Алая кровь на белых крыльях

опытных солдат, ширина 5-10 саженей, глубина 4-6 футов. Волны вражеской пехоты, на подручных средствах и просто в плавь хлынули на наш берег и тут заговорили пулеметы, много пулеметов. К вечеру атаки прекратились, а Ворошилов еще не использовал резервы. Потери дивизии были около тысячи убитых и две тысячи раненых. Латыши потеряли только убитыми больше трех тысяч. Особенно большие потери дивизия понесла во время штыковых атак латышских стрелков, волна за волной выходили они из воды и бросались в жестокую атаку, положение спасли только пулеметы. Латышам не удалось захватить плацдарм, но в строю осталось две тысячи штыков и тысяча сабель, не считая артиллерии и бронепоезда Капитана Ордановича. У латышей осталось еще минимум шесть тысяч человек. Еще не победа, но соотношение лучше чем утром сегодняшнего дня. Ночью вернулась разведка из состава экипажа бронепоезда. Они принесли данные о дислокации войск противника и приволокли языка. Как выяснилось в 5-30 надо было ждать общей атаки. Ворошилов приказал в 5-10 нанести артиллерийский удар по разведанным целям, но в 5-00 на артпозициях началась стрельба, проводники из местных провели в тыл дивизии два батальона латышей и три батареи из четырех были захвачены. Единственная оставшаяся батарея трехдюймовок открыла огонь по латышскому штабу и накрыла его со второго залпа. 1й Железный конный полк завяз в бою за батареи, 2й конный полк ликвидировал прорыв противника в центре, но и сам полег почти полностью. Централизованное управление боем было нарушено с обоих сторон и поле боя все больше начинало напоминать хаотичную свалку, четко держались и тут вступил в дело бронепоезд капитана Ордановича.

Все выжившие после этого боя 'Ворошиловские стрелки' до самого конца службы никогда не снимали красные повязки с солнцеворотом. В поезде у Ордановича оказалось несколько сот упаковок данной амуниции пощитой когдато для не состоявшейся гвардии Троцкого. И капитан посоветовал Климу одеть на всех своих солдат эти повязки, что бы не стрелять в бою по своим. И когда бронепоезд 'Малахит' ворвался в самую гущу драки, артиллеристы и пулеметчики видели в кого стрелять, а в кого не стрелять. Латыши отступили от Яунтлатгале (ставшего снова Пыталовым) и ушли в глубь Латвийской территории. А 'Ворошиловские стрелки' зализывали раны. Потери были огромны, но приказ был выполнен.

Из детских сочинений:

'…Поляки были в 40 верстах. Мы, младшие кадеты, были возбуждены. У многих был замысел бежать на фронт. День 22-го декабря склонялся к вечеру, когда нам объявили, что в 8 часов вечера корпус выступает из города. За полчаса до отхода был отслужен напутственный молебен. И сейчас я ярко представляю себе нашу маленькую уютную кадетскую церковь, в полумраке которой в последний раз молятся кадеты. После молебна была подана команда выстроиться в сотни, где сотенный командир сказал несколько слов… У командира, который смотрел на кадет мальчиков, стоявших с понуренными головами, блеснули на глазах слезы. Видно было… что он искренно жалел нас. Наконец мы, перекрестившись на кадетскую сотенную икону, подобравши свои сумочки, тихо стали выходить из корпуса. Это шествие… напоминало похоронную процессию. Все молчали… Часов в 9 вечера мы вышли из города… нас нагоняли обозы… всадники, извещающие… что фронт недалеко, что большевики нас могут настигнуть…бодро ступали по дороге с винтовками за плечами… среди нас были слабенькие… мы ободряли, облегчали их, помогали нести вещи. Чувствовалось сильное воодушевление'.

'Особенно жалко было смотреть на малышей, среди которых попадались 8-ми и 9-ти лет… завернутые в огромные шинели, с натертыми до крови ногами, плелись за обозом… Кадеты помогали друг другу и шли, шли и шли'.

'Идти было очень трудно, особенно маленьким, которые плакали и часто падали в глубокий снег, но все-таки продолжали идти вперед'.

'Помещение отведенное для нас было очень маленькое, так что пришлось спать согнувшись на корточках или совсем не спать. Так проходили мы станицу за станицей, село за селом; дошли до Кущевки… Погрузившись на поезд, мы облегченно вздохнули'.

