большая грудь и стройные бедра, что выгодно подчеркивалось розовым свитером из ангоры и узкой черной юбкой. Волосы отливали платиной.
— Подождите минутку, пожалуйста, — попросила она, улыбаясь и не переставая жевать огромный ком жевательной резинки. — Присядьте.
Она протиснулась мимо меня, стукнула костяшками пальцев в дверь с табличкой «Театральный агент» и вошла внутрь. Напротив располагалась точно такая же дверь, с точно такой же надписью; на стенах между ними висели десятки фотографий в рамках, — блеклые лица застыли в улыбках, как мотыльки под стеклом. Я оглядел их и обнаружил ту самую, из-за которой я и пришел сюда. Она находилась высоко на левой стене, между фотографиями женщины-чревовещателя и толстого мужчины, играющего на кларнете.
Дверь за моей спиной открылась, и секретарша сказала:
— Мистер Вагнер готов принять вас.
Я поблагодарил ее и вошел. Размером кабинет был в половину приемной и большую его часть занимал деревянный стол с отметинами от сигарет. Фотоснимки на стенах выглядели поновее, но улыбки были те же. За столом брился электрической бритвой парень в рубашке. «Пять минут», — произнес он, поднимая руку ладонью ко мне, чтобы я мог сосчитать пальцы.
Поставив «дипломат» на зеленый коврик, я уставился на юношу, заканчивающего бритье. У него было веснушчатое лицо и кудрявые, цвета ржавчины волосы. Очки в роговой оправе не прибавляли ни года к его двадцати четырем или двадцати пяти.
— Мистер Вагнер? — спросил я, когда он выключил бритву.
— Он самый.
— Мистер Уоррен Вагнер?
— Совершенно верно.
— Но вы же не могли быть агентом Джонни Фаворита?
— Вы говорите о папаше. Я Уоррен-младший.
— Тогда мне хотелось бы поговорить с вашим отцом.
— Вам не повезло. Он умер четыре года назад.
— Понятно.
— А в чем дело? — Уоррен-младший откинулся на обтянутую кожезаменителем спинку кресла и засунул руки за голову.
— Один из наших клиентов владеет полисом, в котором Джонатан Либлинг значится получателем наследства. В графе «Адрес получателя» указан адрес вашей конторы.
Уоррен Вагнер-младший рассмеялся.
— Деньги небольшие, — поспешно добавил я. — Это, скорее, причуда старого почитателя. Вы можете сказать, где мне найти мистера Фаворита?
Паренек хохотал как сумасшедший.
— Ну и дела! — фыркнул он наконец. — Тронуться можно. Джонни Фаворит — пропавший наследник!
— Откровенно говоря, я не вижу здесь ничего смешного.
— Неужто? Ладно, я обрисую вам картину. Джонни Фаворит не слезает с казенной койки в психушке на севере штата. Вот уже двадцать лет он похож на турнепс!
— Прекрасная шутка. А еще какие вы знаете?
— Вы не поняли. — Он снял очки и вытер глаза. — Мой папаша сделал крупную ставку на Джонни: он вложил все деньги, до последнего цента, в контракт, который выкупил у Спайдера Симпсона. И вот, когда он ухватил жар-птицу за хвост, Фаворита призвали в армию. А ведь уже были подписаны контракты на киносъемки и все такое прочее. Армия отправляет собственность ценою миллион долларов в Северную Африку и через три месяца возвращает домой мешок гнилой картошки.
— Очень жаль.
— Верно, чертовски жаль. А для папы тем более. Он так и не оправился после этого удара. Несколько лет он держался, не терял надежды, что Джонни поправится и вернется с помпой, подсластив ему пилюлю. Наивняк…
Я встал.
— Можете дать мне название и адрес больницы, где содержится Фаворит?
— Спросите у секретарши. Она должна знать.
Я поблагодарил его за потраченное на меня время и вышел. В приемной, пройдя кучу формальностей, я получил от секретарши записанный на бумажке адрес: «Больница памяти Эммы Додд Харвест».
— Вы бывали когда-нибудь в Покипси? — спросил я, засовывая сложенную полоску бумаги в карман рубашки. — Прелестный городок.
— Шутите? Я вообще не выезжала из Бронкса.
— Ну, а в зоопарке?
— В зоопарке? А что мне там делать?
— Не знаю. Но все-таки загляните как-нибудь. Тамошняя компания может вам понравиться…
Выходя из дверей, я на секунду обернулся и успел заметить разинутый в изумлении красный рот величиной с хула-хуп и бесформенный ком жвачки на розовом языке.
Глава девятая
На первом этаже Брилл-Билдинг, по обе стороны от дверей, располагалось два бара, выходившие окнами на Бродвей. Одним из них был бар «Джек Демпси», где собирались завсегдатаи боксерских матчей, а другим — «Тэрф», приют музыкантов и поэтов. Из-за синих зеркальных окон фасада он походил на мрачный и негостеприимный грот где-нибудь на Капри.
Внутри же это была обычная забегаловка. Я прогулялся вдоль стойки и нашел человека, который был мне нужен, — Кении Помероя, аккомпаниатора и аранжировщика еще с тех времен, когда меня и на свете не было.
— Как дела, Кении? — шепнул я, залезая на соседний табурет.
— Ба, Гарри Энджел, знаменитая ищейка! Сколько лет, сколько зим!
— Верно, Кении. У тебя пустой бокал. Погоди, я закажу. — Я помахал бармену и взял два «Манхэттена».
— Твое здоровье, малыш, — произнес он, поднимая бокал. Кении Померой был лысым толстяком с картофелиной вместо носа и комплектом подбородков, помещавшихся один под другим, как бы про запас. Он всегда носил пиджаки из грубой шерстяной ткани и кольца с розовыми сапфирами. Единственным местом, где я когда-либо встречал его, кроме репетиционного зала, была стойка в «Тэрфе».
Мы немного поболтали о старых временах, а потом Кении спросил:
— Каким ветром тебя занесло в наш притон? Гонишься за злодеями?
— Не совсем. Я работаю над одним делом, и ты мог бы мне помочь.
— Всегда рад, приятель.
— Что ты знаешь о Джонни Фаворите?
— Джонни Фаворите? По сути, ничего.
— Ты был знаком с ним?
— Не-а. Несколько раз был на его концертах перед войной. Последний раз в Трентоне, в Старлайт- Лаундж, если память не подводит.
— Ну а после войны не встречал? Скажем, в последние пятнадцать лет?
— Шутишь? Он ведь умер!
— Не совсем. Он в больнице, на севере штата.
— Что ж, если он в больнице, как я мог повстречать его?
— Иногда он покидает ее, — сказал я. — Ну-ка, глянь сюда. — Вынув из конверта фотографию
