брачную ночь.
— Быть может, мне просто не хочется, чтобы рядом со мной валялся в постели какой-нибудь самодовольный мужлан. И не просто валялся, но и обладал мною, — призналась она поправляя платье. — О, как хотелось бы связать свою судьбу с натурой тонкой, нежной, способной по настоящему любить и сопереживать.
В ходе дальнейшей беседы выяснилось, что девица обожает поэзию и даже сама пишет стихи. Это была очень длинная и еще не законченная поэма о двух подругах, живущих на каком-то сказочном теплом острове, где-то во Внутреннем море и о том, как они самоотверженно любят друг друга.
Всю неделю мы занимались с ней чтением этого произведения вслух, спорили о рифмах и эпитетах. Девица оказалась необычайно умна и время я провел с превеликим удовольствием, хотя, клянусь, заглядывать к ней под платья мне — увы! — больше не пришлось.
— Только учтите, — предупредил я ее напоследок. — Подобные отношения не длятся достаточно долго. И на избранном вами пути ждет вас немало разочарований. Загляните-ка вы на Дорогу Сорока Монастырей в Обитель Вечной Святости и передайте привет матушке-настоятельнице от старца Светоча. Уж, если кто вам и сможет помочь, так это она и ее сестры. Нигде больше не видел я отношений между девицами, столь напоминающих описанное вами.
Ученица моя заинтересовалась и обещала над этим подумать. Я же с чистым сердцем заверил родителя в ее невинности и посоветовал предпринять какую-нибудь поездку, желательно в благочестивых целях, — авось, девица развеется.
Весьма довольный собой, я явился домой, но не успел, по обыкновению своему, развалиться поверх постели, как раздался стук в дверь. Глазки отсутствовала, пребывая в гостях у жены местного судьи, дети с прислугой отправились гулять, так что открывать пришлось самому.
Гостьей оказалась шестнадцатилетняя девица — дочь одного из местных толстосумов. Как раз сегодня я должен был ужинать у него в гостях.
— Сударь, вы — чудовище! — прямо с порога произнесла она.
Я несколько опешил.
— Послушайте, добрая девушка, у меня нет никаких сомнений относительно вашего девства. Так я и сказал вашему батюшке не далее, чем вчера за обедом, — возразил я. — Стоит ли меня бесчестить?
— Ах, не стройте из себя невинно обиженного! — криво усмехнулась она. — Все, кому надо, давно уже знают, что девственность можно купить у вас за пять золотых, отданных вашей жене!
— Придется мне поговорить с женой и выяснить, что это за такие странные слухи, — изобразил удивление я. — Вы то на что сердитесь? Вы — самая настоящая девственница, причем тут пять золотых?
— Я вам нравлюсь? — взглянув на меня в упор спросила она.
Я признал, что она, несомненно, привлекательна.
— Прекрасно, — на пол сразу упало несколько булавок: с такой поспешностью девица стала избавляться от платья. — Вот это стоит пятидесяти золотых?
— Послушайте, э-э… Метта, — я, наконец-то, вспомнил как ее зовут. — Это стоит и большего, но я не в состоянии дать вам таких денег, как бы мне не хотелось.
— Отлично, — сказала она. — Это я даю вам пятьдесят золотых таким образом. Вы согласны?
— Вы сами только что сказали, что мои, так называемые, услуги клеветники оценивают в пять золотых, — смущенно напомнил я. — Причем же здесь пятьдесят?
— Не притворяйтесь невинной овечкой и скажите же, куда мне лечь или что вообще делать? — потребовала Метта. — Вы прекрасно знаете, что речь идет о моем отце!
Я отвел ее в нашу с Глазками спальню и уложил на кровать, попытавшись, однако же, уяснить:
— Причем же здесь ваш отец? Я не определяю этого у мужчин, да и глупо как-то ожидать, что, став вашим родителем, он остался в девственниках.
