— Да уж, не стоит, — согласилась капитан. — Поскольку девушку найдут утром связанной, тебя обвинят в насилии, на лбу твоем выжгут клеймо и наложат денежный штраф. А, поскольку она твоя падчерица и ты муж ее матери, тебя обвинят в кровосмесительстве и вырвут раскаленными щипцами твои половые органы.
— Это будет до или после сдирания кожи? — на всякий случай решился уточнить я.
— Последней всегда идет казнь, прямо приводящая к смерти, — любезно объяснила юная девица. — Твое наказание будет происходить, скорее всего, в течение нескольких дней. В первый из них тебя отходят кнутами и проткнут язык раскаленным гвоздем. На второй — отрубят руки и перевяжут раны, чтобы не дать умереть. Не третий — оторвут половые органы; и, лишь на четвертый — сдерут кожу и дадут умереть. Хотя, если судьи сжалятся над тобой, они могут совместить отрывание и сдирание в один день, дабы уменьшить твои страдания.
— Было бы очень милостиво с их стороны, — удрученно согласился я и на некоторое время в каюте нашей царило тягостное молчание, но тут явилась маленькая Трина и, вновь кинувшись мне на шею, принялась одаривать поцелуями.
— Ах, мой ласковый и милый папочка, — лепетал наш нежный ребенок. — Ну не чудесно ли, что мы все вместе. Неужели лучше тебе было бы остаться с той ужасной женщиной и играть с ней, нежели с Глазками?
С улыбкой согласился я, что никакие женщины на свете не смогут заменить игр с нашей рыжеволосой спутницей, и, что, поскольку сегодня я ужасно устал, то предпочту играм сон, но уже завтра же непременно поиграю в нашу игру с ними обеими.
— Эй, Бес В Ребро, — рассмеялась Глазки. — Быть может я и не откажусь приласкать то, что столь благополучно избежало раскаленных щипцов. Быть может, я даже разрешу Трине попробовать, коль скоро ее уже долго гложет любопытство по этому поводу. Но не слишком ли быстро ты забыл о том, что поклялся виселицей не нарушать пиратские обычаи? Мы-то находимся в море.
— Знаешь, мой добрый друг Быстрые Глазки, — откровенно признался я, — сегодня ты нарассказывала мне таких ужасов, по сравнению с которыми, виселица кажется не самым плохим, что может ждать меня впереди.
33
Меж тем плавание наше проходило своим чередом и я ознакомился с целью предпринятого ватагой похода. Оказалось, что мы не меньше, не больше, как наняты.
Случилось так, что лет десять назад, во время бестолково и отнюдь не победоносно проведенной войны с язычниками, наше королевство чудом отбило у тех некую древнюю святыню дварфов. Король дварфов, прослышав про это, тогда же предложил несметное количество денег, но наш король, весьма кичившийся тем, что в столице его собрано так много святынь и религиозных символов различных народов, в гордыне своей, пренебрежительно отказал в продаже. Трудолюбивые усердные дварфы покручинились и ввели у себя особый налог, с целью собрать еще больше денег дабы однажды все-таки купить то, что было им столь дорого.
Денежные же дела нашего нынешнего величества пришли тем временем в такой упадок, что в этом году величество это согласилось уступить дварфам святыню за деньги вдвое меньшие тех, что они некогда предлагали. И вот, не так давно, дварфский король с несметной кучей золота переплыл Внутреннее море и выкупил реликвию к вящей радости своих подданных.
Предприятие это проходило в непрестанном отражении пиратских атак ибо, всякий из капитанов вольных мореплавателей, прослышав про путешествие, непременно желал испытать удачу. Поэтому, их дварфское величество решило не искушать судьбу и нанять при обратном пути кого-нибудь из пиратов для охраны, справедливо полагая, что друг с другом они воевать не будут. Поскольку же ватага Свирепой Акулы, на тот момент, была во Внутреннем море самая многочисленная, выбор пал на нас. Немало помогло и то обстоятельство, что, среди прочих узников, мы освободили с каторги на Сапфировых островах нескольких дварфов, а уж они-то и связали нас со своими соплеменниками.
