упорно делали вид, что все-таки следуют за ритмом, слышны были порой обрывки фраз, представляющих собой извечные мужские маневры: увидеть вас снова… одиночество… зачем пускать на самотек…
«Так, так. На будущий год на позиции будут свадьбы,— подумал Эспинак.— Все-таки они, быть может, идут слишком уж напролом, но они все такие славные, а главное — пусть они веселятся».
Однако его собственный задор угас. Он вздрогнул. Меланхолия никогда не была ему свойственна. Завистливый взгляд, брошенный одной некрасивой и не слишком молодой женщиной из дверей карточного зала на кружащиеся пары, увлекаемые фокстротом, отрезвил его. Он пошел на жертву. Женщина была чрезвычайно неловкой и танцевала очень плохо. Ему сразу стало скучно. Что это с ним сегодня вечером? «Еще одно танго,— сказал он себе,— и я пойду за Анной». Он вооружился терпением. Но лишь только кончилась эта первая его каторга, как он поручил партнершу Кунцу и поспешил отправиться в бар.
Анна примостилась на подлокотнике кресла мужа, который сидел, обхватив ее за талию одной рукой, другая его рука была занята очередным стаканом. Ее глаза были устремлены на дверь. Она ловко высвободилась гибким движением.
— Вы человек долга и слова, майор. Но вы пожалеете о своей роли отличного хозяина дома, если поведете меня танцевать вопреки моему желанию. Предупреждаю — для вас это будет пытка.
Ее голос звучал наигранно. Под непринужденными, равнодушными словами ее шутливого разговора чувствовался порыв, который ей хотелось скрыть. Сколь ни мало проницательны были компаньоны ее мужа, но и они почувствовали, как в их атмосферу гауптвахты ворвалась струя свежего ветра. Даже Брюшо удивился:
— Да что ты такое говоришь? Ты танцуешь очень хорошо.
— Вы прекрасно знаете, Луи, что я не танцевала уже лет десять, а это скоро забывается.
— Хорошо, хорошо, не сердись! Ох уж эти женщины…
Она выскользнула из комнаты.
— А сколько майору лет? — спросил судебный следователь.— Он кажется таким молодым для своего звания.
— Сколько лет?… Столько же, сколько и мне, черт возьми,— сорок! — недовольно ответил Брюшо.
— А-а! Он кажется таким веселым, таким доброжелательным. Должно быть, он очень приятен как командир.
— В этом нет никакой его заслуги,— отрезал капитан.— Когда вам все в жизни улыбается, то в этом не будет недостатка. Бармен, я хочу поучить тебя ремеслу… Ты смешишь меня своими благотворительными микстурами. Сейчас я покажу тебе коктейль, один наперсток которого способен свалить с ног… я назвал его «калибр 75» — как пушку, и это будет почище всяких антраша.
А тем временем Анна и Эспинак танцевали.
Незанятая пока группа лейтенантов четвертой роты собралась у камина, где завязался оживленный спор.
— Скажите-ка, дети мои,— начал Легэн,— у Анны с майором в самом деле флирт?
— Нет,— решил Кунц.— Шеф — парень слишком прямой, слишком привержен традициям, слишком «масштабен», чтобы волочиться за женой подчиненного.
— Это, конечно, так, но если у него на несколько лье в округе нет вышестоящего начальника, а природа берет свое…
— Что ж, он может заинтересоваться женой какого-нибудь гражданского.
— Все дело в том, что у них есть дочери, но не жены, то есть не женщины в библейском значении этого слова, к тому же все они порядочны до ужаса. Именно так обстоят дела. А я не представляю себе сеньора д'Эспинака в роли местного жениха с цыпочкой лет двадцати из буржуазного семейства.
— Тогда он останется с носом,— отрезал Капель,— поскольку Анна, в конце концов,— тоже порядочная женщина. Вы слишком поспешно судите о ней, вам не кажется?
