Находиться сейчас рядом с Ребеккой должен был скорее Штефан. Однако он так устал, что просто не мог спорить с Робертом. К тому же ему и Роберту нужно было еще многое обсудить. Время сейчас стоило дороже золота.
Они зашли в гостиную. Роберт снял куртку, небрежно повесил ее на спинку стула и подошел к бару, однако вовсе не для того, чтобы что-то выпить: он нажал поочередно на несколько кнопок находившегося там пульта управления, который поначалу показался Штефану обычным пультом стереосистемы, и усмехнулся.
— Датчики слежения за территорией, — пояснил он. — Очень чувствительные. Если кто-либо чуть крупнее собаки заберется во двор, мы об этом сразу же узнаем.
— Ты никогда мне не говорил, что твой дом — настоящая крепость, — заметил Штефан.
Роберт невозмутимо пожал плечами.
— А еще я никогда тебе не говорил, что Франкфурт среди городов Германии занимает первое место по уровню преступности, — сказал он. — Кроме того, этот дом вовсе не крепость. Если бы он был крепостью, я чувствовал бы себя сейчас намного спокойнее. — Он покачал головой. В его взгляде читался упрек, а лицо выражало обеспокоенность. — Итак, что же все-таки произошло? И на этот раз, пожалуйста, расскажи мне буквально все.
— Но ты ведь и так все знаешь, разве нет? — спросил Штефан, присаживаясь. — Только не говори мне, что Ребекка тебе ничего не рассказала.
— А ты сам явно не горел желанием ввести меня в курс событий.
— Я, если хочешь знать, и сейчас не особенно горю таким желанием. — В его голосе слышалась враждебность, однако говорил он таким отрешенно-усталым тоном, что Роберт лишь слегка нахмурил лоб и ничего не сказал.
Штефану вдруг стало необычайно трудно удерживать веки открытыми. Усталость наполнила его тело свинцовой тяжестью, мысли постоянно ускользали. Может, пришло время наконец-то признаться себе, что его силы практически на исходе. Штефан почувствовал, что если не сумеет взять себя в руки, то через несколько секунд непременно уснет.
— Та фамилия, которую ты недавно назвал, — начал Роберт. — Барков… Это ведь главарь наемников, о котором рассказывала Ребекка? Я думал, что он мертв.
— Его люди, похоже, полагают, что в этом виноваты именно мы, — очень тихо произнес Штефан. — И судя по всему, они довольно злопамятные.
— Ты считаешь, что сейчас подходящий момент для неуклюжих шуток?
— Шуток? — Штефан фыркнул. — Нет. Разве в шутку в меня целились из автомата? И в шутку били ногами по физиономии?
Роберт ничего не сказал, и его молчание удивило Штефана. Он шире открыл глаза и посмотрел на шурина. То, что он прочел в его взгляде, еще больше удивило Штефана. Он тут же поднял руку и ощупал свое лицо: кожа была сухой, вялой и, пожалуй, чересчур горячей. Синяки он, конечно, почувствовать пальцами не мог, а вот опухолей, царапин или чего-то подобного там явно не было. Но взгляд Роберта свидетельствовал об обратном.
Если Роберт все-таки собирался что-то сказать, то не успел: дверь в комнату открылась и появился один из телохранителей. Не обращая никакого внимания на Штефана, он быстро подошел к Роберту и что- то прошептал ему на ухо. Роберт кивнул и жестом руки отослал телохранителя из комнаты.
— Ребекка проснулась, — сказал он. — Она спросила, где ты. Пойдешь к ней или сказать ей, что ты спишь?
Покровительственный тон Роберта снова разозлил Штефана, и он не встал и не врезал своему шурину по зубам лишь потому, что все-таки уловил в его голосе доброжелательную интонацию.
— Попробую подняться к ней, — сердито ответил он. — Если сам не смогу преодолеть лестницу, позову тебя.
