салюта. Во всех окнах и дверях возникли скалящиеся волчьи морды и нахально лыбящиеся псевдочеловеческие хари.
– Ну как? – поинтересовался Соломон у беззащитных людишек. – Впечатляет? Что же мне теперь с вами делать? Отдать этим архаровцам на растерзание? Кстати, вы такой участи вполне заслуживаете. Вот только претят мне их кровавые забавы. А что, если создать из вас ударный отряд, который проложит дорогу бесам в срединный мир? Конечно, для этого придется изрядно поработать над вашей природой. Бесами в чистом виде вы, естественно, не станете, но лишитесь многих недостатков, свойственных человеческому роду. Добровольцы есть?
– Есть! – срывающимся голосом выкрикнул Димка. – Только он запоздал немного! Сейчас здесь будет! А мы уж все после него!
Холеная рука Соломона уже протянулась было в сторону Димки, которого Синяков изо всех сил пытался оттащить в глубь толпы, но быстро приближающийся треск мотоцикла отвлек его.
– К нам, кажется, и в самом деле пожаловали гости, – произнес он с фальшивым восторгом и отшвырнул прочь свою метлу.
Тем временем среди бесов, оставшихся снаружи, произошла какая-то заварушка. Сначала они злорадно взвыли, словно заметили добычу, саму идущую им в руки. Однако это преждевременное торжество закончилось переполохом, который обычно случается на птичнике в момент визита туда лисы. Бесы дружно отпрянули от окон лесопилки, а один зазевавшийся волчара кувырком влетел внутрь. Его хвостом, оторванным по корень, поигрывал Дарий, загородивший своим квадратным торсом весь дверной проем.
– Всем привет, – сказал он обыденным голосом. – Что за базар, граждане?
Держался Дарий подчеркнуто безучастно. Можно было подумать, что, проезжая мимо, он случайно заглянул на лесопилку и еще не успел составить мнения о том, что происходит здесь.
Однако Синяков, успевший достаточно хорошо изучить своего несостоявшегося свояка, ясно видел, в каком напряжении душевных и физических сил тот сейчас находится. Лицо Дария превратилось в сплошную окаменевшую маску, которую, наверное, и пулей нельзя было прошибить.
– Не ты ли будешь командиром этой трусливой мелюзги? – спесиво поинтересовался Соломон.
– Вроде того, – буркнул Дарий. – Только с выражениями попрошу поосторожней. Если что надо – спроси культурно.
– А ничего мне не надо! Уж извините покорно! – Соломон отвесил глумливый поклон. – Вот только никак не придумаю, что мне с твоими героями делать. С потрохами их сожрать? Или одну кровь выпить? А может, их в верблюжью колючку превратить? А тебя, соответственно, в верблюда?
– Я, между прочим, из твоих бесов тоже умею веревки вить. – Дарий откашлялся в кулак.
– Это ты к чему? – со зловещим весельем в голосе поинтересовался Соломон.
– Просто так. – Синяков мог поклясться, что в кулаке, который Дарий так и не убрал от лица, что-то зажато.
– Намекаешь, что и со мной можешь справиться?
– А ты никак напрашиваешься?
– Так оно и есть! – Соломон принял картинную позу циркового борца. – Померяемся силушкой?
– Ладно, получай первую затрещину! – Дарий не заставил себя долго упрашивать.
Он разжал кулак и дунул на него во всю силу своих необъятных легких. В сторону Соломона полетел стебелек травы с двумя остроконечными, уже подвядшими листиками. Летел он не очень быстро (ведь это вам не камень и не свинцовая гирька), но бес почему-то увернуться не смог, хотя и пытался.
Едва только стебелек коснулся его, как раздалось глухое – хрясь! – и тело Соломона с ног до головы покрылось глубокими продольными трещинами, словно древесина переспелого дерева.
– Наша взяла! – Димка от восторга захлопал в ладоши.
Однако радость его была преждевременной. Вновь раздался магический звук, но на этот раз сочное – чмок! – и Соломон приобрел свой прежний облик, только по-заячьи раздвоилась его верхняя губа, да один ус уполз куда-то к уху.
