, и принцу стало приятно. А ее действительно обеспокоило, что он так старо выглядит. Даже безукоризненный наряд теперь его не красил. Шарлотта подумала, что отец такой же толстый и безобразный, как старый Людовик XVIII. Но, может быть, это лишь потому, что она мечтает о своем Прекрасном Принце, по сравнению с которым все кажутся безобразными?
— Ну, что ж, Шарлотта, — с некоторой грустью произнес регент, вероятно, до сих пор подумывавший о принце Оранском, — скоро твой милый юноша будет здесь.
— Да, папа.
— Посмотрим. Посмотрим.
— Я надеюсь, что он нам обоим понравится, — сказала Шарлотта.
— Гм, — хмыкнул регент, который был не в восторге от приобретения Саксен-Кобурга после того, как у него была перспектива заполучить в союзницы Голландию.
Он покосился на Шарлотту. Она редко бывала такой очаровательной. Да, пожалуй, его дочь не такая уж и дурнушка. В последнее время она стала получше.
Шарлотта перехватила его взгляд и сразу поняла, что он означает. Интересно, что бы сказал отец, узнав, что ночью, перед отъездом из Крэнборн-Лодж, она надела военную офицерскую форму и поскакала в лес. Это было безрассудством, однако она не смогла удержаться. Шарлотта проезжала по поселкам, и люди не обращали на нее особенного внимания: ну, едет какой-то человек из охраны Виндзорского замка...
Да, как бы они отнеслись, узнав, что перед ними принцесса Шарлотта?
Если рассказать об этом Мерсер, она заявит, что Шарлотта совершила безумный поступок. Так могла бы поступить ее мать. Однако Шарлотте нужно было это сделать, нужно было как-то выплеснуть дикую, безудержную радость.
«А чему, собственно, я обрадовалась?» — спрашивала теперь себя принцесса.
Мерсер была поглощена своими собственными делами. Она недавно встретила обворожительного французского графа, и Шарлотта предполагала, что Мерсер питает к нему серьезные чувства. Во время последней встречи с Шарлоттой Мерсер говорила почти исключительно о нем. Граф де Флохоль был адъютантом Наполеона, и когда Бурбоны вновь воцарились во Франции, бежал в Англию. Он был большим романтиком и, если верить Мерсер, безумно в нее влюбился.
«Она будет говорить о графе де Флохоле, а я — о Леопольде», — усмехалась Шарлотта.
Леопольд!
Ее сердце забилось часто-часто, потому что слуга вдруг объявил о его прибытии.
— Его Высочество принц Леопольд Саксен-Кобургский.
И вот он предстал перед ее отцом. Он был такой же красавец, как и раньше! Разве что немножко бледный, но это даже придавало ему привлекательности.
— Добро пожаловать! — сказал регент, протягивая для поцелуя элегантную руку, сверкавшую бриллиантами. — Я слышал, у вас было трудное путешествие.
Леопольд ответил на не очень хорошем английском («Как он мило изъясняется!» — подумала Шарлотта), что через Ла-Манш он переправился с огромным трудом, ибо погода была ужасная.
— Я хочу представить вас моей дочери. Ее Королевское Высочество принцесса Шарлотта.
Они встали друг напротив друга, обменялись взглядами и улыбками.
«Это была любовь с первого взгляда, — впоследствии рассказывала принцесса Мерсер. — Или, вернее, возвращение любви, ведь я знала — хотя и пыталась себя переубедить, что он единственный и неповторимый. Я знала это с того самого времени, как мы встретились в гостинице «Пултени».
После обмена любезностями Шарлотте позволили отвести принца в угол комнаты, где они смогли перекинуться несколькими фразами, пока регент разговаривал с лордом Кастельро.
— Для меня это великое... что?.. как это говорят по-английски?... Ну, великое... что-то... быть здесь, — сказал Леопольд.
— Это зависит от того, что вы имеете в виду. Что вы чувствуете: удовольствие, горе, счастье или печаль. Выбор велик. Важно понять, рады ли вы.
— Рад?
Глаза его были прекрасны... это были самые прекрасные глаза в мире... и самые серьезные. Шарлотте нравилась их серьезность. Ф. и Гессе были такими фривольными... Взять хотя бы то, как они поступили с ней: Гессе отказывался вернуть письма, а Ф. сначала втерся к ней в доверие, а потом свел все на нет. Леопольд же никогда не отказался бы вернуть ее письма... хотя в этом и не будет нужды. Они же будут
