коридору.
Распугивая поваров и служанок, которые, завидев ее, поспешно порскали в стороны, старая ведьма прогрохотала по скользким каменным плитам, прыжками поднялась по ведущей во двор лестнице и выскочила на аллею. Шаль развевалась у нее за спиной, а башмаки высекали из мостовой яркие искры. Оказавшись на открытом пространстве, она поддернула юбки и перешла в галоп. На главную площадь она вылетела из-за угла, затормозив обеими ногами с такой силой, что на взвизгнувшей брусчатке осталась длинная белая царапина.
Матушка успела как раз вовремя, чтобы увидеть, как Эск, вся в слезах, выбегает из университетских ворот.
— Магия отказалась действовать! Я чувствовала, что она там, но она уперлась и не захотела выходить!
— Может, ты слишком старалась? — предположила матушка. — Магия — это как рыбалка. Прыгая по берегу и бултыхаясь в воде, еще никто не поймал ни одной рыбины. Ты должна сидеть спокойно и ждать, пока рыба сама клюнет.
— Все только посмеялись надо мной! Кто-то даже сунул мне конфетку.
— Ну, значит, этот день все же принес тебе какую-то пользу, — заметила ведьма.
— Матушка! — обвиняюще воскликнула Эск.
— А чего ты ожидала? — спросила старая ведьма. — По крайней мере, они всего-навсего посмеялись. От смеха вреда не бывает. Ты подошла к главному волшебнику и начала выставляться перед всей публикой, а над тобой просто-напросто посмеялись? Ты делаешь успехи, это факт. Конфету ты съела?
Эск нахмурилась.
— Да.
— Вкусная?
— Ириска.
— Терпеть не могу ирис.
— Хм-м, — протянула Эск, — полагаю, ты хочешь, чтобы в следующий раз я попросила мятную?
— И не смей мне сарказничать, юная вертихвостка. В мятных конфетах нет ничего плохого. Передай мне чашку.
Еще одним преимуществом городской жизни, как неожиданно открыла матушка, являлась стеклянная посуда. Некоторые из наиболее затейливых снадобий требовали использования приспособлений, которые либо покупались по бешеным ценам у гномов, либо — если их заказывали у ближайшего стеклодува- человека — прибывали завернутыми в солому и обычно разбитыми. Матушка пробовала сама выдувать стекло, но от натуги ее разбирал кашель, что приводило к некоторым довольно странным результатам. Однако то, что в городе процветала профессия алхимика, означало, что здесь можно найти целые лавки, заполненные выставленной на продажу стеклянной посудой, а ведьма всегда сумеет выторговать себе скидку.
Матушка внимательно следила за желтоватой жидкостью, протекающей по извилистому лабиринту из трубочек и собирающейся в одну большую, тягучую каплю. Подхватив каплю кончиком стеклянной ложки, старая ведьма аккуратно стряхнула ее в крошечный стеклянный флакончик.
Эск сквозь слезы наблюдала за ее действиями.
— Что это? — спросила она.
— “Не-твое-дело”, — ответила матушка, запечатывая пробку воском.
— Лекарство?
— В некотором роде.
Матушка пододвинула к себе письменные принадлежности, выбрала перо и, помогая себе высунутым из уголка рта кончиком языка, с величайшей тщательностью заполнила ярлык, что сопровождалось многочисленными зачеркиваниями. Периодически матушка поднимала голову и некоторое время соображала, как пишется то или иное слово.
— Для кого?
— Для госпожи Герапат, жены стеклодува.
Эск высморкалась.
— Того самого, который плохо работает? Матушка посмотрела на нее поверх стола.
— С чего это ты взяла?
— Во вчерашнем разговоре с тобой она назвала его Старый Господин Раз-В-Две-Недели.
— М-мф, — отозвалась матушка и заботливо закончила предложение: “Развисти в адной пинте вады, адну каплю иму в чай и ниприменна надеть свабоднаю адежду и ищо штобы вы ни ждали некаких гастей”.
“В один прекрасный день, — пообещала себе матушка, — я обязательно поговорю с Эск на эту тему”.
Девочка проявляла крайне нетипичную несообразительность. Эск присутствовала на многих родах и не раз водила коз к козлу старой бабки Аннапль, но так и не сделала очевидных выводов. Матушка прямо терялась — она никак не могла выбрать подходящий момент, чтобы затронуть эту тему. Может, все из-за того, что в глубине души она чересчур тонка и ранима? Одним словом, матушка ощущала себя на месте коновала, который умеет ковать, лечить, выращивать и оценивать лошадей, но имеет лишь самое отдаленное представление о том, как на них ездить.
Она приклеила ярлык к флакончику и аккуратно завернула зелье в грубую бумагу.
Ну вот, самое время…
— В Университет можно попасть и другим путем, — намекнула она, искоса поглядывая на Эск, которая сердито толкла в ступке травы. — Ведовским.
Эск подняла глаза. Матушка скупо улыбнулась сама себе и взялась за другой ярлык. Заполнение ярлыков она считала самой трудной частью магических ритуалов.
— Но вряд ли тебя это заинтересует, — продолжала она. — Прямо скажем, не самая блестящая карьера.
— Надо мной посмеялись… — пробормотала Эск.
— Да. Ты говорила. Что ж, значит, еще раз пытаться ты не станешь. Я вполне тебя понимаю.
Наступило молчание, прерываемое только поскрипыванием матушкиного пера. Наконец Эск не выдержала:
— А этот путь…
— М-м?
— Он действительно приведет меня в Университет?
— Разумеется, — высокомерно отозвалась матушка. — Я же сказала, что найду способ проникнуть туда. К тому же — очень хороший способ. Тебе не придется утруждать себя уроками, ты сможешь разгуливать по всему Университету, и никто не обратит на тебя внимания — ты поистине станешь невидимкой. Ты там наведешь порядок. Но тебя обсмеяли, и вряд ли ты заинтересуешься тем, что я могу предложить… Или я неправа?
— Прошю, возьмите еще чашьку чая, госпожа Ветровоск, — предложила госпожа Герпес.
— Барышня.
— Просьтите?
— Барышня Ветровоск, — пояснила Матушка. — Три кусочка сахара, пожалуйста.
Госпожа Герпес пододвинула ей сахарницу. Хоть всякий матушкин визит она ожидала с нетерпением, эти посещения стоили ей немалого количества сахара. Рядом с матушкой кусочки сахара как-то не заживались.
— Очень плохо для фигюры, — намекнула домоправительница. — И, я слышала, для зубов.
— Фигуры, которая заслуживала бы упоминания, у меня никогда не было, а мои зубы могут сами о себе позаботиться, — хмыкнула матушка.
К сожалению, это было чистейшей правдой. Матушка маялась отменно здоровыми зубами, которых у настоящей ведьмы, по ее мнению, вообще не должно быть. Она по-настоящему завидовала бабке Аннапль, живущей за горой ведьме, которая аж к двадцати годам умудрилась потерять все зубы и могла с полным
