«Честно говоря, в последнее время он совсем обнахалился», — покачало капюшоном одно из одеяний.
«Он что-то заподозрил, — сказало другое. — Вы заметили? Как будто почувствовал наше присутствие. Оглядывался, искал нас. Он… начал проявлять участие».
«Да, но… вся прелесть нашего плана в том, — откликнулось третье, — что он ничего не сможет сделать».
«Он способен проникнуть куда угодно», — возразило первое одеяние.
«А вот это не совсем так» , — ответило второе.
И с неописуемым самодовольством силуэты опять растворились в воздухе.
Снег падал все сильнее и сильнее.
Это была ночь перед страшдеством. В саду спали птички, и рыбы благополучно спали в прудах, ведь была зима.
А вот мышка за печкой не спала (вообще-то, никакой печки не было, а был камин, но ведь это не важно — правда?).
Она исследовала совсем не праздничного вида мышеловку. Которую, однако, поскольку надвигался праздник, зарядили жареной свиной корочкой. Запах сводил мышку с ума, и теперь, когда все вроде бы отправились спать, она решила рискнуть.
Признаться честно, мышь и не подозревала, Что перед ней мышеловка. Мышиное племя так и не усвоило пользу передачи информации от одного представителя вида другому. Мышат не водили к знаменитым мышеловкам, чтобы сказать: «Вот, смотрите, именно здесь скончался ваш дядя Артур». Поэтому ход мышиных мыслей был прямым и незатейливым: «Эй, какая вкуснятина! На дощечке с проволочкой».
Стремительное движение — и челюсти сомкнулись на кусочке свинины.
Вернее, прошли сквозь.
«Упс…», — подумала мышка, обернувшись на то, что лежало под проволочной скобой.
А потом она подняла взгляд на фигуру в черном, проявившуюся на фоне плинтуса.
— Писк? — спросила она.
— ПИСК, — кивнул Смерть Крыс. А что тут еще можно было сказать? Проделав необходимый ритуал, Смерть Крыс с интересом огляделся. В процессе исполнения своих крайне важных обязанностей, сопровождая мышей и крыс в страну Сыра Обетованного, где он только не оказывался: и на сеновалах, и в темных подвалах, и внутри кошек. Но это место было совсем другим.
Во-первых, оно было богато украшенным. С книжных полок свисали пучки плюща и омелы. Стены были увешаны яркими гирляндами — такое редко увидишь в мышиных норах и даже внутри самых ухоженных кошек.
Смерть Крыс прыгнул на стул, а оттуда — на стол, вернее, в бокал с янтарной жидкостью, который тут же упал и разбился. Лужа залила четыре репки и начала впитываться в лежащую рядом записку, написанную достаточно корявым почерком на розовой бумаге. Записка гласила:
Смерть Крыс отгрыз кусочек пирога со свининой — таков был порядок, ведь как ни крути, а он являлся воплощением смерти мелких грызунов и потому должен был вести себя надлежащим образом. По той же причине он усладил желудок кусочком репки — фигурально выражаясь, разумеется, поскольку у скелетов, даже у таких маленьких и в черных мантиях, желудок отсутствует как класс.
После чего Смерть Крыс спрыгнул со стола и побежал, оставляя пахнущие хересом отпечатки лапок, к росшему в углу комнаты дереву в горшке. На самом деле это было никакое не дерево, а большая голая ветвь дуба, но она была настолько густо увита остролистом и омелой, что так и сверкала в свете свечей.
Также на дубовой ветви висели блестящие украшения, разноцветные ленты и маленькие мешочки с шоколадными монетками.
Смерть Крыс взглянул на свое сильно искаженное отражение в одном из шаров, а потом поднял взгляд на каминную доску.
Одним прыжком он взлетел на камин и неторопливо прошелся вдоль расставленных там открыток. Его серые усики презрительно подергивались, когда он читал такой, например, текст:
Смерть Крыс понюхал вязанный чулок, который свисал с полки, почти доставая до каминной решетки. Огонь в камине уже превратился в несколько мрачно мерцающих угольков.
Смерть Крыс ощущал какое-то напряжение в воздухе, чувствовал, что очень скоро это место станет некой сценой, на которой разыграются некие, гм, сценки. Словно бы образовалась какая-то дыра, которую срочно следовало заткнуть пробкой…
Послышался далекий шорох. Из каминной трубы посыпалась сажа.