Прошла неделя и совсем неподалеку от столь злосчастного для меня порта Смоляная Пенька, где общался я с мерзким бароном Зубень, корабли нашей ватаги, коих насчитывалось семь, встретились еще с двумя, на которых было численностью не менее двухсот дварфов.
Дабы сбить со следа возможного врага, некоторое число дварфов распределили по нашим кораблям — понятно же, что любой злоумышленник первым делом решит, что святыня везется именно там, где находятся представители этого народа.
Возможно так же, что дварфский король не доверял нам до конца, но в этом, должен заверить, он был не прав. Еще на первой сходке в Жемчужном, где я по причине женитьбы присутствовать не смог, наша ватага единодушно решила, что, хотя дварфы и славятся своей прижимистостью, слово их — крепче камня. И, уж коль скоро, король их пообещал нам хорошие деньги, значит и мы должны держать свое слово до конца.
На борт «Морской Кобылки» припало подняться шестерым дварфам с огромными секирами, обряженным в отличнейшие кольчуги и прочий боевой доспех. Прибытию их все были рады, ибо каждый знал, что, хотя моряки они никудышние — даже для столь важного предприятия корабли свои они наняли у Лиги Вольных городов — зато бойцы отменные и один из них стоит трех, а то и четверых наших.
Я же со своей стороны, будучи знаком с обычаями и привычками этого народа по книгам, строго на строго предупредил всю команду, чтобы не вздумали называть их, как обычно у нас водится, гномами или карликами, ибо сердит это дварфов необычайно.
Во многом, возможно, из-за такого уважения, дварфам и их командиру, достойному Грату, — был он самый высокий из них и достигал мне почти до груди, хотя в плечах превосходил по ширине в два раза — на борту у нас понравилось.
То, что капитаном у нас девица их даже не удивило, поскольку в их собственном королевстве представительницы женского пола иногда занимаются такими делами, кои мы по неразумности сочли бы только мужскими — я имею в виду горное и кузнечное дело.
Маленькая же Трина, которой я, в свое время, не мало рассказал сказочных историй о дварфах, вызывала в них столь много умиления, что они часами могли говорить с ней, рассказывая о своей стране и чудесных городах, расположенных, главным образом, под землей.
Путешествие по морю наши гости переносили отлично, не страдая ни от морской болезни, ни от однообразия питания. Уж если и тяготило их что-либо, так это — как признался достойный Грат — невозможность посетить ежевечерне баню, ибо это в дварфских поселениях любимое и всеобщее времяпровождение.
Я же нарадоваться не мог, тому, как легко на этот раз мы зарабатываем свою добычу, хотя, признаюсь, нет-нет, но иногда вспоминал сколь жестокосердно поступил со своей приемной дочерью и, особенно, мольбу ее Богам, чтобы я никогда не вернулся из своего похода.
Ах, если бы моя милая падчерица добавила при этом о том, что имеет в виду возвращение именно в Жемчужный. А в нынешнем виде мольба эта приобретала очень и очень зловещий смысл. Быстрые Глазки успокаивала меня, как могла, но все же, забыв на время об этом проклятии девицы, над которой я столь бесцеремонно надругался, я, рано или поздно, в мыслях моих, возвращался к нему.
Поэтому, когда однажды, во второй половине дня, на горизонте вдруг появились черные, как смола, паруса над быстрыми остроносыми судами, и наблюдатель с мачты истошным голосом закричал о том, что видит флот язычников, я даже не удивился.
— О, Боги! — воззвал я, до боли сжав рукоять висевшего на поясе кинжала. — Неужели вы покараете так много ни в чем перед вами неповинных и, в общем-то, неплохих людей только из-за того, что в их общество затесался один лгун, клятвопреступник, фальшивомонетчик, насильник, кровосмеситель и святотатец?
