представлялось.
Коплан задумчиво раздавил в пепельнице сигарету.
Помолчав, он продолжил:
— Держите меня в курсе дела. Вместе мы постараемся действовать аккуратно. В ожидании следующего раунда вы можете заполнить свой досуг ознакомлением с досье, подготовленным для вас Службой.
Он принес картонную папку.
— Я не требую, чтобы вы заучили содержание этого досье наизусть. Здесь общие сведения, касающиеся сферы, в которой трудится Кониатис, и для профанов это совсем нелегко. Но главное для вас — освоить словарь и ключевые понятия этой специфической отрасли экономики… Кое-какие познания, пусть элементарные, в области мировых рынков сырья и редких металлов позволят вам при случае с большей эффективностью уведомлять нас об интересующих Службу вещах.
— Понятно,— кивнула она с полнейшей серьезностью.
— Судя по вашим отметкам, вы неплохо усваиваете новое. Надеюсь, задача окажется вам по плечу.
— Я люблю учиться.
Он протянул ей досье и с улыбкой добавил:
— Что ж, не стесняйтесь, вы найдете, чем насытить свою ученическую страсть. А я пойду на доклад к Старику. Думаю, достижения его новой сотрудницы приведут его в восторг.
— А вы? Вы довольны?
— Должен ли я понимать вас так, что вы коллекционируете комплименты?
— Вот уж нет! Но я очень ценю ваше мнение.
— За первое практическое упражнение я ставлю вам «10» — по десятибалльной системе. Поставил бы больше, да шкала исчерпана.
— Верно! — засмеялась она.
Она тоже встала и потянулась за пальто, сумочкой, пачкой «Кента» и папкой.
— Хочу попросить вас об услуге,— вдруг сказала она.
— Слушаю вас.
— Вчера, во время нашего небольшого совещания, я заметила, что мадемуазель Лорелли зовет вас Франсисом. Можно и мне называть вас по имени? Еще я заметила, что, прощаясь, вы поцеловали ее.
— Это моя лучшая напарница, мы с ней натворили немало дел. Она мне все равно что младшая сестра, если хотите знать.
— Я, конечно, еще не достигла этой стадии.
— Почему же, моя маленькая Моник. Я к вам уже привязался. Даже слишком, между нами говоря.
Он притянул ее за плечи и запечатлел на ее щеке братский поцелуй, после чего со странной улыбкой распорядился:
— А теперь — марш к себе! Я, знаете ли, не сверхчеловек. Я слеплен из того же теста, что и этот паршивый счастливчик Кониатис…
Глава VII
Кониатис явился в условленное время в отменном настроении: его темные глаза сверкали, голос, несмотря на жизнерадостные нотки, слегка дрожал.
— Я еле дождался встречи,— признался он, присаживаясь рядышком с Моник.— Надеюсь, я не заставил вас ждать?
— Нет, я только что пришла.
Заведение было практически пустым. Тихая, вкрадчивая музыка делала роскошь полукруглого зала почти осязаемой. Появившемуся как из-под земли официанту Кониатис заказал виски. Перед Моник уже стыла чашка чая.
Какое-то время Кониатис молча взирал на Моник с жаром, который он сам счел бы неуместным, если бы взглянул на себя со стороны. Потом, улыбнувшись, он прошептал:
— Представьте себе, я пережил престранные мгновения. Когда в Орли вы попрощались со мной, я почувствовал себя как в тумане…
— Скорее как в облаках,— уточнила она, сохраняя серьезность.
— Можно сказать и так. Самолет летел сквозь облака… Но туман сгустился у меня внутри. Я никак не мог прийти в себя, осознать себя во времени и пространстве. Все казалось нереальным, сказочным: наша встреча, чудесный вечер вдвоем… И в довершение всего я совершенно не мог вспомнить ваше лицо, а ведь совсем недавно мы были вместе! В голове вертелся такой круговорот образов, один ослепительнее другого, что я боялся лишиться рассудка… А ведь я отнюдь не мечтатель, можете мне поверить!
Он вновь посмотрел на нее и добавил:
— Так что сами понимаете, как я спешил увидеть вас. И вот вы здесь, еще более прекрасная, чем я мог вообразить.
— Я тоже хотела поскорее увидеться с вами. И, кстати, сомневалась, придете ли вы.
— Я человек слова.
Она смущенно опустила глаза. И спустя мгновение раздался ее ясный, искристый смех:
— Я заметила это!
Внезапно она заговорщически положила ладошку на руку Кониатиса. Этот простенький жест выражал так много, что у Кониатиса закружилась голова.
— Вы очаровательны, моя дорогая, только и смог вымолвить он.
Воцарилась многозначительная тишина, и в течение нескольких секунд они сидели не двигаясь, но натянутые как струны. Такие мгновения ведомы одним лишь влюбленным, для них одних такое безмолвие переполнено звуками и движением, как цветущее дерево, кишащее птицами.
Моник мягко высвободила руку, завладела сумочкой и выудила оттуда свой верный «Кент». Кониатис щелкнул зажигалкой.
— Ваш багаж готов? — спросил он у Моник.
— Да, но я предупреждала вас, что мой вечерний туалет не дотягивает до «Диора». Просто черное платьице.
— Я опасаюсь только одного, дорогая моя: как бы вы не оказались слишком красивы. Если пожелаете, сначала заедем на такси ко мне. Потом, уже в моей машине,— к вам и оттуда — прямиком в Довилль. Уже к ужину мы сможем быть там.
— Как хотите. У меня всего один чемодан, и тот невелик.
Часом позже черный «ягуар» Кониатиса мчал их в сторону Нормандии. Ночное небо затянули облака, и ни одна звезда не могла пронзить своим слабым светом эту влажную завесу.
Кониатис вел мощный автомобиль быстро и уверенно. «Ягуар» несся, как снаряд, выпущенный из пушки. Время от времени, когда требовалось сбавить ход, Кониатис прерывал молчание и интересовался:
— Вам хорошо?
— Очень,— отвечала его спутница.
— Все так же отказываетесь от музыки?
— Я предпочитаю тишину. Но если вам хочется включить радио, не обращайте на меня внимания.
— Мне тоже нравится тишина.
Они покрыли 200 километров в рекордный срок.
Остановив машину перед нормандской аркой из красного кирпича, Кониатис заглушил мотор, потушил