'Приехали в Новороссийск, где умер наш директор и еще много кадет'.

Глава 56 Осень 1919 года. 'Санация' Пскова.

Петр Николаевич Краснов посмотрел вслед вышедшему Иосифу Виссарионовичу и в душе облегченно вздохнул. Это было кощунством, ибо человек отправлялся на верную гибель, но Петр Николаевич ничего с собой поделать не мог. Он боялся этого грузина, боялся его тигриных глаз, боялся его манеры разговаривать. Было в этом Джугашвили что-то такое, что вызывало в нем глубокий страх. И дело было не в том, что Иосиф Сталин большевик, точнее сказать бывший большевик. От Сталина веяло чем-то нечеловеческим, если бы Петр Краснов был глубоко верующим, то он наверное сказал бы, что дьявольским. Именно поэтому генерал Краснов и одобрил идею Сталина, лично с небольшой группой товарищей пробраться в занятый оккупантами Псков и убить командующего экспедиционным корпусом генерала Фоша. Он одобрил эту самоубийственную акцию с изначально нулевым результатом. Нулевым, потому что в Пскове на данный момент никого кроме оккупантов не было. Все население было уничтожено физически, и древний полуразрушенный Псков по своей сути был полевым лагерем противника. Никого и ничего постороннего на его территории быть не могло. Чужие (для оккупантов) там не ходят. А именно чужим и собирался стать Сталин и группа его боевиков. А поэтому вечная память павшим героям!

В город Псков генерал Фош и силы его экспедиционного корпуса прибыли наступая вдоль железной дороги с юго-западного направления. Генерал Краснов и части русской армии, намеревались попасть в Псков также наступая вдоль железной дороги но с северо-восточного направления. Как в центре города обложенного тройным кольцом военных патрулей интервентов очутился Сталин не знал никто.

Капитан Шпишпишковецжецкий, один из потомков великого Костюшко (во всяком случае он так считал, и стремился рассказать об этом любому собеседнику) оказался единственным из оставшихся в живых офицеров, способный внятно и более или менее четко обрисовать обстоятельства взрыва здания генерал-губернаторского особняка, под обломками которого погибли офицеры штаба во главе с прославленным французским генералом. По словам уцелевшего капитана, незадолго до проведения совещания прибыл майор интендант с группой вольнонаемных еврейских грузчиков и привез в соответствии с заявкой радиостанцию, а также дизель-генератор, и два комплекта аккумуляторов к ней. С документами у прибывших все было в порядке, все необходимые отметки о допуске имелись, были и отметки о прохождении постов оцепления с указанием времени, подписью, расшифровкой звания и фамилии дежурных офицеров. Прибывшую группу пропустили внутрь здания и она установила радиостанцию в требуемом начальником связи месте. Аварийный дизель-генератор, баки с топливом, а также запасной комплект аккумуляторов установили в подвале. Начальник связи лично проверил работоспособность оборудования, после чего поставил в командировочном предписании отметку о выполнении цели командировки, разрешающую убыть из штаба в место расположение складов интендантской службы. Вообщем все было в полном порядке. До того момента, пока на тридцать пятой минуте совещания, не прогремел страшный взрыв превративший особняк в груду обломков, а офицеров штаба в кровавую пасту. В том, что это были евреи капитан Шпишпишковецжецкий не сомневался, у них были огромные носы и огромные кепки с большими козырьками. И разговаривали они на чистом идише. Капитан даже припомнил обрывок разговора рабочих:

- Слюшай Гоги! Ти совсем тупой да? Ти зачем рация мне на ногу опустила! Дюмаешь мне не больна да? Маму твою ишак! Переставиль, да? А теперь виходи отсюда, да?

Поиск майора интендантской службы, а также еврейских рабочих с указанными приметами результатов не дал.

Петр Николаевич Краснов, с некоторой дрожью в руках (ну боялся он этого Сталина! Что тут поделать?) прикрепил Георгия четвертой степени к гимнастерке товарища Саахова. И шагнул с следующему герою-диверсанту. Как удалось Джугашвили нагло и бесцеремонно средь бела дня заминировать штаб экспедиционного корпуса интервентов он так и не мог понять. Но факт остается фактом - оккупационные