картиной, так как показал самого Везалия, красивого темноволосого молодого человека, который читает лекцию группе студентов. Его лицо обращено к читателю, левая рука крепко держит полурассеченную человеческую руку (см. рис. 94).
У Везалия были ошибки, но он показал истинное расположение кровеносных сосудов и строение сердца, хотя и не понял системы кровообращения. Тем не менее он перекинул мост между древней и современной анатомией, снабдил путеводителем новое поколение хирургов, пришедших ему на смену.
Алхимики
Примерно в то же время, когда Коперник и его собратья вырабатывали упорядоченную схему мира физического, достигла своего расцвета наука или искусство – наполовину шарлатанство, наполовину мудрость – алхимия. Это было познание, возникшее из мистицизма, но имевшее дело с солью земли. В XVIII веке, когда алхимия угасала, один француз, оглядываясь на ее более чем трехтысячелетнюю историю, так подвел ей итог: «Это история величайшего заблуждения и величайшей мудрости, на какие только способен человек».
Алхимические процессы были туманны и темны, частью из-за сложности их природы, частью из желания тех, кто ими занимался, скрыть от глаз непосвященных тайны великого Искусства. Алхимик не просто работал с металлами и химикатами, но был философом и мистиком, обследовавшим все аспекты мироздания в поисках универсального ключа к его тайнам. Считалось, что основы этого искусства были заложены богом Гермесом, отсюда и пошли термины, его определяющие: «Герметическое искусство» (алхимия) и «сыны Гермеса» (алхимики). Ею занимались в Древнем Египте и Китае, но европейские алхимики выводили происхождение своих правил от так называемой Изумрудной таблицы законов, найденной в пещере с мертвым телом Гермеса несколько эр спустя после Потопа.
В основе алхимии лежали поиски философского камня (см. рис. 95). Для людей, настроенных коммерчески, этот камень являлся всего лишь веществом, которое, будучи приведено в контакт с неблагородным металлом, превращало его в золото в десяти-, ста– или тысячекратном размере. Однако для истинного алхимика этот камень представлял собой нечто большее. Золота они хотели не из алчности, не ради его самого, а потому, что оно казалось людям совершеннейшим из всех металлов. Считалось, что любой металл был бы золотом, если бы можно было предотвратить его загрязнение примесями земли. Этот камень считался чистейшим веществом, идеалом, умевшим преображать примеси и загрязнения. Он стал бы Живительным Эликсиром, способным продлевать человеческую жизнь, возвращать молодость и здоровье. Он дал бы человеку возможность понимать языки зверей, проникать в дальние страны, исправлять порочных и злых, улучшать сельское хозяйство. Но важнее всего то, что он не являлся порождением Сатаны, но, будучи возгоном сырьевых источников, созданных Господом, не мог не быть здоровым и целительным. Его названия и описания бесчисленны так же, как надежды, на него возлагаемые: «Молоко девственницы», «Тень Солнца», «Сухая вода», «Желтая медь философов», «Брат змеи», «Великий магистр». Существует список, который приводит около шестисот имен. Подготовка к его получению называлась Малым трудом, а само изготовление – Великим трудом. Описаний процесса его получения множество, но они настолько полны загадочных символов и ритуалов, что понять их мог лишь алхимик.
Итак, обычные золото, серебро, сера и ртуть снова и снова подвергались очистке в «вазе Гермеса» – герметично запечатанном стеклянном сосуде, имеющем форму яйца. Полученные «философские золото, сера или серебро» вновь перегонялись со всевозможными ингредиентами, способными к превращению под воздействием тепла.
