была банальна и характерна для войны в Германии - технический персонал, обслуживавший этот истребитель, базировавшийся во французском авиаотряде, рядом с Берлином, частично был немецким, ибо того, что Германия встанет на дыбы предвидеть никто не мог. Когда все началось, кто-то из техников вывел из строя пулеметы на самолете. Причем сделал это с умом, чтобы не сразу обнаружилось. Оно и не обнаружилось до момента таки дирижабля, ибо практически сразу же после диверсии Сопвич был захвачен германским отрядом. Остальные успели упорхнуть, а этот, со свеженакрашенными крестами на следующие сутки совершил свой первый боевой вылет против 'Леон Гамбетты'. Он и сейчас его совершал, вернее сказать заканчивал, ибо предпринятая Германом Герингом атака сверху результата не принесла. Оставался единственный шанс, пролететь как можно ближе от корпуса дирижабля, в надежде, что кто-то из стрелков, в горячке боя прострелит обшивку собственного корабля.
Не прострелили. Трофейный 'Кэмел' вспыхнул раньше, когда до дирижабля оставалось меньше сотни метров. В последствии родилось две легенды - германская и французская, различие которых было только в одном - немцы утверждали, что Герман Геринг был жив, когда это все произошло, французы утверждали обратное. Стрелки верхних точек прекратившие стрельбу с замиранием сердца следили за происходящим. Время словно бы растянулось, и все плыло в замедленном темпе - гигантская сигара, маленький объятый пламенем комок пикирующий под углом на нее сверху. Вот шевельнулись рули 'Гамбетты', словно бы в предчувствии беды, и гигантское тело, творение графа Цеппелина дрогнуло, пытаясь повернуться от летящего огня, или не дрогнуло а просто померещилось, ибо таково было настойчивое, хотя и мимолетное желание свидетелей происходящего, но все тщетно - факел врезается в корпус огромной сигары, и небо раскрашивается всполохом вспышки, а затем яркого пламени горящей верхней обшивки. Лопнувший от удара шпангоут, и хлестнувшие во все стороны крепившиеся к нему тросы нарушили жесткость корпуса, и огромная сигара в падении складывается почти пополам, а затем словно окурок падает на город в район Ландсвергерштрассе и Гальповштрассе. Все.
Это было действительно все. Потом ближе к вечеру Глорх и Серб сумели посетить место падения обломков 'Гамбетты' - гигантские обугленные и оплавленные алюминиевые останки набора корпуса поразили воображение Вилли Хенске еще больше, чем недавний полет и боевые действия этого гиганта в Берлинском небе. И совершенно не важно, что пилот германского истребителя погиб. Обломки воздушного дредноута иногда оказывают гораздо больше влияния и значения чем действия целой дивизии. Бой в небе над Берлином видели все - и германские отряды, и части оккупационных войск, забаррикадировавшиеся по его районам. И если первые уверовали в то, что победить можно, то вторым в голову начали ползти панические мысли о том, что их здесь бросили. И результаты ночных боев это подтвердили - французы дрались как обреченные, но не с яростным ожесточением, а с каким-то фатализмом и неизбежностью смерти, все меньше любителей лягушек горело желанием героически погибнуть на чужой земле. Судьба Берлина и результата уличных боев в нем была решена. Решена на небесах. Решена свыше. Бог один и един, и он не может быть со всеми. Когда он с одними, то его нет с другими.
ЗНАКИ РАЗЛИЧИЯ ОХРАННЫХ БОЕВЫХ ОТРЯДОВ КРУПП-ВЕРКЕ.
Schutzmann - рядовой
OberSchutzmann - ефрейтор
RottenSchutzmann - старший ефрейтор
SharSchutzmann - капрал
OberscharSchutzmann - сержант
HauptSchutzmann - Фелдфебель
SturmSchutzfuehrer - лейтенант
ObersturmSchutzfuehrer - оберлейтенант
SturmhauptSchutzfuehrer - капитан
SturmbannSchutzfuehrer - майор
ObersturmbannSchutzfuehrer - подполковник
StandartenSchutzfuehrer - полковник
BrigadeSchutzfuehrer - бригадный генерал
GruppenSchutzfuehre - генрал-майор
ObergruppenSchutzfuehrer - генерал-полковник
Глава 45 Сентябрь 1919 года. Мы из Кронштадта.