Лицо Роберта посуровело, но он ничего на это не сказал и ограничился лишь тем, что удивленно пожал плечами. Штефан встал, молча вышел из гостиной и направился на второй этаж. Он еще никогда не встречал такой длинной и крутой лестницы. На верхних ступенях Штефан был уже готов сдаться и позвать на помощь кого-нибудь из телохранителей. Быть может, он не сделал этого лишь потому, что ясно представил себе, как снисходительно усмехается Роберт проявлению слабости с его стороны.
Ребекка лежала, свернувшись калачиком, на огромной кровати и спала. Правой рукой она обхватила Еву, которая тоже спала, причем еще крепче, чем раньше. Ее дыхание было медленным и размеренным, а лицо было таким умиротворенным и расслабленным, что Штефан в первый миг почувствовал хотя и явно неуместную, но очень сильную зависть. Менее трех часов назад все они — не только Штефан и Ребекка, но и этот ребенок — отчаянно боролись за свою жизнь. Он до сих пор помнил, как бешено и гневно сверкали глаза Евы. Тогда она прекрасно понимала, что происходит, несмотря на то что ей всего лишь три или четыре года. Теперь же она спала так безмятежно, как будто ей никогда не угрожала смертельная опасность.
И вдруг Штефан почувствовал такую нежность к этому ребенку, что машинально присел на край кровати возле Ребекки и девочки, протянул руку и ласково погладил Еву по щеке.
В его душе все перевернулось. То, о чем он подумал, разговаривая с Робертом у ворот дома, распространялось и на нынешние его ощущения: он дошел до такого предела физических и моральных сил, что не был способен реагировать на окружающее адекватно. Все опасения и сомнения словно куда-то исчезли, и этого ребенка, которого еще несколько часов назад он с удовольствием лично отвез бы обратно в Боснию, Штефан теперь не просто считал родным — он любил его всем сердцем.
Штефан не мог понять, почему это произошло. Если его чувства вышли из-под контроля, то это вовсе не означало, что он перестал соображать. Однако чем дольше он — хотя и тщетно — пытался найти объяснение произошедшему в его душе перевороту, тем больше запутывался. Возможно, этот ребенок разбудил в нем инстинкт отца-защитника. А может, Штефан просто осознал, что потеря Евы будет означать для него и потерю Ребекки. Хотя нет, такое предположение все же не могло объяснить то, что с некоторых пор происходило со Штефаном. Он теперь уже не мог сказать, ради кого именно он боролся с таким отчаянием и героизмом. Ребекка была права: тогда он был готов пожертвовать своей жизнью, лишь бы задержать людей Баркова хотя бы на несколько секунд. Но действительно ли он пошел на это исключительно ради Бекки?
Хотя Штефан сейчас не смотрел в ее сторону, он почувствовал, как она открыла глаза и наблюдала за ним. Он повернулся к ней.
— Извини, — произнес он. — Я не хотел тебя будить.
— А ты меня и не разбудил, — возразила Ребекка. — Я не спала.
Штефан понимал, что не стоило спорить по поводу подобных мелочей, но укоризненно сказал:
— А тебе надо бы поспать.
— Разве у нас есть на это время?
Ребекка стала приподниматься с кровати. Ее движения были неуверенными и неловкими, и это еще больше выдавало ее изможденность, чем бледность лица и темные круги под глазами.
— Конечно, есть, — ответил Штефан. — Не переживай. Здесь мы в безопасности: Роберт прихватил с собой небольшое войско для нашей защиты… — Штефан пожал плечами. — Ну и для его защиты тоже. Он, похоже, наконец твердо решил проявить себя настоящим заботливым старшим братом.
Ребекка покачала головой.
— Ты его по-прежнему терпеть не можешь.
— Это неправда, — возразил Штефан. — Во всяком случае, я отношусь к нему не хуже, чем он ко мне.
— Но ты, тем не менее, привез нас именно сюда.
— А мне просто ничего лучшего в голову не пришло, — сказал Штефан.
Его слова были близки к истине — наверное, даже больше, чем он готов был признать. Столь нелюбимый им шурин в данный момент был, пожалуй, единственным человеком, от которого он мог ожидать хоть какой-то помощи. И неважно, исходя из каких соображений Роберт помог бы им.
— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался Штефан главным образом для того, чтобы уйти от темы под названием «Роберт».