Многие алхимические сведения представлены в форме иллюстраций. Из-за того, что в процесс включены самые несоединимые вещи, картины странно напоминают сюрреализм ХХ столетия. Большинство иллюстраций обозначают химические процессы, то есть изощренная аллегория заменяет современные химические формулы. Так, четыре ступени нагрева, требуемые на разных стадиях Великого труда, предстают в виде четырех сидящих женщин, каждая из которых увенчана солнцем, а солнечное тепло обозначают четыре знака зодиака. Прославленные 12 ключей Василия Валентина суммируют в одном завораживающем ряду все, что есть в алхимии мистического, аллегорического и практичного. Имя Василий Валентин само по себе аллегория, весьма вероятно, псевдоним некоего монаха, жившего в конце XV столетия. Предполагалось, что ключи – это его последняя воля и завещание, что они есть руководство по процессу получения философского камня с первой до последней ступени, пригодное для тех, кто уже прошел предварительные этапы. Первый ключ показывает существенно важную очистку золота (см. рис. 96). Король означает металл, королева – серебро, волк – сурьму (разъедающий компонент), а старик – огонь. Короля следует скормить волку, которого затем подвергают обжигу, «…и этим процессом король будет освобожден и признан пригодным к первой стадии нашего труда». Последний ключ самый могущественный. «Тот, кто владеет тинктурой и незнаком с ее использованием, может вовсе ее не иметь. Посему двенадцатый, и последний, ключ должен открыть вам применение этого камня». Здесь Лев, который и есть сам Камень, сжирает змея (неблагородный металл), превращающегося в его плоть. Для философского камня было придумано много обозначений (эмблем), на одной из которых он выглядит как куб, рядом с которым растут семь цветов, означающих семь планет и связанные с ними металлы. Выше знак, символизирующий металлическую ртуть, по бокам которого расположены луна (серебро) и солнце (золото). Еще выше – знак феникса, заключенный в знак серы, а доминирует над всем этим венчанный король, в окружении огня и крови пеликана. Пеликан есть знак реторты, или перегонного куба (см. рис. 95).
На последних этапах своего существования алхимия стала прибежищем шарлатанов, похвалявшихся, что способны получить золото из любого неблагородного металла, а на самом деле великолепно умевших разлучать глупцов с их деньгами. В 1589 году упрямые жители Венеции оказали некоему Брагадини, одному из «алхимиков», честь, которую не оказывали и монархам. «Его осаждало такое количество принцев и лордов, что он находился в опасности, несмотря на то что его охраняло пятьдесят лучников. Он буквально расшвыривал золото лопатами». Были уверенные доклады, что Бригадини представил городу две ампулы с жидкостью, которая превратила ртуть в золото, ценой в шесть миллионов дукатов. «Безусловно, это покажется очень странным, но в это следует верить, потому что все делается так открыто, что сомнений не может быть». Спустя месяц после этого доклада Брагадини все еще не был разоблачен. «Позапрошлой ночью он изготовил два золотых слитка, каждый весом по фунту, в присутствии нескольких наших патрицианских старейшин. В этом деле не остается никаких сомнений».
Брагадини единственный из всей уймы фокусников действительно делал золото, пусть и не для своих нанимателей. То, как использует Бен Джонсон профессиональный жаргон этих мошенников в своем «Алхимике», свидетельствует, насколько широко были распространены их фокусы. Даже безграмотная аудитория знала достаточно, чтобы понимать ссылки и намеки на все эти грифоновы яйца, возвращение ворон, жирность земли и тому подобные многочисленные цветастые выражения всяких шарлатанов. Многих бросали в темницы, иногда их сжигали на костре, если раздраженные глупцы взывали к церкви, требуя наказать их не как алхимиков, а как магов и колдунов. Однако некоторым удавалось разбогатеть. Профессия вынуждала их кочевать, быстро ускользать, прежде чем жертвы обмана обнаружат, что дорого купленный философский камень стоит не больше того материала, из которого сделан. Именно такие проходимцы привели алхимию к бесславному закату, но в пору своего расцвета она внесла большой вклад в науку. В поисках философского камня алхимики исследовали всевозможные вещества, без конца подвергая их разнообразной химической обработке. Из этих экспериментов родилось обширное знание химии и минералогии. Однако по иронии судьбы основы современной химии заложил не алхимик-философ, а презренный проходимец, человек, искавший золото из материальной заинтересованности. И хотя философский камень ускользнул от чистых и нечистых алхимиков, в огнях их многочисленных очагов