— Притом, глупец, что мой отец — самый богатый в городе человек, и, прожив во вдовстве пять лет, он хочет связать свою жизнь с особой целомудренной. Как я узнала, обе мерзавки, таскающиеся на наши ужины вот уже три дня к ряду, заплатили вашей жене по пятьдесят золотых. И только у единственного человека, который по-настоящему достоин быть моей новой матерью, нет и никогда не будет таких денег. Берете вы то, что я предлагаю или нет?
84
— То есть, — дошло наконец до меня. — Если я правильно понял, та, которую вы хотели бы видеть своей мачехой, тоже не девственна, в то время, как ваш батюшка ищет…
— Молчите, глупец! — приказала она. — Вы ее мизинца не стоите. Она старше меня всего на шесть лет, но опекает меня уже десять лет, с тех пор, как устроилась к нам моей нянькой. Когда лет восемь назад дела моего отца пошатнулись, от нас ушли многие, но не она. После же смерти матушки, нет у меня более близкого человека. Ее ли вина, что еще в детстве она полюбила уходившего воевать человека, а он не вернулся и не смог сделать ее своей законной женой? Сегодня я плачу за эту, единственную в ее жизни ночь.
— Ах, Метта, — утирая слезы вздохнул я. — Если бы ты знала, как хочется мне отказаться от твоей девственности! Я совсем готов подтвердить невинность этой особы перед твоим отцом и без всяких от тебя жертв. Проклятый Инкуб, в кого ты превратил меня? Милая моя девица, если бы ты знала, как нужно мне твое девство! Но ведь, беря его, я чувствую себя так, как будто вымогаю у несчастных их последнее!
— Какая тебе разница, что вымогать — золото или девство, — презрительно усмехнулась девица. — Поклянись лишь, что ты сегодня же подтвердишь непорочность моей будущей матери!
Я поклялся, а о том, что произошло дальше, говорить не буду. Было ли это приятно — да. Вспоминаю ли я об этом, сравниваю ли с чем-то — нет. Но до сих пор мне жаль, что моей двадцать второй девственницей оказалась именно эта девица и при именно таких обстоятельствах.
На прощанье я остановил Метту у двери, перекрыв ей выход плечом и достал из кармана золотой.
— Я понимаю, что ты чувствуешь по отношению ко мне, — сознался я. — Возьми это и сохрани. Каждый раз, когда он попадется тебе на глаза, помолись за меня. Возможно, ты избавишь меня от того, чтобы я стал еще хуже, чем есть на самом деле.
— Какое мне дело до того, каков ты на самом деле, — усмехнулась она. — Ведь у нас с тобой сделка, не так ли? Я отдала тебе все, что у меня было, теперь же постарайся ты.
Когда пришла Глазки, то встретил я ее в весьма расстроенных чувствах.
Выслушав мой рассказ, она помрачнела:
— Слушай, Бес, мы, и впрямь, занимаемся здесь самым настоящим вымогательством. С той только разницей, что не мы приходим к развратным девицам требовать деньги, а они сами обращаются к нам, зная, что мы можем их разоблачить. В этом же случае, ты сам виноват. Ты не должен был принимать ее жертвы.
— Милая Денра, — сознался я. — Каждый раз, сделав подобное, я и сам говорю себе о том, что не должен был. Но почему, почему же у меня никогда не хватает сил отказаться от этого в тот момент, когда ничего непоправимого еще не совершено?
— Успокойся, — сказала она. — Лето уже началось, еще немного и мы навсегда распрощаемся с этим городом.
Тем же вечером, за ужином, после непродолжительной беседы с хлебосольным хозяином, когда он завел речь на несколько щекотливую для него тему, я ответил следующим образом:
— Добрый мой сударь, нет сомнения, что все три гостьи, о которых вы меня спрашиваете, девственны. Однако же, давайте говорить честно, вам, в ваши годы, любая из них принесет приятствие, ведь все они гораздо моложе вас. Каково же будет вашей дочери, которая сегодня, пять лет спустя после смерти матушки, уверен, все еще очень горячо переживает эту потерю? Заметили ли вы, с кем, из всех названных вами кандидаток, единственно, общается ваше дитя? Когда я женился вторично, так взял такую