Адмирал Колчак выругался так, что кто-то из стоявших рядом дружинников выронил из рук винтовку. Несмотря на оскорбление классиков марксизма, а также движущей силы революции и могильщика капитализма в России выражениями, которые вогнали бы в краску практически всех большевистских вождей из числа бывших маргиналов со стажем, никто не осмелился прерывать гневную тираду Командующего Флотом России. Обиднее всего было то, что готовность рабочих дружин героически погибнуть за освобождение России от иноземных ворогов, адмиралу Колчаку была нафиг не нужна. Ему были нужны специалисты, с которыми можно было воевать. Были корабли, но не было тех, кем эти корабли можно было укомплектовать. Точнее сказать, укомплектовать было можно, но до того слова, когда группу людей называют экипажем, было как до Парижа известным членистоногим. Федор Федорович Раскольников постарался на славу, выкосив ряды флотских офицеров, а его супружница, вместе с папашкой постарались превратить матросов Балтфлота в банду насильников и мародеров. Поэтому огромное количество вымпелов на Кронштадтском рейде означало лишь огромное количество вымпелов бесхозного умирающего железа. Кое-что по мелочевке успели умыкнуть поляки, но остальное, без надлежащего ухода и присмотра превратилось в неизвестно что. Конечно, проявив настойчивость можно привести материальную часть в порядок, можно также научить людей кидать уголь в топки котлов, можно научить заряжать орудия и из них стрелять, но все вместе, чтобы слаженно, чтобы корабль ожил и превратился в единый, могучий механизм - на это нужно не меньше двух лет. А вот этих самых семисот тридцати дней у Александра Васильевича и не было. Комплектовать экипажи, приходилось из черт знает кого - рабочих, гимназистов, юнкеров, некоторого количества бывших матросов, из числа тех, что не превратились в пьяных зверей, потерявших человеческий облик, сухопутных офицеров, и оставшихся в ужасающе малом числе флотских. Поэтому после некоторых мытарств адмирал принял единственно верное решение - не губить людей зря, ибо их и так до обидного мало - Колчак ограничился половинной комплектацией отдельных кораблей. Единственным исключением была подводная лодка 'Пантера' - единственная из ПЛ Балтфлота, находившаяся в более или менее боеспособном состоянии. Впрочем, и здесь адмирал был реалистом - с таким экипажем, и с такой матчастью у 'Пантеры' будет только один шанс из трех провести атаку, и уж совсем никаких шансов уцелеть. Четыре дредноута с артиллерийскими расчетами орудий главного калибра, и минимальным количеством экипажа - только для поддержания работы котлов обеспечивающих электроэнергией артиллерию главного калибра - то есть по сути плавучих батарей, а также несколько ополовиненных экипажей эсминцев, которые, Колчак намеревался попытаться использовать как брандеры ночью. Остальных желающих умереть за Россию комфлота определили на береговые батареи. В фарватере Морского канала были затоплены 'Андрей Первозванный' (адмирал настоял на возвращении старых имен кораблям) и 'Император Павел I'. Именно этому 'флоту' и предстояло стать той силой, которая должна остановить десант интервентов.
Уныло грязный восход высветил многочисленные дымы на западе. Вскоре начали появляться и мачты дредноутов. Опасаясь русских подлодок огромные корабли окруженные сворой эсминцев стали выписывать замысловатый зигзаг неуклонно приближаясь к заветной цели. Время от времени с борта снующих эсминцев и траулеров за борт летели глубинные бомбы, в надежде спугнуть или повредить русские подлодки. Александр Васильевич отпрянул внутрь боевой рубки линкора 'Петропавловск' и начал бормотать молитву. Первый рубеж бывшие союзники прошли. Да и кто бы сомневался, что укомплектованная с бору по сосенке единственная полуживая подводная лодка сможет остановить армаду бывших союзников, не уступавшую по численности Гранд-Флиту в Ютландском сражении. Однако молитва была прочитана преждевременно. 'Пантера' была еще жива. Впрочем, уже мертва, ибо экипаж 'Пантеры' пошел в атаку
