— Мне нравится эта песня.
Я взвизгнула и с ножом наперевес развернулась к Бесу. Не в том смысле, что когда меня пугают на кухне, я за него прям так сразу хватаюсь, я просто маслом блинчик смазывала.
Рик как-то подозрительно лениво улыбнулся, глаза почернели.
— Мне нравится, как ты танцуешь, — он мягко завел мою кисть с ножом за спину, склонился к виску. — И мне нравится, как ты выглядишь с этой игрушкой.
— Я не… он в руке был, а я испуга…
— Я понял. Но если вдруг решишь за мной с ним поохотиться, я не против, — он поцеловал мою перекошенную от шока физиономию, засмеялся и исчез.
Очнулась от ступора.
— Рик! Это же была шутка, да?!
Мне не ответили. Я выбросила нож в раковину. От греха подальше. И взялась отковыривать масло вилкой, не так удобно, но точно не так травмоопасно. Хотя если, к примеру, взять Катеньку, помнится, она как-то пыталась научить неразумную старшую сестренку, как правильно чайной ложкой выковырять человеку глаз… в целях самообороны само собой. Мне вот и тогда, и, в общем, до сих пор интересно, где она собиралась ложкой обороняться? И когда это в целях оборонения кто-то кому-то выковыривал глаз, да еще так зверски и хладнокровно? Черт! Бедный Гриша. Один в чужом мире и влюблен в Катеньку. Две катастрофы за раз.
Недовольно тряхнула головой. Чего это я? Нашла кого жалеть! Сам захотел… За шиворот никто не тащил, еще и рюкзаком с железками по чайнику настучали. Эх, Катюша. Может, оттого и понравилась? Кто его до нее бил? Рик, и тот толком не трогал. Вот мужика и потянуло на острое.
Тихо начала скучать по родителям, по папиной невозмутимости, по маминому командному тону, по сестренке. Есть расхотелось. Я дожарила последний блинчик и взялась мыть за собой. К слову, готовить с одной рукой гораздо проще. Кое-как намылила чашку из-под теста, половник, сковороду. Последняя предательски выскользнула, при попытке прополоскать ее водой, и неприятно грохнула об остальную посуду. Я зло матюкнулась, чем породила вихрь… Правильно, Рика.
— Что, маленькая?
— Ничего, — буркнула я, про себя обещая выкинуть сковороду к чертовой матери. Просто из вредности.
Теплые руки из-за спины накрыли мою ладонь, смыли с нее мыльную пену. Поднял меня на руки, молча вынес в зал, усадил на диван.
— Сиди тут.
Я, открыв рот, во все глаза смотрела на него. Исчез. Поскольку ничего толком не поняла, решила на всякий случай послушаться. Кто его знает? Может, сказала, что не то или сделала? Минут через десять вернулся, снова поднял, принес на кухню, усадил на стул, пододвинул к столу.
— Как закончишь, скажи, — и исчез.
— А так… я… это… как-то… не очень… Ага, — выдала я в пустоту не самую информативную в своей жизни речь.
За десять минут Бес успел вымыть посуду, сварить мне кофе, причем вкусно пахнущий кофе, и поставить все на стол. Я честно тихонечко пыталась переварить произошедшее, но мозг отчего-то отказывался принимать реальность. Осторожно попробовала напиток. Понравилось. Как умудрился?
Так и просидела в ступоре с золотой, по моим личным меркам, чашкой кофе ближайшие минут сорок, слушая грохот за стеной, пока Рик не появился сам.
— Ты почему не ешь?
Я подняла на него несчастные глаза.
— А… я и… не очень… — речь не спешила радовать хозяйку. Я протяжно вздохнула и снова испуганно на него уставилась. Он нахмурился, отодвинул с края стола все в сторону, поднял за талию и усадил на освобожденное место. Теперь серо-желтые глаза смотрели на меня внимательно, серьезно.
— Что?
Эх, сама б еще знала, как объяснить.
— Мне такого никогда не делали, — невнятно изрекла я.
— И все? — удивился Бес. — Ты поэтому так расстроилась?
— Я не расстроилась. За мной никто так никогда не ухаживал. Ну цветы там дарили, мягкие игрушки, конфеты — да, еще в кино водили, один раз в театр, а в шестом классе в цирк. На этом фантазия человеческой сильной половины заканчивалась, по крайней мере, той половины, представители коей попадались мне. А вот чтобы так… никогда, — я снова протяжно вздохнула и благоговейно уставилась на свою чашку, с которой почему-то не хотелось расставаться. Рик засмеялся искренне, от души. Забрал у меня изящное фарфоровое чудо, отставил в сторону, обнял.
— Маленькая моя.
Я закрыла глаза и растеклась в его руках.
30
За полторы недели произошли три важных события.
Закончили зеркальную спальню, Рик заставил меня смотреть на наше отражение и хуже всего, что мне это нравилось.
Подвал Бес переоборудовал под погреб для спиртного и забил его ромом до верху. Прямо не дом, а мечта алкоголика.
Мне все-таки разрешили снять гипс. Так, что к вечеру того же дня, когда нас принял хирург, я сидела на диване и разглядывала довольно интересный синеватый оттенок кожи. В общем, и раньше ломала конечности, а потому лично настояла на том, чтоб разрезал и разламывал ненавистную конструкцию Бес. Его сил на это с лихвой хватало, к тому же он со мной всегда аккуратный, нежный. То, что надо.
— Это пройдет, — успокоил он меня.
Я улыбнулась.
— Знаю. Не впервой.
Он небрежно откинул серое безобразие на новенький паркет, подтянул меня к себе, поцеловал. С готовностью откликнулась на ласку. Обняла обеими руками за шею. Так давно хотела это сделать. Серо- желтые глаза потемнели.
— А теперь ты выполнишь обещание.
— Какое? — не поняла я.
— Уже забыла? Так быстро?
Блин. Вот теперь вспомнила. Испуганно уставилась на него.
— Прямо сейчас? — сердце мгновенно провалилось в желудок и предательски затарилось там, где-то в области печени… или за ней.
— А когда? — черные глаза ясно говорили о назначенном мне точном времени, то бишь, выразительно так приказывали приступить к исполнению показательного выступления немедленно. Я ретировалась на другой конец дивана.
— Даже не пытайся.
Да я в курсе, что 'не пытайся'. У тебя попытайся! Лихорадочно соображала, что б такое придумать.
— Маленькая, ты обещала.
Вот это-то и пугает!
— Я не умею! — невпопад ляпнула я первое, что вкатилось в голову.
— Научишься, — хмыкнул Рик.
Замечательно! А поинтересоваться хочу ли я такими вещами заниматься, тебе в голову не приходит, да? Вот кроме желания слинять, ничего больше в себе не ощущаю. Кинула затравленный взгляд на