— Конечно, старина, конечно, успокойся,— подхватил Легэн.— Я не высказал еще никакого предположения относительно жены нашего Цезаря. И все же глянь-ка на них. Признай, что лицо у этого донжуана не такое, как всегда. Я никак не ожидал увидеть его танцующим душещипательное танго, хохочущим, как сумасшедший. И я тебе говорю, если бы он не держал себя в руках, он закрыл бы глаза и уткнулся носом в золотое руно Анниных волос. Посмотри-ка туда. Его голова только что совсем склонилась, и он поднял ее судорожным движением, как человек, который засыпает, сидя в электричке.
— Балда,— сказал Капель.— Просто им нравится танцевать, и у них обоих есть чувство ритма, несмотря на отсутствие практики.
— Все гораздо сложнее, старина. Удовольствие, которое они сейчас находят в танце,— не технического и не артистического порядка, я тебе гарантирую. Если только такие вещи можно определить, я готов держать с тобой пари на месячное жалованье.
— Пусть она хоть раз развлечется немного, несчастная женщина, оставьте вы ее в покое,— вмешался Кунц.— Пришел и ее черед.
— Она вовсе не развлекается, ей грустно до слез. Как раз это мне кажется самым тревожным,— заключил Легэн.— Во всяком случае, всего яснее в этом деле то, что собственный наш флирт, единый и неделимый, от нас ускользает. Хочу попробовать сделать вылазку, чтобы нам снова завладеть им.
— У тебя в руке полбутылки шампанского, да ты выпил уже бутылку. Тебе это будет трудновато,— пошутил Капель.
Расточая любезности и весьма грациозно, может быть чуть переигрывая, он полонил дочь владельца местной кузницы; живость и ненапыщенность девушки, похоже, покорили его.
Однако, уже позевывая и ворча, в танцевальный зал волнами, одна за другой, начали выплескиваться игроки в бридж. Между двумя поколениями завязались споры о том, который теперь может быть час, что вызвало неудовольствие у обеих сторон. Наконец наиболее авторитарная чета сумела увести свою чересчур безвольную дочь. Шум их отъезжающего автомобиля способствовал тому, что остальные родители усилили натиск, и это сыграло решающую роль в их победе.
Брюшо, поддерживаемый с фланга судьей, высунул физиономию из дверей бара. Он был пьян на свой манер — стал негнущимся и торжественным. Вдруг глаза его загорелись. На пороге виллы рядом с Эспинаком, с которым раскланивалась, благодаря его за вечер, очередная партия гостей, стояла Анна. Они бросались в глаза, потому что оба очень выделялись из толпы, и это как-то сближало их.
То ли случай, то ли какое-то инстинктивное движение, или внезапная потеря присущего им чувства такта, обнаружившая их желание быть вместе, соединили их здесь, но получилось так, что они стояли рядом и прощались с гостями, рассыпаясь в любезностях и отвешивая поклоны, как будто были четой хозяев.
— Что это она там выламывается,— зарычал Брюшо,— корчит из себя хозяйку дома. Это неприлично, неприлично!
Он мыслил импульсивно, не анализируя, как это бывает с пьяницами. Но произнесенное им слово, выразившее мысль, породило в его затуманенном спиртным мозгу грубую, неистовую реакцию, не адекватную причине, которая вывела его из себя. Челюсти его сжались. Судья, осознавая опасность взрыва, взял его под руку и нерешительно предложил ему выпить на посошок. Он почувствовал, как все тело Брюшо дрожит.
— Анна, надевай шляпу. У тебя ее нет? Тем лучше, так мы быстрее уйдем отсюда.
И Брюшо вмиг увел ее.
Это был заключительный аккорд вечера. К счастью, свидетелями этой сцены были почти исключительно офицеры батальона. Им ничего больше не удалось узнать о взаимоотношениях супружеской пары Брюшо. У них хватило чувства армейского товарищества не комментировать случившееся. Эспинак переборол возникшее было раздражение, ему удалось убедить себя, что все это большого значения не имеет.
Однако оказалось, что он совершенно не хочет спать. Когда разошлись последние гости, а денщики стали заниматься генеральной уборкой первого этажа, он присел ненадолго под крытым порталом подъезда. Он боялся бессонницы, как страшатся ее те, кому ни разу в году не приходится потратить и пяти минут на то, чтобы заснуть.
Ему необходимо было привести в порядок мысли: он был недоволен собой, взволнован, взвинчен.