– Ничего не скажу, удар достойный, – произнес он голосом, еще более писклявым, чем раньше. – Не думал я, что эта травка где-то еще сохранилась.
– У меня в одном укромном местечке целая плантация имеется, – заверил его Дарий. – Если понадобится, на всех бесов хватит.
– Вот тут ты заврался, – перебил его Соломон. – Такая травка вырастает одна-единственная на целый лес, да и то не каждый год. Впрочем, мы отвлеклись. Очередь за мной. Ты готов?
– Всегда готов. – Дарий сплел из пальцев какую-то замысловатую фигуру и прикрылся ею.
– На здоровье не жалуешься? – Соломон явно не торопился.
– Только на аппетит.
– В таком случае на последствия не обижайся.
Бесу не было необходимости производить пассы или бормотать заклинания. У него все получалось само собой, с естественностью змеи, впрыскивающей жертве свой яд.
Дарий все еще продолжал держать пальцы в защитном замке, однако лицо его внезапно приобрело синюшный оттенок, а изо рта, носа и ушей хлынула кровь. Казалось, еще чуть-чуть – и он рухнет словно подкошенный. Однако прошла минута, потом другая, и Дарий, с трудом переведя дух, промолвил:
– Будем считать, что первый инфаркт я перенес на ногах… Спасибо, что не добил…
– Пробовал. Не вышло, – Соломон развел руками.
– И не пробуй больше… В следующий раз такой номер не пройдет… Тем более что для тебя следующего раза не будет.
Дарий утер с лица черную кровь, вперил свой взгляд в беса и, почти не разжимая губ, стал произносить короткие, звучные слова, явно не принадлежащие ни к одному из ныне существующих языков.
Каждое такое слово таило в себе некий грозный запредельный, недоступный человеческому пониманию смысл. Выстроенные в определенной последовательности, они могли влиять не только на живые существа, но и на неодушевленные стихийные силы. Знаменитые «мене, текел, упарсин…» были, наверное, из того же грамматического ряда.
Шум сражения на флангах сразу затих, а бесов, во множестве собравшихся у лесопилки, уже и след простыл. Даже на Синякова, которому эти слова вовсе не предназначались, они действовали как тяжелые и размеренные удары бича.
Именно при помощи таких слов жрецы допотопных культов усмиряли своих кровожадных богов, а ветхозаветные пророки останавливали светила. Откуда эти слова-мечи, слова-булыжники, слова-молнии попали в человеческий лексикон, можно было только догадываться.
Первое время Соломон еще крепился и даже отпускал по адресу Дария издевательские замечания, но вскоре Синяков стал замечать, что с каждым новым словом в бесе что-то меняется.
Сначала пошел на убыль прежний апломб, потом сгорбились плечи, а фигура утратила молодецкую стать. В конце концов дело дошло до того, что Соломон стал терять свою материальную сущность, постепенно превращаясь в бестелесный призрак.
Нужно было последнее усилие, одно-единственное завершающее слово, и владыка бесов перешел бы в разряд эфирных созданий, чье зловещее естество представляет опасность лишь для них самих, но тут силы вдруг покинули Дария.
Из его горла вдруг фонтаном хлынула кровь, и со стоном: «Все!» – он рухнул на корявые доски пола.
– Нельзя употреблять такие заклятия всуе, – произнес Соломон, мало-помалу приобретая былой облик. – Это то же самое, что баловаться с огнем. Если и не сгоришь дотла, то крепко обожжешься.
Хотя в поединке с Дарием он формально одержал верх, даже самому туповатому из солдат было ясно, какой дорогой ценой куплена победа. Если бы речь шла о человеке, а не о бесе-оборотне, то можно было бы сказать, что он в одночасье постарел лет на двадцать.
Погрозив кулаком толпе людей, сгрудившихся в центре лесопилки, Соломон доковылял до Дария и стал кружить возле него, как шакал возле раненого буйвола.
– Имей совесть, – с трудом вымолвил тот. – Следующий удар за тобой, но дай мне время очухаться.
– Какая может быть совесть у бесов, если ее и у людей-то давным-давно нет, – ответил Соломон. – Ты причинил много вреда нашему племени, а потому обречен. За твою жизнь даже объявлено
